Пламя и Пыль

Не успела Ясмин добежать до ближайшего демона, как Уизл потребовал опустить его на землю. Не теряя ни секунды, он сунул руку в суму убитого и вытащил из нее темный шарик размером с грецкий орех - точную копию той сферы, с помощью которой умбрал у портала пытался украсть наши души. Подняв в руке сферу, Уизл воскликнул:

- Приди, о желанная, в свой...

Ясмин зажала ему рот рукой.

- Никакой магии, Уизл! Ты весь в пыли - это слишком опасно.

- Это не магия, уважаемая Служительница. Я просто взываю к душе, которая, наверное, еще обретается около этого тела.

- Как это не магия? Вспомни, как сгорел тот умбрал.

- Он пытался похитить душу против нашей воли; для такого действия нужна магия. Однако показать душе, что у нас есть вместилище, куда ей можно вселиться, - это не магия. Душа сама решит, входить или не входить в камень.

Это объяснение, похоже, не убедило Ясмин, но, тем не менее, она позволила Уизлу продолжить.

- Приди, желанная, в свой дом. Просторные чертоги приготовлены для тебя. Живи в них и радуйся.

В темноте сферы дрогнула ниточка света. Тонкие молнии затрепетали в ее глубине: раз, другой, и вдруг весь шар расцвел темным багрянцем. Лицо гнома озарилось мягким фиолетовым сиянием, и он улыбнулся:

- Вот и хорошо. Вот и славно.

Неожиданно он небрежно сунул мне сферу.

- Держите, уважаемый Кэвендиш. Умбралы продают души... Так же поступим и мы. Такова справедливость.

И он поторопил Ясмин отнести его к следующему телу.

* * *

Девять сфер, сияющих фиолетовым светом. Девять умбральских душ, уместившихся внутри странных камней.

- Неплохой улов, - одобрительно произнес Кирипао.

- Ты что-то знаешь об этой торговле душами? - спросил я.

- Немного, - кивнул он. - Это известная форма коммерции здесь, в Карцери.

- Ты считаешь, мы в Карцери?

- Эти растения, - Кирипао указал на стреляющие шипами кусты, - называются стрелозубами. Прежде я их не видел, но слышал рассказы о том, как они... удобряют для себя почву. Растут они только в Карцери, на болотистом слое Отрис.

- Чудесно, - выдавил я.

- А что это за Карцери? - поинтересовался Иезекия.

- Один из Нижних Планов, - объяснила ему Мириам. - Владения абсолютного зла, и хаоса для уюта.

- Как же нам отсюда выбраться? - спросил парень.

- Для начала надо найти деревню умбралов. - Ответ пришел от Уизла, который лежал на груди последнего демона и катал в ладонях камень душ. - Как заметил уважаемый Кирипао, каждая их деревня выстроена вокруг портала. Если повезет, врата выведут нас туда, где не будет столько враждебности.

- Зато, войдя в деревню умбралов, мы получим враждебности по самое не хочу, - сказал я. - Эти ребята захотели отнять наши души, едва нас увидев, и я не думаю, что их семьи обрадуются смерти своих родных.

- Умбралы жестоки, - ответил Уизл. - Им нет дела до своих сородичей, и они не станут горевать по умершим. Единственное, до чего им есть дело, это... - Он поднял светящийся камень душ.

- Ну, раз так, то едва мы зайдем в деревню, как они тут же запишут нас в Книгу Мертвых, чтобы забрать наши камешки.

- Нет, уважаемая разбойница. Умбралы мало уважают обычаи, но торговля душами занимает в их жизни главную роль. Если мы представимся как торговцы с товаром на продажу, - он снова указал на камень, - они встретят нас как своих гостей. Мы займемся формальным обсуждением условий торговли, и пока не будет заключена сделка, они обеспечат нам кров, еду и чистую воду.

Как только он произнес слово "еда", в животе у меня заурчало. С тех пор, как мне довелось поесть, прошло не так много времени - поразительно, ведь мы покинули Сигил всего три часа назад, - а я уже успел проголодаться... Есть ли в этих болотах на Отрисе что-нибудь съедобное? Вполне может быть. Но нам страшно повезет, если мы это найдем. Никто из нас раньше не жил в дикой местности. Кирипао немного знаком с этим планом, но не узнал кусты стрелозубов, пока те не стали стрелять. Нет ничего хорошего в том, чтобы лазать по болотам в поисках пищи, стараясь не превратиться в нее самому.

- Ты уверен, что умбралы нас не убьют? - спросил я Уизла.

- Они вырвут нам глотки сразу, как завершится торговля, - ответил он, - но до этого будут проявлять самое радушное гостеприимство. Такие уж они есть. Умбралы не знают чести, в нашем понимании слова, но пока есть место сделке, они само дружелюбие.

- Как и половина торговцев с Большого Базара, - добавила Мириам.

Она начинала мне нравиться.

* * *

Мы продолжили путь по тропинке в прежнем направлении. Ничто не гарантировало, что она приведет нас к деревне умбралов, однако дорога выглядела довольно исхоженной. Кроме того, она шла к реке, и это было хорошим знаком: даже в Нижних Планах принято селиться ближе к воде, которую можно использовать как для питья, так и для путешествий.

Через час, когда мы, наконец, добрались до реки, стало очевидно, что пить из нее воду небезопасно. Она была не просто темной, а черной, с жирным, масляным глянцем; казалось, такая вода может лишить цвета все, что коснется ее поверхности. В воздухе витал запах серы, который шел, скорее всего, от воды, или может быть от клубящихся обрывков тумана, висящих там и тут вдоль по течению реки.

На наших глазах из дымки показалась черная лодка. Она двигалась так неспешно, что у нас было довольно времени рассмотреть странные рисунки на ее носу - несколько рядов лиц, среди которых были и человеческие, исполненных глубокой, невыразимой тоски.

Постепенно лодка вышла из тумана настолько, что мы увидели лодочника: он был худ, как скелет, и кутался в балахон, капюшон которого не скрывал его лишенного плоти лица. За ним, на скамье сидел человек. Это была женщина; ее руки покоились на коленях, а глаза были зашиты грубой черной нитью. Несмотря на то, что лодка покачивалась из-за течения, женщина была неподвижна... как будто она не сидела в ней, а скользила вперед по воле сил неизвестного рока.

Это была Уна ДеВэйл. Ее душа. Призрак умершей.

Она не обратила на нас внимания, когда лодка медленно проплыла мимо; но перевозчик на миг обернулся - безжизненные глаза на лице скелета. Затем лодка вошла в очередное туманное облако и исчезла, не оставив на воде ни следа.

- Это река Стикс, - произнес Кирипао.

Долгое время мы шли молча.