Драконьи грезы радужного цвета (СИ)

— Шельм?

— Все… нормально, — запнувшись, хрипло отозвался тот, навалившись на него. Медленно поднял руку, зачем-то обнял за шею, вяло улыбнулся, прикрыв глаза, и уткнулся лицом в плечо. — Я просто никому еще её не показывал. Первый раз всегда… немного неуютно.

— Больно, — уточнил Гиацинт и через стол пересекся взглядом с лекарем. В глазах масочника тот прочитал решимость.

Филактет встал, перегнулся через стол, не обращая внимания на то, что полы его свободной, белой рубахи, которую он не заправлял в штаны, могут испачкаться в еде, поставил локоть на стол и зачем-то схватил ладонь Шельма, с подозрительной бережностью сжимая тонкие пальцы голубоволосого мальчишки. Тот распахнул измученные глаза и недоуменно посмотрел на него. Кукольник улыбнулся. Ободряюще, тепло.

— Я — Гиацинтлимш, отныне и впредь, клянусь.

И, как ни в чем не бывало, вернулся на свое место.

Шельм моргнул, еще раз и еще. И только потом до него дошло.

— Нет! — вскричал он с какими-то почти истерическими нотками в голосе. — Я не приму!

— Уже принял, — легкомысленно отмахнулся Гиацинт и буквально накинулся на еду.

Шельм стоял, и его явно потряхивало. Ставрас хмурился.

— Гиацинт? — строго спросил лекарь, пытаясь снова усадить шута, все еще прибывающего в растрепанных чувствах.

— Я принес ему Клятву Маски, он её принял.

— Нет!

— Да, дорогой. Да. Раньше надо было "нет" кричать, до того как руки разняли.

— Откуда я знал, что ты такую подставу мне устроишь?! Да, как тебе такое вообще в голову пришло?!

Устав от недопонимания, Ставрас резко приподнялся, обхватил шута за плечи и снова усадил рядом с собой. Тот попытался опять вскочить, но лекарь коротко рыкнул на него и Шельм притих, возмущенно сопя у него под боком.

— Что такое Клятва Маски? — спросил тем временем у масочника Веровек.

— Клятва, аналогичная вашей клятве на крови, которую гвардейцы и другие особоприближенные дают королю.

— Клятву, которую нельзя нарушить даже в смерти?

— Да.

— Почему ты дал её Шельму?

— Потому что он Вольто. И совет Иль Арте, действительно, полным составом сошел с ума раз смог это проглядеть, — бросил Гиацинт, подложил себе на тарелку сразу две куриных котлетки и повернулся уже к шуту. — За что ты сорвал с него маску?

— Захотелось, — буркнул тот, зло сверкнув глазами.

— Прекрати дуться.

— Дуются дети, убогие и… драконы. А я — злюсь.

— О, как ты о драконах-то? Неужели, так не нравится быть запечатленным?

— А с чего бы мне должно нравиться?

— С того, что он Радужный Дракон, — произнес Веровек, тяжело вздохнул и отвернулся.

Все резко замолчали.

— Век? — нарушил паузу Шельм.

— Я, может, и не очень умный. Но не идиот же. Драконий Лекарь всегда жил в Столице, всегда помогал людям и… драконам. А потом он сказал вчера, что когда-то был драконом, а до того, что за воспитанием детей из моего рода он перестал приглядывать двести лет назад. Значит, раньше-то смотрел, контролировал. Покровительствовал.

— И поэтому ты решил, что я Радужный Дракон? — мягко спросил лекарь.

Веровек вскинул на него глаза и сразу же отвел.

— Да.

— И что же будешь делать теперь, когда я выбрал не тебя?

— Радоваться, — ответил королевич, повернулся к нему и улыбнулся немного грустно. — Я рад за Шельма. Правда, очень рад. Но мне грустно, потому что… — он сделал паузу, явно не решаясь сказать, отвел глаза, снова вскинул и все же выдохнул на одном дыхании: — Раз у него есть ты, я ему вряд ли даже другом понадоблюсь.

Шельм фыркнул:

— Конечно, понадобишься. А этот вредный старикашка у нас еще попляшет. У-у-у-у!

— Так, и кто здесь старикашка? — осведомился Ставрас, сурово сдвинув брови.

— О! Значит, на вредного ты уже согласен, любимый?

— Согласен. А за любимого явно кому-то пора не только уши надрать, но и что помягче, тоже. Для профилактики полезно.

— И что же это? — невинно захлопал ресницами шут.

Ставрас скривился, прищурился и резко дернул его на себя. Из глаз шута все ехидство и кураж тут же вытеснила легкая паника, лекарь усмехнулся, но тут вскричал Веровек.

— Вы опять?! — вопросил он, как обвинитель на допросе, — Да, сколько можно уже?!

— А чего ты, собственно, возмущаешься? — полюбопытствовал Гиацинт.

— Да, как вы не понимаете?! Не могут двое мужчин любить друг друга. Это, во-первых, ненормально и против самого естества человеческого, во-вторых, ну как, скажите мне, один может… подчиняться другому, тем более, если речь о таких, как они?

— По-моему, ты не про подчиняться хотел сказать, — внимательно посмотрел на него масочник. И переглянулся с Шельмом.

— Ага. Братец, по-моему, ты слово перепутал. Не подчиняться другому, а отдават…

— Замолчи! — Веровек вскочил и взвыл, заткнув руками уши. — Не говори!

— Да, ладно тебе, чего ты так реагируешь-то? — изумленно протянул Гиацинт. — Это же личное дело каждого, с кем спать. В конечном итоге, тебя же в этом участвовать не зовут.

— А что, дорогой, может, поучим мальчика уму разуму, с собой позовем, — промурлыкал Шельм в сторону Ставраса и тут же схлопотал подзатыльник. Попытался возмутиться, но тот глянул на него так, что пришлось прикусить язык.

— Значит, так, — произнес Ставрас твердо. — Веровек, прекрати быть ханжой. Гиацинт прав, каждый сам выбирает с кем ему быть.

— Но вы-то, вы-то не выбирали ничего, вы просто…

— Да, что ты так переживаешь? — снова встрял Гиацинт. — Вот мы с Муравьедом уже пять лет вместе и ничего, как видишь, живем же и…

— Любим, — тихо, но твердо откликнулся Мур и посмотрел на королевича так, что тот так и замер с открытым ртом, медленно опустившись на лавку. А кузнец, тем временем, посмотрел на лекаря: — Так куда вы едете через наши края?

— В Драконьи Горы.

— Зачем?

— Узнать хотим, кто яйца драконьи ворует и распродает. Не слышали ничего об этом?

Гиацинт и Муравьед переглянулись, и разговор продолжил уже масочник.

— Ну, мы сами, пытались… — произнес он, пряча глаза от лекаря.

— Пытались что?

— Я еще в детстве мечтал о драконе. Нет, правда, глупо, конечно, но мечтал. А когда нашел в себе смелость покинуть клан, захотел хотя бы попытаться осуществить свою мечту. Думал, вот найду драконье яйцо, маленькие драконы ведь такие маленькие, ничего совсем не знают, и он, вылупившись, запечатлит меня. Если не будет знать, что я масочник, то почему бы нет?

— Думаешь, запечатляет дракон? — уточнил лекарь

Масочник недоуменно посмотрел на него.

— Нет. Запечатляет сам мир. Но вы, ты сам сказал, не принадлежите этому миру, поэтому на вас драконы издревле и не запечатляются. Только и всего. И дело вовсе не в том, что они вас считают монстрами или особо сильно ненавидят, просто сам мир видит в вас чужих.

— Все еще видит? — прошептал масочник, уткнувшись в тарелку. — Но позволил родиться Вольто.

— Я не знаю, — так же шепотом ответил Ставрас. — Возможно, уже нет. Но кто скажет наверняка?

— Мы пойдем с вами, — заполнил повисшую паузу голос кузнеца.

— Уверен? — уточнил лекарь.

Тот кивнул.

— Раз уж Гиня дал мальчишке клятву, я поддержу его. Заодно покажем, что нашли.

— И что же?

— Гнезда драконов.

— С яйцами?

— Да.

— Но без драконов?

— Откуда ты…

— Это мертвые гнезда. Драконы никогда не вернутся к ним. Я просто собираю их в одном месте, чтобы не валялись, словно обычные камни. Там целая огромная поляна усеяна драконьими яйцами, но дети из них уже никогда не вылупятся.

— Но почему?! — воскликнул Шельм и остальные молчаливо его поддержали.

Ставрас тяжело вздохнул, внимательно посмотрел на Михея, словно решая, стоит ли рассказывать о таком при драконоборце, но тот ответил решительным и твердым взглядом, показывая, что если ему так принципиально, то он может и выйти, хоть недоверие и обидит его. Но лекарь отрицательно покачал головой и все же ответил при всех.