Три смерти и Даша (СИ)

— А откуда ты?

Я решила все‑таки докопаться до правды, насколько это возможно. Вот, ведь, стало любопытно, называется. И почему я раньше не спросила?

— Откуда я? Постой, я же раньше помнил. Я еще у профессора соус такой ел, который якобы там сделан. Говно, кстати, редкостное. Но, я съел. Я все ем. Как бы мне говно не начать есть при таком подходе. Хотя, нет, не начну, наверное. Я же не слепой.

— Ну, а соус‑то как назывался?

— Майонез.

— Так, ты из Майона?

— Нет, из Прованса. Хотя, какая теперь разница.

— А..?

— Нет, теперь я буду спрашивать. Когда ты за мной придешь?

— Мне это неведом конец твоего срока. Думаю, как любое чудовище, ты проживешь долго.

— И за что мне это?

— Не знаю. Честное слово, не знаю.

— Эх… — погрустнел дядя Витя.

— А хлебушка у тебя, как всегда нет?

— Как всегда.

Он ушел, а я отправилась дальше по своим делам. Нет, все‑таки, какая весна! Даже не знаю, говорить ли Даше, что уже скоро, скоро, скоро.

С каждым днем Лика становилась все беспокойнее. Она часто оглядывалась на улице; проверяла, нет ли кого‑нибудь в подъезде, прежде, чем выйти из дома и с подозрением вглядывалась в лица прохожих. Она знала: скоро ее придут убить. Именно об этом говорило Дашино предупреждение в виде мертвого голубя. Только она не сдастся просто так. Она даст убийцам отпор. Или, в самом худшем случае, произнесет эффектную и запоминающуюся фразу перед смертью.

Лика думала, что ее волнение совсем незаметно со стороны, поэтому никто не сможет оценить, как мужественно она переносит удары судьбы, даже такие тяжелые. Антон думал иначе. Не заметить Ликин страх было просто невозможно. Он знал, чего, вернее — кого она боится. И не знал, чем ей помочь. Вернее, как помочь наверняка он знал, но надеялся, то до этого не дойдет.

Антон прекрасно понимал всю беспочвенность Ликиных страхов: ну, зачем какой‑то девочке — подростку ее убивать, даже если их отношения нельзя назвать дружескими? Да и как она это сделает, даже если вдруг на такое решится? Да и предупреждение, в виде мертвого голубя (б — р-р, гадость, на нем, наверняка, куча разных паразитов), честно говоря, показалось ему несколько надуманным.

Чтобы лишний раз удостовериться в том, что Лике ничего не угрожает, он стал наблюдать за Дашей и Лейлой. В лицо он их знал (однажды, во время прогулки, они увидели девочек издалека и Лика их ему "представила"). Но вывод, благодаря частым наблюдениям он сделал тот же самый: Лике ничего не угрожает. По крайней мере — со стороны этих девочек.

Вообще, Антон давно понял, что в психушке Лика оказалась не по ошибке. Большинство Ликиных страхов не только не имели под собой реальной почвы, но и были, мягко говоря, несколько странными для психически нормального человека. Да и эти вечные "грызы", с которыми она постоянно "боролась". И ее шумные друзья, вечно ведущие какие‑то "магические войны".И странные ритуалы, которые они пытались провести. И страх перед тенями и сгустками тьмы (кто бы знал, что это за сгустки).

Но, несмотря на все это, Антон ее любил.

В женском отделении царило какое‑то странное оживление. Большинство пациенток прилипли к окнам и, подобно спортивным болельщицам, выкрикивали: "Катя, мужик! Катя, мужик!"

"Катя — мужик?" — удивился было Рома, шедший к ней под каким‑то предлогом. Но, увидев пациенток, облепивших окна и оживленно наблюдающих за чем‑то на улице, сорвался и побежал. На улицу. К Кате.

— За мной тоже придет Он — с гордостью заявила одна из пациенток, указывая на стоящего за спиной у Кати мужчину в черном. Другие пациентки согласно кивнули.

"Иногда даже жаль, что я не курю," — подумала Катя, глядя в окно.

"А‑то бы вышла. На улице‑то как хорошо! Впрочем, что мне мешает?"

Катя улыбнулась а направилась к выходу. Улыбнулся и мужчина с желтыми глазами, ждавший ее возле больничных ворот. Не улыбался только Он (насильственная смерть), шедший ей навстречу.

Улыбаться Катя не переставала. Какая весна! Как давно она не испытывала этого чувства. Чувства весны. Она подставила лицо солнечным лучам, расслабилась и ни о чем не думала. В сторону больницы она не смотрела и не видела пациенток, отчаянно стучащих в окна и кричащих. Не видел она и оборотня, подкрадывающегося к ней. А, поскольку у нее не было проблем с психикой, то и Смерть не видела.

Оборотень был рад: у него получилось. Раз уж ему не удалось в ту дымчатую ночь — удастся сейчас. Тогда ему помешал тот странный парень — Рома. Якобы муж, которого у нее нет. А сейчас ему не помешает никто. Даже Рома, хоть он и недалеко.

Зачем Катя ему нужна, оборотень и сам толком не понимал. Наверное, как всегда, чисто из спортивного интереса. Адреналина на ночной охоте ему давно уже не хватало, вот и решил днем попробовать. Да и баба красивая. Что еще надо?

В это время Катя повернулась к нему и застыла в изумлении, иронически улыбаясь. В этом состоянии ей все казалось очень забавным. Она смотрела на него, он — на нее. Оборотень не торопился. Пациентки заволновались возле окон. Они видели, что вместе с оборотнем к Кате все ближе подходил мужчина в черном.

Это видели не только пациентки женского отделения почти в полном составе, но и один пациент мужского. И он не смог этого так оставить потому, что во — первых был благороден от природы и воспитания, во — вторых — потому, что был давно влюблен в Катю. Однажды он даже поцеловал ей руку и прочитал стихотворение Бориса Поплавского, после чего Катя старалась как можно реже бывать в мужском отделении.

Он не понял, почему она его испугалась: телосложение он имел хлипкое, носил очки и обладал внешностью типичного интеллигента, да, собственно, им и являлся.

А сейчас он распахнул раму, рывком вынул решетку и поставил ее на пол, прислонив к стене. Открывать вторую раму ему было лень, поэтому он просто разбежался и выпрыгнул в закрытое окно.

Катя и оборотень обернулись на звон стекла. Пациент легко приземлился (прыгал он со второго этажа) и, отряхнув с себя осколки, направился к ним.

— Вы…Вы… Что вы себе позволяете? — крикнул он оборотню, энергично жестикулируя.

Оборотень посмотрел ему в глаза.

— Оставьте даму в покое! Немедленно! И…Вон от сюда! Вон!

Катя обернулась к оборотню. Его уже не было. Он решил, что связываться с этим сумасшедшим — себе дороже.

А пациент взял за руку все еще улыбающуюся Катю: "Пойдем."

Их, идущих, взявшись за руки и увидел Рома, когда выбежал на крыльцо.

Рома стоял на крыльце и тяжело дышал. Пациент с гордым видом вел свою даму. Катя улыбалась. Мужчина в черном ушел очень удивленным. Пациентки махали ему вслед из окон.

— Ты представляешь? — сказал Он.

— Представляешь — я сегодня пришел и не понадобился! Какой‑то псих все сорвал в последний момент! Представляешь! Разве так бывает?

— Бывает иногда, — ответила я.

— Вспомни хотя бы Дашу. Она ведь должна была умереть уже давно. Но, не умерла.

— Да, ее судьба — умереть насильственной смертью. Я помню, что должен за ней прийти.

— А ведь скоро уже.

— Да. Совсем скоро.

— Жалко ее.

— Жалко. Интересно, в этот раз не сорвется?

— Думаю — нет. А ты считаешь — может?

— Ну, мало ли… В тот раз сорвалось же. И вообще, меня в последнее время почему‑то не оставляет чувство, что я что‑то забыл…Точнее — про кого‑то забыл. А вот когда — не помню.

Дина пришла к Лике и Антону без предупреждения и застала хозяйку очень подавленной. В последнее время ей становилось все хуже и хуже. Она была уверена, что скоро умрет и понимала, что бессильна что‑либо сделать. Взгляд ее потух, прежняя активность сменилась полнейшим равнодушием ко всему. Лика сидела в кресле и тусклым взглядом смотрела прямо перед собой.

— Что с ней? — шепотом спросила Дина у Антона.

— Не твое дело, — так же шепотом ответил Антон.

Дина села перед Ликой на пол, взяла ее за руки и посмотрела в глаза.