Кукла на троне (СИ)

Я согласна с вами. А теперь хочу выйти на улицу и увидеть, как идет реставрация дворца.

"Там совершенно не на что смотреть, ваше величество. Мастеровые трудятся, слуги убирают парк..."

Стирают кровь с дорожек? Разбирают камнеметы? Сгребают ядра и обломки стрел? Я хочу взглянуть на это. Хочу увидеть, как хоть кто-нибудь делает что-то полезное!

"Всенепременно, ваше величество! Вы сможете гулять, сколько угодно вашей душе, но прежде извольте рассмотреть эскизы платьев..."

Шестьдесят четыре?

"Сто девяносто, ваше величество: каждый наряд - в трех вариациях. Мастера красоты помогут вам сделать выбор, однако вы должны увидеть все эскизы своими глазами. Выйдет конфуз, если однажды вам подадут неугодный вашему величеству наряд. А также нижайше просим вас взглянуть и на эскизы обуви. Всего семьдесят два варианта, все до единого достойны вашего августейшего величества. Некоторые представлены не рисунками, а натуральными образцами. Для наглядности приглашены девушки, телосложением и формой стопы немного похожие на ваше величество. Лучшие образчики обуви и платьев вы сможете увидеть в движении на живых моделях..."

На что похоже одиночество? На черную крупицу среди белого песчаного пляжа. На голоса сотен людей, что звучат неразличимо, как один-единственный голос. Парфюмы... будет неблагоразумно... традиция... нижайше просим... народ будет счастлив... изволите видеть... парадная молитва... согласно ритуалу...

Что стоит за громкими словами о долге? Бесконечная череда мелких, пустых, никому не нужных обязательных дел. Такая, что хочется бежать без оглядки: в Уэймар, в Стагфорт, в рытье пещер, в сгребание осколков, в страх, в отчаяние... Куда угодно, во что угодно, но никогда больше не делать бесполезного!

Как меняется смысл слов от бесконечного повтора? Ваше величество должны... Вашему величеству следует... Ваше величество должны... Вашему величеству следует... Становится ли смысл глубже? Острее? Яснее? О, нет! Он тупеет и тяжелеет, обретает неумолимую ритмичность водяного молота. Поднимается с оборотом мельничного колеса и рушится на заготовку. Должны! Поднимается, влекомый течением реки, - и падает. Необходимо! Поднимается - и вниз, сминая железо. Никак невозможно! С каждым оборотом - ваше величество! На каждый удар - должны!

Ни одиночество, ни страх смерти, ни потеря близких не могли сделать того, что легко сотворил механический повтор. За месяц подготовки наследница престола была выжата, расплющена, лишена малейших признаков своеволия. Государственная машина - даже такая искореженная и поврежденная, какою сделал ее мятеж, - без труда обтесала наследницу, придала ей нужную форму и вынудила вращаться в верную сторону от трех простых слов:

"Ваше величество должны".

* * *

Дня коронации Мира не запомнила.

Она все сделала как нужно. По крайней мере, никто не сказал слов: "Вашему величеству не следовало..."

В памяти остались лишь два эпизода.

Герцог Ориджин похвалил ее парфюм:

- Прекрасный аромат, миледи. Запах женщины, а не короны.

Герцог был наряжен в белое с серебром, блестел, как острие шпаги, и выглядел на десять лет моложе, чем в дни осады. Он вызвал у Миры глубочайшее омерзение... Но он говорил как человек, не механизм. Его голос она выделила бы из любой толпы.

А после парадной молитвы дряхлая архиматерь Эллина забыла благословить императрицу: молча пялилась бледными пустыми глазами. Минерва растерялась и, в свою очередь, забыла заплакать. Пауза все тянулась, мать Корделия шипела Эллине: "Ваше святейшество! Ваше святейшество!", - а та пряталась где-то в глубине себя и только шмыгала носом, сопливым от холода. Тогда Мира взяла ладонь архиматери и тронула ее пальцами свой лоб. Зачем-то сказала от имени Эллины:

- Долгих лет силы и власти. Рука Янмэй на вашем плече.

И сама же ответила:

- Всем сердцем служу Праматерям и народу.

Ночью, когда все кончилось, Мира напилась.

Была пьяна трижды в жизни. Первый раз - здесь же, во дворце, на летнем балу, тысячу лет назад. Второй - в Уэймаре, с нерадивыми солдатами графа Виттора. Третий - снова во дворце. Только в этот раз не по случайности, а целенаправленно, методично, с ясной целью: заглушить грохот механического молота. Ваше величество должны!.. Нет, не сейчас. А если и должна, то все равно ничего не могу, кроме жалеть себя и пить стопку за стопкой. И плакать - вот когда пригодился порошок на ресницах.

Минерва, ты - ничтожная плакса. Отец отрекся бы от тебя, Адриана бы стошнило. Да что там, меня и саму тошнит, еще как. Зато я знаю одного человека, кто оценил бы. Нора из монастыря Ульяны - вот кто умеет жалеть себя! Мастер слез, магистр самоуничижения! Тебе, Минерва, еще учиться и учиться. Но теперь ты знаешь верный способ расплакаться: надень корону - зарыдаешь.

Она пила, и становилось так тепло. От хмеля, от жалости к себе, от собственной шутки, от того, что назвала себя по имени... Минерва!.. Как же красиво меня зовут! Хоть что-то, но есть во мне красивое. Минерва Джемма Алессандра!.. Ваше величество... В холодную тьму это величество! Я - леди Минерва! Самое прекрасное имя во всей Империи Полари! Леди Мне... тьфу! Язык заплетается. Нужно чрево... чередовать: вечер пафоса, затем вечер пьянства. Иначе подводит язык...

А теперь я выпью за свое чувство юмора. Ведь оно есть, несмотря ни на что! Имя, чувство юмора, склонность к пьянству - кое-что от тебя прежней осталось, а, Минерва? Не все расплю... распще... разбито о наковальню. Добавила бы еще любовь к кофе, но это глупость. Кофе помогал думать, а теперь к чему это? Я - императрица. Мое дело - носить платья и пахнуть. Мышление - для бедняков!

Дорогая Минерва, как же сильно я люблю тебя! За имя, за чувство юмора, за все, что не расплющилось.

И до чего же тепло...

* * *

Назавтра, вспоминая этот вечер, она думала: вероятно, нечто подобное чувствуют любовники, оказавшись в постели. Любовь, тепло, все возможно и никаких лишних мыслей. Если так, могу понять, почему им хочется этого снова и снова.

Похмелье, конечно, взяло свое. Если верить романам, оно и у любовников бывает: проснуться в одной постели - не всегда так же радостно, как вместе уснуть. Но Мира вспомнила один из житейских советов Инжи Прайса и потребовала, не вставая с постели:

- Принесите орджа. Сейчас же!

"Вашему величеству не следует", - ответила машина ртом кого-то из прислуги.

- Моему величеству не следует? Вы указываете императрице Полари?! Надеюсь, меня подвел слух!

Фраза вышла далеко не такой звучной, как хотелось: Минерву ужасно тошнило, через два слова она глотала слюну. Но слуга понял намек, улетел стрелой и за минуту вернулся с чашей напитка. Она выпила. Тошнота улеглась, блаженное тепло заструилось в жилах. Как хорошо!.. Теперь я точно знаю, о чем любовные романы: это изысканная метафора для крепкой выпивки!

"Первый секретарь просит ваше величество принять его", - скрежетнул механизм, доставивший ордж.

- Пускай заходит.

"Но ваше величество в постели!.."

- Надо же, вы заметили...

К приходу секретаря Мира успела выбраться из постели, облачиться в халат и усесться за туалетный столик. Спасительный кубок орджа она не выпускала из рук.

"Ваше величество, желаю доброго утра. Его светлость лорд-канцлер нижайше просит вас подписать указы о назначении..."

- Его светлость - кто?..

"Лорд-канцлер Эрвин София. Герцог Ориджин вчера произведен в это звание высочайшим указом вашего величества."

- Неужели?..

"Вы поставили подпись под указом."

- Но текст составил сам герцог? Надо же, он тоже любит красивые слова...

"Ваше величество, лорд-канцлер просит утвердить назначения."

Секретарь сунул ей ворох бумаг. Мелькнула мысль: вот оно - важное. Государственное дело, о каком ты мечтала. Прочти, вникни: что за должности, что за люди? Встреться с каждым, опроси, проверь. Конечно, все они - ставленники Ориджина, тут нет сомнений. Но они могут быть умницами, мастерами своего дела, а могут - тупыми вояками, взятыми лишь за собачью преданность герцогу. Разберись, Минерва. Вычеркни тупиц, карьеристов, солдафонов. Если герцог хочет ставить своих людей, то пусть хотя бы выберет достойных.