Шесть с половиной ударов в минуту (СИ)

- А я? – спросила девочка, упирая подбородок в ладонь, а локоть – в колено. – У меня тоже возникнут трудности, если я пойду по мосту?

- Возможно. Учитывая твои гены, я бы даже сказала, что это наиболее вероятно. Так что прекращай жалеть себя и радуйся, что вообще знала отца. Сайтроми взял на себя ненужное обязательство, когда связался с тобой.

Возможно, добавила Юдаиф уже про себя, он тоже увидел брешь в непогрешимой структуре Мироздания и решил проверить, куда это приведёт. Если, конечно, вспыльчивый король верил в это. Иногда старушке казалось, что старшие Спустившиеся ведут себя, как неразумные дети, а иногда, что они очень мудрые – настолько, что никто не понимает их действий.

- Почему вы пришли жить сюда? Вас тянет к корням? – вывел её из задумчивости мелодичный голос Нахиирдо. Он напоминал глубокий, проникновенный голос Сат’Узунд, что было, в общем-то, совсем не удивительно. Юдаиф в который раз задалась вопросом, следует ли считать среднюю сестру тёткой или отчасти матерью Нахиирдо? Ведь раньше Сат’Узунд и Сайтроми были единым существом.

- Нет, - протянула старушка. - Просто на старости лет захотелось тишины и покоя, а внизу слишком шумно и толписто.

- Вас не беспокоят представители Lux Veritatis?

- Я стараюсь быть незаметной. Не хватало только, чтобы они прознали, какой способный иллюзионист бродит у них под носом.

Хозяйка заброшенного города любила нахваливать себя, и, Нахиирдо поставила бы все свои таланты на это, она имела на это право. Юдаиф плела просто невероятные иллюзии. Ей удавалось дурачить девочку, даже когда та была готова к этому. Сколько Нахиирдо ни старалась, ей не удавалось отличить обман от реальности, и её злило, что многохарактерная фокусница каждый раз умело подшучивала над ней. В основном, в мелочах, так что гостья больше не пугалась до помешательства. Так, однажды несуществующий дождь вынудил девочку просидеть под крышей весь день, что немало повеселило Юдаиф.

В остальном же переносить нрав старухи было несложно. Нахиирдо терпеливо и с почтением относилась к немолодой женщине и её причудам. Она даже привыкла к несмолкаемой музыке, звучавшей тут и там как будто в воздухе, хотя и было известно, что её производили незатейливые механизмы. А перепады настроения и смена масок даже стали радовать девочку. Очевидно, что у Юдаиф не было психических отклонений, ибо она сохраняла целостность рассудка, и оттого её манера поведения становилась ещё привлекательнее.

Дочь Сайтроми привыкла жить в заброшенном городе. Ночь она проводила в наиболее сохранившихся домах, а днём помогала старушке с её импровизированным огородом, который и кормил их. Юдаиф развела его недалеко от родника, но овощи всё равно росли плохо.

- Почва сухая. И в этой местности прохладно для ваших теплолюбивых сортов, - осматривая кусты, говорила Нахиирдо, но её знакомая только упрямо мотала головой. Вот стукнуло ей в голову выращивать именно их, и хоть солнце не свети!

- Я скучаю по лепке из глины, - пожаловалась как-то девочка. – Всё же это было умиротворяющее занятие.

- Возиться с землёй ничуть не хуже.

Немало времени потребовалось не только на то, чтобы гостья научилась прислушиваться к хозяйке, но и стала доверять её житейской премудрости. Юдаиф заключила, что авторитетов в прозаичном существовании Нахиирдо было немного, всё больше ей попадались сомнительные личности, и потому девочка с большим трудом привыкала к новым знакомым. Старушка выдержала испытательный срок и гордилась этим. Только после этого она предложила дочери своего короля то, что давно прорастало в её мыслях.

- Если фокусник долго не практикуется, он начинает забывать основы своего ремесла.

- Нет никакого ремесла. Всего лишь крошки, осыпавшиеся с пышного пирога, - устало проговорила Нахиирдо.

- Ох, карата, мне больно слышать эти жалобы. Понимаю, это звучит лицемерно, так как я тоже часто жалуюсь на боль в спине, плохую погоду, вялые овощи…

Заштопывавшая платье девочка уколола палец и теперь держала его кончик во рту. Снисходительный тон Юдаиф неприятно удивил её.

- Но мои жалобы мелочны и всегда бьют в разные точки, а потому не создают рябь, - продолжила свои метафоричные объяснения женщина. – Твои же глубоки и настойчивы, как рудокоп, бьющий киркой по конкретному камню. Эти жалобы скоро достигнут слушателя, который не умеет утешать, но всегда предпринимает действия, чтобы умалить рябь на воде, и едва ли они будут полезны именно тебе.

- Извините меня, Юдаиф, я сегодня вас почти не понимаю… - но на самом деле Нахиирдо догадывалась, куда клонит старушка, и этот разговор ей был заведомо неприятен.

- Всё ты понимаешь, дитя, - хитро прищурилась Спустившаяся. – Твоя главная проблема в неспособности принять себя такой, какая ты есть. Ты чувствуешь внешнее давление, начинаешь замыкаться в себе, но это не помогает. Тебя разрывает на две половинки, и ты мнишь себя неполноценной и омерзительной. Потом обижаешься на несправедливость мира и жалеешь себя. Со временем Вселенная решит, что роль жертвы тебе нравится, и будет создавать ещё больше поводов для обид и жалоб, - Юдаиф протянула девочке мазь от ран, но та помотала головой. – Ты думаешь, наверное, что я призываю тебя сражаться за свои права. Это тоже неверный путь. Если ты бросишь вызов миру, он примет его и начнёт драться в ответ. Тебе же это не нужно. Просто прими себя такой, какая ты есть, как бы заезженно это ни звучало. Ты почувствуешь, насколько легко тебе станет после этого. Не надо бороться с наследством, ведь в том, что ты и человек, и Спустившаяся, есть свои преимущества. А теперь, - старушка прихлопнула в ладоши, - вернёмся к твоим талантам. С белым огнём я ничего не могу поделать, ибо данные способности за пределами моего разумения. Но твои игры с чужими мыслями мне близки. Мой сын баловался тем же.

- Служитель ордена Лангзам сказал мне, что после длительной тренировки я смогу не только временно путать мысли людей, но и выхватывать некоторые образы из их сознания, - вспомнила Нахиирдо.

- И он прав. Вот только длительные тренировки не обязательны. Корень успеха не в продолжительности, а в умение сосредотачиваться. Не знаю, какие тренировки проходят современные молодые служители, но я могу научить тебя тому же в более сжатые сроки.

- Правда? – воодушевлённо воскликнула девочка, но тут какая-то неприятная мысль омрачила её личико. – Как-то слишком хорошо вы это описываете…

- Ты не веришь мне? – наигранно оскорбилась Спустившаяся. – Во время войны я своими иллюзиями вынуждала целые кордоны складывать оружие и идти на поклон нашим генералам! Мне ли не знать, что такое обман сознания?

Нахиирдо выдавила оптимистичную улыбку, соглашаясь на эксперименты старушки. В конце концов, кто ещё возьмётся за её обучение? Она не раз думала, что было бы, если б она нагнала Рандарелла и дала согласие вступить в орден. Как бы тогда повернулась её жизнь? Не совершила ли она ошибку, что не пошла той же тропой, что её друг и его товарищи? Душа её противилась примерять на себя роль служителя, пропитанную всеми возможными предрассудками против Спустившихся. Но Нахиирдо очень хотелось быть как можно ближе к Рандареллу. Мысль о том, что возможность увидеть его снова с каждым днём утекала сквозь пальцы, ранила её. Девочка медленно старела. Через пять лет после их последнего свидания она будет выглядеть едва ли старше шестнадцати, в то время как юноше стукнет двадцать. А ещё через столько же, когда по внешним параметрам она почти догонит его призрак пятилетней давности, ему будет уже двадцать пять. И чем дальше, тем заметнее будет становиться разрыв в их возрасте. Как она сможет объяснить это ему? Люди не умеют замедлять старение, если только они не входят в особый круг служителей Lux Veritatis.

Необходимость расстаться с Рандареллом навсегда убивала радость в душе Нахиирдо. Из этого тупика был всего один выход, но он пугал девочку до дрожи. Она даже думать не хотела, что ей придётся раскрыть Рандареллу секрет своего происхождения… И одновременно жаждала этого. Она мысленно смаковала самый благоприятный исход своего признания, в котором юноша с пониманием и удивлением относится к правде о нечеловеческой сущности Нахиирдо, закрывает глаза и на родство с Сайтроми, и на белый огонь, потому что она, в первую очередь, его друг. Они обнимаются и больше никогда не расстаются. Но потом эта светлая мечта ломалась на куски, вытесняемая пессимизмом, и дурная привычка роптать на свою половинчатость и жестокость реальности выпархивали на передний план. И девочке становилось просто горько осознавать тщетность продуманных речей и визуализации будущей сцены. Кого она обманывает: этого никогда не случится.