Крыса в чужом подвале. Часть вторая.

16.

Злой ли, добрый, наполненный звоном булата или утопающий в садах, лежащий в руинах или поднимающийся к небу по строи-тельным лесам, Мир такой, каков есть и всецело принадлежит мужчинам. Это простая истина, не требующая никаких доказательств. В нем, в Мире, действуют правила мужчин, установлен порядок мужчин и главенствует сила мужчин. И правила, и порядок, и главенст-вующая сила могут видоизменяться, но суть остается неизменной. Мир был, есть и будет Миром мужчин. Женщины должны помнить об этом. Те, кто считает возможным тягаться с мужчинами на равных, глубоко заблуждаются в своих устремлениях. Равенство мнимое! И хорошо если заблуждение обойдется безнаказанно или искупится малой мерой жертв. В большинстве случаев женщине напомнят, жестоко напомнят кто она. Можно вздыхать о несправедливости, всхлипывать о подлости, молить богов об отмщении, но ведь это Мир мужчин! И он таков! Правда, приходится признать, и мужчины признают, самое прекрасное, что есть в мужском Мире − женщина. Мать, сестра, жена, дочь, возлюбленная.... Разве недостаточно?

Кэрри изредка вздрагивала. Ей хотелось плакать, реветь, выть, но она пересилила слабость. Не дождется! Подумаешь, важность! Не он, так другой бы ей ноги раздвинул! Но другого она, возможно и простила, но его... Его нет!

− Убью, − произнесла она легко, будто говорила о чем-то обыденном. Настолько легко, что ей веришь. Она так и сделает.

− Верю, − согласился Костас. Её желание понятно и объяснимо.

− Не сейчас. Позже. Когда смогу!

Она отомстит. Действительно отомстит. Но не ему. Как охотничий пес, пройдет по его следу вспять. Доберется до Метахи. Начнет с деда, обещавшего присмотреть за Элиникой и не дать в обиду. Потом очередь дойдет до самой Элиники. Женщины жестоки. Невооб-разимо жестоки. И жестокость их одного корня с инстинктом материнства. Переступить все и всех, но выносить, выходить потомство, пустить в жизнь. Но как часто бывает, материнство не реализовалось и ждет своего часа, а жестокость: подлая, вседозволяющая, страшная, на поверхности, готовая воплотиться в явь.

− Ммм... − выдохнула она, не сдержав клокочущую ярость.

Её неистовство Костас почувствовал кожей, потом принял сознанием.

− Понадобится, буду искать тебя всю жизнь! Слышишь?

Кэрри было бы легче, ударь он. Значит права, значит так и следует поступить!

− Слишком долго, − посочувствовал Костас и вогнал дирк ей под сердце.

Девушка дернулась и вытянулась. Жажда мести так и осталась желтой крапинкой в застывших глазах, направленных вверх.

Костас сел, взялся за рукоять выдернуть оружие, но так и оставил торчать в остывающей плоти. Что он испытывал сейчас? И испытывал ли вообще? Почему там внутри него спокойно? Не колыхнулись ни гнев, ни жалость, ни иное свойственное человеку чувство.

Он поднялся, стряхнул солому с одежды и с волос. В значительно подросший ершик набилось трухи. Оторванный в борьбе с Кэрри ноготь, цеплялся за одежду. Откусил его и сплюнул.

Рассуждать о вариантности прошлого бессмысленно. Если бы да кабы! Он специально отпустил Кэрри из захвата, едва они скры-лись в сарае. Урок преподан, осталось сделать выводы. Она могла заплакать. Могла просить и умолять. Могла забиться в угол. Могла, в конце концов, попробовать сбежать. Кэрри предпочла ринуться в драку. Выхватила припрятанный стилет и атаковала, брызгая слюной и грязно ругаясь.

− Мабун паршивый! Говноед! Я тебя мерина вонючего...

Схватка закончилась в два касания. Она опять не победила. Но сошла бы ей с рук и эта глупость, утихомирься она хоть на мгнове-ние. Не утихомирилась.

Приведя себя в порядок, Костас вышел во двор. Сторожевой недобро глянул в его сторону. Бежать удумал? Беги. Вытащил стрелу из колчана, дунул на оперение. Ну и?

Костас отправился в дом.

Циркач расхаживал по залу, дожидаясь пока в зале выпьют. Пили не по первой. У многих раскраснелись лица, спало напряжение, пошли разговоры и перешептывания. Самое время для беседы.

− А теперь я задам пару вопросов и каждый из вас подумав, ответит мне. Если кому есть что ответить, − Циркач дождался тишины. − Я ищу человека. Звать его Гроу. Обычный человек. Наш человек. На морде шрам, − он показал на себе место и размер шрама. - Встретишь, не забудешь. Доброжелательный, любит потрепаться о том о сем. Компанейский. Выпить не дурак, повеселиться охоч. Особенно если за него заплатят. На баб падок. Нормальный мужик словом. Так вот видел ли кто его? Когда? Где? Может, слышали о таком человеке. От кого? Теперь подумайте, пока пью эту кружку, и потом говорите. Если ответ достоин награды, вы её получите. Сейчас и здесь.

Циркач медленно со вкусом выцедил кружку ржаной браги. Одобрительно помотал головой - хороша! Ставя кружку на прилавок, нарочно громко стукнул.

Зал молчал. За отведенное время встречу с таким человеком не припомнили.

− Что никто ничего не знает? - продолжал Циркач.

Кэртис несмело встал с места.

− Не могу утверждать, о нем ли речь...

− Все равно говори!

− Мы ужинали в Брюхе Капуцина, фускарии в Коромыслах, в Ирле. Там по соседству, двое мужчин заспорили. Они сидели ко мне спиной и лиц я их не видел. Один отговаривал другого. Дескать, не с твоей резаной рожей светиться.

− А что в ответ?

− В ответ мужчина, которому говорили, рассмеялся. Сказал вряд ли к каждой шлюхе здесь приставлен равдух. Да и ребята обидят-ся. От угощения отказался.

− Так и сказал? − Циркач изобразил нечто среднее меду кудахтаньем и хихиканьем.

− Да, − согласился Кэртис. - Смех точь-в-точь как у него.

Циркач немного знал Гроу и по делам, и в жизни доводилась сходиться. Плохого не скажешь, но и сильно не захвалишь.

− Еще что?

− Все. Они разговаривали очень тихо и только под конец повысили голос. Потому я и услышал. А потом облаву виглы устроили. Хватали всех без разбору. Они через задний выход ушли. Нас тоже загребли, но разобрались и отпустили.

− Те, что разговаривали в трактире, были среди задержанных?

− Не видел. Слышал только, Куцепалый двоих виглов завалил.

− Куцепалый?

− Ага. Куцепалый.

Циркач на секунду задумался.

− Держи, − и он швырнул Кэртису тощий кошель, не больше десятка триенсов. - Кое-кто хочет видеть этого человека и как можно скорее. А сведения о нем желает слышать первыми из всех новостей империи.

− Задолжал что ли? - спросили с заднего стола.

− Более чем полагается честному человеку. Есть кому сказать по существу вопроса? − голос Циркача прозвучал плаксиво и растя-нута. Ирльский судья да и только! В зале тихонько рассмеялись.

Весело всем кроме Хенча. Циркач ехидно улыбнулся, сидящему как на иголках вожаку апелатов.

- Радуйся, что вы не угодили к егерям или спафарию. Помнишь Севра? Фиса с него шкуру с живого снял и в кипящем жире сварил.

По залу прокатился возмущенный гул. Севр кто? Браконьер. А смерть принял тяжкую, не по грехам и деяниям.

− Сам видел потому и говорю.

Рану Хенча врачевали по-простому, на скорую руку. Без всяких лекарских премудростей. Штанину разрезали, стрелу протолкнули сквозь мышцу. Вышедший наконечник отломили, остатки с оперением вытащили. В рану насыпали золы.

− Может прижечь? Для надежности? - спросили у Хенча.

− Во двор дуйте! - воспротивился Дарно. - Будет здесь паленым вонять! Подумают, на кухне чего подгорело!

Золой и ограничились. Рану перевязали разрезанным вдоль полотенцем. Как дополнительно дезинфицирующее и противоболевое налили кружку браги.

− От хмеля жизнь, как в святых книгах, − одобрил лечение Циркач. − Кусок хлеба сам за тобой бегает и всем ты друг и брат.

Хенч покривил губы. Улыбнулся? Ишь ты, улыбчивый какой.

− Ладно не переживай лишнего. Рано или поздно кто-то их подминает, дружище, − напомнил Циркач о Кэрри.

Услышав подначку, Хенч в сердцах стукнул кулаком по столу.

− Этим ты дырку сестрице не заштопаешь, − насмешливо успокоил его Циркач. - Пора бы парню угомонится. Эй, снимите его с девки и тащите сюда? И сестренку нашего друга прихватите. Только пусть обмоется.