Инферняня (СИ)

— Почему пришлось запереться? — спросила я.

— Потому что Петер необычный ребенок. Другие дети в животе толкаются. А полубоги — летают. Ну вот и я парила над землей. Невысоко, в нескольких дюймах, — она вздохнула. — Ощущение странное.

Мы шли по Олимпу и ели пирожки с земляникой, которые дала в дорогу Нэнси. Корзинку мы положили в ящик внутрь дивана. Когда я ее достала, ручка у нее была сломана. А пирожки остались почти целы. Только у парочки потекло земляничное варенье через продавлины. Жаль, что мы не могли остаться на ужин у Алана — он сказал, что будут какие‑то интересные гости.

— Не знаешь, кого Алан ждал на ужин? — спросила я Томаса.

— Знаю, — он улыбнулся. — Своих родственников.

— А кто они у него?

— Герцоги, маркизы, графы…

Хорошо, что мы не остались. У аристократов столько условностей и манер — кто первый встает из‑за стола, как положено здороваться с незнакомыми графами, всякие поклоны и экивоки — я бы опозорилась как пить дать.

— К тому же они привидения, — договорил Томас.

Что???

Около одного дома из красивого белого камня, с огромными окнами и колоннами было море цветов, таких красивых, душистых, я никогда таких не видела. Я сорвала несколько — одну оранжевую ромашку, большую, как колесо велосипеда, и несколько мелких, вроде колокольчиков — фиолетовые, голубые, желтые.

— Любите цветы? — раздался мужской голос откуда‑то сверху издалека.

Я подняла голову: на краю крыши крыльца сидел человек в белом костюме. Через плечо у него была перекинута какая‑то странной длинной формы сумка, а в руках он держал — о боже, лук! Не огородное растение! А тот, который древнее оружие, из которого Робин Гуд стрелял по тем, кто осмелился зайти в Шервудский лес!

Томас шагнул вперед, загораживая меня:

— Извините, мы не знали, что их нельзя рвать.

— Почему нельзя, — сказал человек и плавно, паря в воздухе, спустился к нам.

Он оказался молодым и удивительно, необычайно красивым. Голубые глаза, темные ресницы, нос с легкой горбинкой, а губы! Они казались и жесткими и мягкими, потому что были четко очерченными, и в то же время слегка пухлыми и какими‑то беззащитными.

Волосы, правда, были длинноваты — аж до плеч. Такие золотые, сияющие кудри.

— Кхм, — сказал Томас.

Ой. Я все любуюсь, а парень все улыбается. Я оглянулась на Вивиан: она тоже не могла оторвать от незнакомца взгляда.

— Привет, Вивиан Олимпус, — сказал ей парень.

Она будто очнулась и сказала резко:

— Я больше не Олимпус, Аполлон.

Аполлон… И имя у него такое красивое…

— За сыном? — спросил он Вивиан.

— Так Петер точно здесь?! — закричала я.

Аполлон, слегка изогнув тонкие брови, посмотрел на меня.

— Спокойно, — положил мне руку на плечо Томас.

— А ты не знала? — спросил Аполлон Вивиан. — Благодаря нему‑то и весь сыр — бор, — махнул он белоснежной ладонью в сторону небоскреба.

— Какой сыр — бор? — спросила я.

— Увидите, — ответил красавец. — Твои родственники? — спросил он Вивиан, кивнув на нас.

— Друзья, — сказала она.

— Ему не понравится, — сказал Аполлон Вивиан.

— А мне на это наплевать, — сказала она.

Аполлон вдруг рассмеялся — зубы у него были белоснежные и ровные, щеки от смеха чуть порозовели и он стал еще красивее, хотя казалось, это невозможно — и сказал:

— Я пойду с вами, без меня вам внутрь не попасть…

— Меня‑то они пропустят, — сказала Вивиан, но неуверенно.

— Я не об охране, — сказал Аполлон. — Я о бастующих… Пешком пройтись желаете? Это долго.

— Наш транспорт пришлось оставить при выходе, — ответил Томас.

Транспорт. Алан бы обрадовался, что его садовую тележку так гордо именуют.

Аполлон кивнул, а потом тихо свистнул.

Где‑то в вышине зашуршало, раздался клекот, потом он стал снижаться, и перед нами причалила, едва касаясь травы, белая с золотом лодка — не лодка, что‑то вроде большого ковша, а везли его шесть белых лебедей.

— Прошу, — сказал Аполлон и подал мне руку.

Борта у лодки были высоченные, но с двух сторон были проемы. Я шагнула в этот проем. Лодка слегка покачивалась. Сидений здесь не было.

Следом залезла Вивиан, потом Томас. Последним взошел Аполлон и взял в руки золоченые вожжи.

Памятуя о путешествии в тележке, я крепко ухватилась за высокий борт.

Лодка поднялась так плавно, что можно было и не держаться. Мы скользили по воздуху, как по тихой воде.

Летели мы низко, едва не задевая крыши домов.

— Кто бастует? — поинтересовалась Вивиан у Аполлона.

— Все, — сказал он, небрежно пожав широкими плечами.

Лук он теперь поместил в ту сумку, что висела у него за плечом. Я разглядела, что из нее торчат оперенья стрел — мне Кэтрин вместе с арбаме… или как там его, такую одну вручила.

— Лук и стрелы? — спросила я Аполлона.

— Да, — сказал он немного недовольно. — Необходимые атрибуты. Он настаивает.

— Кто — он?

— Зевс, — прошипела Вивиан.

— Кстати, он сейчас не на работе, — сказал Аполлон Вивиан. — А дома.

— Тогда зачем мы летим к этому вашему… офису? — сказала я.

— Потому что живет он там же, — указал рукой Аполлон, — на самом верху.

Небоскреб был уже близко, и я посмотрела на его верхний этаж. Такие же окна, как и во всем здании — во всю стену.

Знаете, я бы на его месте выбрала какой‑нибудь уютный домик, вроде вон того, с черепичной крышей и садиком с цветущими белым цветом деревьями. Или как дом Аполлона, например.

— Почему на самом верху? — спросила я.

— Чтобы быть на самом верху, — ответил Аполлон весело.

Мы обогнули небольшой холм и нам стала видна площадка перед небоскребом — там толпилась куча людей. И не только людей. Там были кентавры — пиджаки и галстуки на их человеческой половине тела смотрелись очень странно. Брюк с четырьмя брючинами — для четырех лошадиных ног — шить, видимо, не научились.

— Что за собрание? — спросила Вивиан.

— Забастовка, я же говорю, — ответил Аполлон. — Не возражаете, если мы причалим у моего отдела — я не появлялся там с утра, боюсь, девочки расшалились — надо навести строгости, — он хитро изогнул одну бровь.

— Против чего они бастуют? — спросила я.

— Против использования детского труда, — сказал Аполлон.

— Так это из‑за Эрота? — спросила Вивиан.

Я хихикнула — это имя?

Томас, хмыкнув, наклонился ко мне и прошептал на ухо:

— Он же Купидон, он же Амур. Божок со стрелами. На открытках видела?

Он меня за дурочку принимает?! Объясняет, как шестилетке.

Аполлон в это время говорил:

— Эрот, конечно, порядком всех достал со своими нарочными несовпадениями… Но он не в счет. Для него это игра…

— Так он нарочно эти несовпадения устраивает? — поинтересовалась я.

— А вы думали, он промахивается? — сказал красавец. — Да никогда! Он даже не пьет! Он целится не в тех и не тогда! А ты потом страдай!

— У Эрота стрелы разные, — пояснил шепотом Томас. — Острые и тупые. Острые заставляют влюбляться. Тупые — ненавидеть.

— Да уж, — сказал Аполлон. — Резвится малыш.

— И зачем такое важное дело доверили мальчишке? — проговорила я.

Томас усмехнулся:

— Ага. Ему лет всего‑то три тысячи.

— Зевс учудил, — ответил мне Аполлон. — Правда, и сам давно этому не рад.

Но мне никто не ответил, потому что мы подплыли к зданию вплотную. К третьему с верху этажу.

Едва мы приблизилась, зазвучала мелодичная приятная музыка — будто играли на каких‑то дудочках и скрипках. Похоже, приветствуют Аполлона. А может, нас?

Интересно, мы прям в окно влезем? А потом я заметила в стене дверь — стеклянную, как окна. И на других этажах тоже были двери. Знаете, довольно странно видеть двери, ведущие наружу, на двухсотом или около того этаже.

Аполлон махнул в сторону двери рукой — и дверь распахнулась.

— Ближе, — сказал Аполлон карете.

И карета послушно стала придвигаться к двери, пока не стукнулась о стену.