Выбравший бездну

— Брось возмущаться, — посоветовала ему веревка. — Сам как будто никогда не творил никакой чепухи.

— Ну, творил, — признал он. — Но я никогда не делал ее по своему образу и подобию. По-моему, это кощунство — наделять совершенную форму убогим содержанием, да еще создавать ее из плотного вещества. Такая форма заслуживает божественной искры.

— Божественную искру нельзя использовать в работе. — Веревка повернула узелок вслед прошедшим мимо животным, которые направлялись к двум растущим посреди поляны деревьям. — Но если они вдруг съедят плод с одного из этих деревьев… Какая неосторожность — оставлять их здесь без присмотра.

Маг весело засмеялся.

— Плоды с этих деревьев — самые невкусные из того, что растет в саду, — сказал он. — Умышленно, наверное, чтобы никто зря не ел. Но хотелось бы мне увидеть физиономию рыжего, если это случится!

— А что, по-твоему, тогда случится? — полюбопытствовала веревка.

— Ну, если они съедят плод с древа бессмертия, то ничего особенного. Получатся две бессмысленные бессмертные зверюшки. Кажется, они безвредны, тогда пусть живут в саду до конца пробуждения — кому они помешают? Все равно они потом не проснутся — после ночи Единого просыпаются только творцы. Но если они съедят еще и плод с древа познания добра и зла, вот тогда… — Он не договорил фразу, пожав вместо этого плечами.

— Что — тогда?

— Они, наверное, получат божественную искру и со временем разовьются в таких же, как мы. Станут бессмертными творцами и будут вместе с нами встречать дни и ночи Единого.

— А если они съедят плод только с древа познания добра и зла?

— Тогда они тоже смогут достигнуть этого, но будут привязаны к саду Эдема. Иначе они ничего не успеют познать — существа из плотной материи неустойчивы, их короткой жизни будет слишком мало для этого. — Маг провел рукой по снежно-белым волосам. — А это мысль! Представляешь, какая получится шутка, как этот рыжий попрыгает? Нужно только, чтобы они съели оттуда хотя бы один плод.

Веревка заинтересованно уставилась в спины животным. Она всегда была любопытной.

— Ты говоришь, эти плоды невкусные?

— Ну, не такие, чтобы их нельзя было съесть. Уговорить бы этих зверюшек, но я не смогу стать видимым для них без магии, а если я применю ее, поднимется такой переполох! Талеста, может быть, ты попробуешь уговорить их? Твоя магия иной природы, это охранное заклинание совершенно ее не чувствует.

— Да, она — часть моей сущности, поэтому не заметна для него, — гордо сказала веревка. — И сколько раз тебе повторять, что меня зовут…

— Знаю-знаю, — перебил ее Маг. — Но пока ты говоришь свое полное имя, они уйдут с поляны. Лучше поторопись туда.

Веревка шмыгнула в траву и по-змеиному поползла к дереву. Маг сел на траве, наблюдая издали, как она влезла на дерево и разговаривает с самцом, до неприличия похожим на Воина. Вскоре она вернулась.

— Ну что? — нетерпеливо спросил ее Маг.

— Я поговорила с самцом, но он боится их есть. Говорит — ядовитые.

— С чего он взял?

— Я спросила то же самое. Он ответил, что так ему сказал его творец.

— Значит, рыжий показывался ему?

— Нет, он слышал только голос, но поверил. А эти зверюшки, видимо, если во что-то поверят, то ничем из головы не выбьешь.

— Попробуй поговорить с самкой — самки всегда предприимчивее и сообразительнее, — посоветовал Маг.

Талеста снова скользнула в траву. Вскоре он увидел, как самка, похожая лицом на Нерею, но с пышными формами Императрицы, протягивает руку к ветке древа. Она сорвала плод, откусила и, слегка поморщившись, проглотила. Когда она протянула надкусанный плод самцу, выражение ее лица выглядело уже не таким животно-бессмысленным.

Рядом с Магом, наблюдавшим за происходившими в животных переменами, зашевелилась Талеста.

— Ты прав, она оказалась смелее, — сказала веревка, забираясь к нему на пояс и присоединяясь к наблюдению.

— Как быстро действует! — восхищенно сказал он. — Никогда не видел, как в живое существо проникает божественная искра. Там, в промежуточных мирах, у творений другая суть.

— Что же теперь будет? — Талеста решила наконец забеспокоиться.

— Пошумят сначала, — предположил Маг. — Дознаются в хрониках Акаши, кто это сделал, мне и рыжему дадут по шее, зверюшек выселят из сада в плотные миры, чтобы исправить дело, затем начнут изучать короткую форму сознательной жизни. Затем эти зверюшки — или они уже не зверюшки? — перейдут в небытие, потому что плотная форма жизни нестабильна. Но как может перейти в небытие божественная искра?

Он глубоко задумался, видимо озадаченный собственным вопросом.

— Что с тобой? — затормошила его Талеста.

Маг откликнулся не сразу.

— Я, кажется, поздно об этом подумал, — сказал наконец он. — Ну ладно, посмотрим, что из этого выйдет.

— Ты чем-то встревожен? — продолжала допытываться веревка.

— Просто пытаюсь представить, как поведет себя божественная искра, когда плотное тело больше не сможет ее удерживать. Она не может перейти в небытие, но еще слишком неразвита, чтобы существовать самостоятельно.

— Почему неразвита? Ведь у высших сущностей это не так.

— Чего ты хочешь от яблочного огрызка? — пожал плечами Маг. — Конечно, она божественная, но сознательности в ней пока не больше, чем в нем. У бессмертной сущности достаточно времени, поэтому искра может бесконечно развиваться в ней и в конце концов становится такой, как в нас. Говорят, все мы когда-то получили бессмертие и сознание от двух яблочных огрызков, но это было так давно, что никто уже не помнит. Неразвитая искра не имеет памяти. Она не имеет собственного бытия, но не может и перейти в небытие. Чепуха какая-то получается.

— И что же теперь будет? — повторила Талеста недавний вопрос, но на этот раз он относился к совершенно иному.

— Не знаю. — Маг оценивающе разглядывал двоих существ, оживленно переговаривавшихся под деревом. Кем они были теперь — животными? Высшими сущностями, такими же, как он? Или чем-то совершенно иным? Наконец он встал и направился к стене сада. — Пора нам уходить отсюда, веревочка. Кажется, на этот раз мы с тобой загулялись.

Они перебрались через стену и отошли подальше, чтобы не потревожить охранное заклинание сада Эдема. Маг притопнул о землю, братья Трапабаны очнулись от дремоты и расправили крылья. Он взмыл вверх и сосредоточился на переходе в тонкие миры. Его встретило чистое золотое небо, предвещавшее восход Аала. В небе было непривычно пусто — все луны давным-давно ушли за горизонт.

Ночь семнадцати лун закончилась, начинался рассвет.

Глава 2

Братья Трапабаны втянули крылья, бесполезные в тонких мирах, но Маг остался висеть в воздухе. Это были его миры — миры, где мысль равнялась действию, а ничья мысль, даже самого Императора, не была сильнее и стремительнее мысли Мага. Однако на портале собственного жилища ему не дал сосредоточиться рев сигнала тревоги, тяжелыми волнами разносившегося по пространству.

— Это с границы Запретной Зоны, — насторожился Маг.

— Какой дикий шум, — заметила веревка. — Наверное, прорыв большой.

— А мы-то с тобой развлекаемся! Все, конечно, давно уже там. — Он сосредоточился на переходе, превращаясь в белую молнию. Быстрее Мага в тонких мирах не перемещался никто.

Мгновение спустя Маг уже материализовывался на границе Запретной Зоны. Он с удивлением отметил, что прибыл на место прорыва первым. Однако времени на удивление не было — кошмары Гекаты вгрызлись в границу по всей ее ширине, пожирая пространство и время. Маг пустил вдоль границы вихрь, чтобы отбросить их обратно в Зону, а сам сорвал с плеч плащ и ринулся в бой.

Запретная Зона появилась в Аалане совсем недавно, с конца прошлого дня Единого. Тогда многие обвиняли в этом Императора — говорили, что проявил непозволительную мягкость, что нужно было отправить сумасшедшую в Бездну, пока не стало поздно. Говорили, что в следующем воплощении ему уже не быть Императором, но колодец предназначения решил иначе, снова вручив ему Посох Силы.