Что будет, то будет (СИ)

***

После праздничного приема никто из Лэнсов так ни словом и не упомянул о Люциусе Малфое. Профессор и его брат старательно делали вид, будто этого эпизода вообще не было. Элинор, правда, подобной сдержанностью не обладала, и Северус иногда замечал на ее лице озабоченное выражение, в общем‑то, для нее нетипичное. Впрочем, ее можно было понять. Северусу было очень любопытно, что же все‑таки произошло, и о чем Лэнс разговаривал с Робертом после ухода Люциуса, но он интуитивно понимал, что профессор ему ничего не скажет. Уж очень непроницаемое у него было выражение лица. Северус знал, конечно, что не его это дело, но не мог не чувствовать досаду из‑за этого. Поэтому он старался поменьше общаться с Лэнсом — хотя тот обращался с ним вежливо, как всегда — и побольше читать свою новую энциклопедию. При одном взгляде на эту книгу Северусу вспоминались слова профессора: «Она стоит тут уже целую вечность, и никто ее не читает. Мы ведь, по правде говоря, не интересуемся зельями», — и практически вся досада на Лэнса у него сразу же улетучивалась.

Северус так и не подал виду, что догадался об этом подарке Лэнса — наверное, в первую очередь потому, что тогда это подразумевало бы ответный подарок. По крайней мере, так ему казалось. Нет, конечно, Северус был бы не против тоже подарить Лэнсу что‑нибудь, вот только что именно? Что вообще ему было нужно? Набор для письменных принадлежностей? Тоже какая‑нибудь книга? Но пусть профессор и потерял большую часть состояния, он не выглядел нуждающимся в деньгах, и все самое необходимое у него было. При желании он и сам мог бы купить себе все что угодно. Так что же мог ему предложить Северус?

Впрочем, дня через два инцидент, похоже, действительно забылся, и Лэнс стал вести себя вроде бы совершенно как всегда. В общем, все обернулось как нельзя лучше, особенно если учесть, что за время этого вынужденного ограничения в общении Северус успел сделать все домашнее задание на каникулы.

***

Северус лежал на застеленной кровати, отложив в сторону энциклопедию. Хотя до вечера было еще далеко, факелы уже зажгли, ведь зимой темнело рано. Неяркое солнце низко стояло у горизонта, но в комнате Северуса с зашторенными окнами этого видно не было, и освещалась она лишь живым огнем. Северус давно перестал жалеть, что волшебники не пользуются электричеством: да, свет от него гораздо ярче, но… просто иногда ему казалось, что некоторые тонкости мира волшебников можно заметить только при свете огня. Конечно, это было глупо.

Негромкий стук в дверь прервал его размышления.

— Да? — откликнулся он, садясь на кровати.

Лэнс заглянул внутрь.

— Ты не очень занят?

— Я вообще не занят, — ответил Северус. — Домашнее задание уже давно готово… А что?

На секунду ему показалось, что при упоминании домашнего задания по лицу Лэнса пробежала тень, но профессор тут же улыбнулся и сказал:

— Можно было бы прогуляться! Погода прекрасная!

— Да, можно, — согласился Северус, хотя про себя подумал, что к красотам природы он, в общем‑то, совершенно равнодушен. Он встал и подошел к шкафу за зимней мантией.

Через пять минут они уже шагали по утоптанной тропинке. Солнце уже практически коснулось нижним краем горизонта. Белое полотно снега было исчерчено длинными тенями деревьев.

— Мне всегда нравилось это место, — сказал Лэнс. — А летом здесь еще красивее…

— А если бы вы выбирали, то где бы вы хотели жить? — поинтересовался Северус.

Лэнс задумался.

— Если в Великобритании, то как раз где‑нибудь здесь. Хотя не могу же я вечно торчать у Роберта… Им и вдвоем хорошо, — улыбнулся он. — Скорее всего, потом опять сниму какое‑нибудь жилье, может быть, даже в Швеции. На два месяца — это не проблема…

— А почему именно в Швеции? — спросил Северус с некоторой ноткой недовольства в голосе. — Что там такого особенного?

Выражение лица Лэнса неуловимо изменилось. Северус не мог бы точно сказать, что именно в нем появилось нового, но он был уверен, что никогда раньше не видел его таким… счастливым?

— Я там родился и жил у самого берега моря несколько лет, еще до Хогвартса. Видишь ли, в Великобритании тогда шла война с Гриндельвальдом, в Швеции было гораздо спокойнее… И потом я тоже часто туда наведывался. Я вообще люблю путешествовать, побывал в самых разных странах, но Швеция всегда была для меня особенной. Это даже не выразишь словами. — Лэнс чуть слышно вздохнул, запустил пальцы в волосы, а потом продолжил: — Недалеко от замка, где выросла моя мать, — сейчас он принадлежит дальним родственникам с ее стороны — есть одно место… Именно там я проводил больше всего времени. Каменистый берег, несколько фьордов и вечно неспокойное море. Это место никто не назвал бы милым или уютным, но оно по–своему красиво какой‑то особенной, суровой красотой… — Глаза Лэнса светились, он смотрел в какую‑то далекую точку на горизонте, и Северусу вдруг захотелось взять его за воротник и хорошенько встряхнуть.

— Интересно было бы посмотреть, — вместо этого сказал он.

— Так в чем проблема? — улыбнулся Лэнс, словно только и ждал этих слов. — Можно хоть сейчас туда аппарировать!

Северус сжал зубы, ужасно разозлившись на самого себя. Он совершенно забыл о возможности аппарировать. Теперь не отвертишься, придется… Ладно, он хотя бы узнает, что же это такое — аппарация.

Лэнс взял его за руку.

— Держись крепче, — предупредил он.

Северус сжал его пальцы и затаил дыхание. Тут же у него потемнело в глазах, все тело сдавило — атмосфер десять, не меньше, подумал Северус. Давление вскоре прекратилось, но Северусу показалось, будто что‑то пошло не так: темнота перед глазами упорно не хотела рассеиваться даже после того, как пространство вокруг него перестало сжиматься, а в ушах почему‑то зашумело.

— Что случилось? — Он изо всех сил старался, чтобы в его голосе не прозвучал испуг. Впрочем, Северус и вполовину так не встревожился, как следовало бы. — Мы где‑то застряли?

— Что? — Лэнс явно был удивлен. — Ах, нет! — он рассмеялся необычно даже для него звонким смехом. — Здесь всегда темно в это время года. Солнце всходит ненадолго — тут намного севернее, чем в Англии. Хотя обычно здесь не настолько холодно…

— Тогда зачем мы вообще сюда перенеслись? — Северус не мог скрыть раздражения и резко выдернул руку, запоздало сообразив, что пальцы профессора все еще сжимают его ладонь. Вообще Северус терпеть не мог, когда к нему прикасались, но почему‑то в этот раз перед аппарацией отнесся к этому совершенно нормально… хотя разумеется, иначе аппарировать ему было бы просто невозможно.

Между тем глаза привыкали к темноте, и через несколько секунд Северус увидел высокие суровые скалы, покрытые снегом. И понял, что шум — это не последствия аппарации, а звуки волн, бьющихся о каменистые утесы. Было действительно холодно, и он в минуту продрог до костей. Зубы стучали, и его злость на Лэнса смешивалась с горечью разочарования.

— Что вы вообще находите в этом красивого? — это было очень грубо, но он решил, что ему уже все равно.

Лэнс молчал. Северус обернулся, и вдруг ему… глупо, конечно, но ему вдруг стало страшно, что Лэнс его здесь оставит, а сам аппарирует обратно. И еще ему очень захотелось, чтобы разрушилось это тягостное безмолвие.

— Ну? — Северус поднял бровь, хотя в темноте этого, скорее всего, и не было видно.

Молчание.

— Почему вы молчите?! Скажите хоть что‑нибудь!! — Северус сорвался на крик, чувствуя, как его душат слезы. Холодный воздух обжигал легкие, и при каждом выдохе Северуса в воздухе вырисовывалось легкое, быстро тающее облачко пара.

Лэнс шагнул к нему и порывисто обнял, закутав в свой плащ.

— Ты, наверное, замерз? — вздохнул он. — Пойдем домой.

Северус кивнул и прижался к плечу Лэнса, глотая слезы. У него и на этот раз не возникло желания отстраниться: так все же было теплее. Вдруг отчего‑то стало немного светлее — или это ему показалось?

— Ш–ш–ш… — прошептал Лэнс. — Не плачь. Смотри!