Просто солги

— Я всего лишь помогла ей, — честно признаюсь я, и мне даже кажется, что она мне верит.

— Пойду вызову скорую, — неопределенно бросает девушка и, слегка покачиваясь, покидает ванную, оставляя меня один на один с моими страхами. Один на один с телом девушки, которую я только что убила собственными руками. Один на один, и это сводит с ума.

…

Со стороны кажется, что я — невидимка. Что меня нет, или, по крайней мере, я временно не существую. Со стороны кажется, что я немного не в своем уме. Я знаю, потому что взгляд у меня до сих пор отсутствующий, как будто ничего не вижу.

Но Джо наверняка не смотрит на меня со стороны. Сверху, изнутри, прищурившись — как угодно, но только не вплотную, чтобы я ловила на себе его взгляд. И я понимаю, что лучше бы он смотрел.

— Да у тебя прям талант, — кривится он и лезет в нагрудный карман пиджака за очередной сигаретой. — Неприятности притягивать, Кесс, — поясняет он мгновение спустя после того, как я проигнорировала его первое заявление.

Я не отвечаю, потому что знаю, что это одно из утверждений, которые просто бесполезно оспаривать. Любой в таком случае сочтет тебя лгуньей.

Уже начинает светать, и легкие ненавязчивые лучи предосеннего солнца с трудом пробиваются сквозь плотные серые заросли многоэтажек. Но меня даже такой свет раздражает. Теперь, когда я вижу, меня все раздражает.

Обещаю себе, что, когда вернусь в дом с синими окнами, тут же завалюсь спать как минимум до полудня. Бездумно растягивая и без того широкие шаги, думаю о всякой ерунде. О том, какая фиговая мне досталась судьба, какой омерзительный по своей натуре напарник и какие странные окна. Синие окна, без которых я, кажется, уже никуда.

— Хочешь? — внезапно спрашивает Джо, и краем глаза я вижу, что он протягивает мне сигарету. Неоновыми ненастоящими буквами моя фантазия тут же вырисовывает на поверхности этой гадости короткое слово "яд". Может, именно это слово заставляет меня согласиться.

— Хочу, — ехидно выдыхаю сквозь зубы и выхватываю предложенное.

Ощущение этого едкого дыма внутри своих легких — непривычное. Непривычно заполнять их чем-то, кроме пыльного нью-йоркского воздуха. Непривычно ловить на себе удивленный взгляд напарника. Непривычно довольствоваться одним желанием, что уж такой выходки он от меня не ожидал, потому что знал — я не могу себе этого позволить из-за своей излишней чувствительности.

До пункта назначения остается еще несколько темных кварталов, но эта тишина и тонны сигаретного дыма между нами напрягают меня.

Внезапно Джо поворачивается в мою сторону и лениво выпускает изо рта несколько неровных дымовых колечек.

— Вот скажи мне, Кесси. Просто интересно. — Он замедляется, а я — напротив — ускоряю шаг. — Раньше я думал, что ты каменная. Ни эмоций, ни предположений вслух. Взгляд, по которому ничего не скажешь. Твои мысли, которых я никак не могу прочесть. Скажи, вот есть что-нибудь, что может тебя сломать? Я имею в виду, то, чего ты по-настоящему боишься.

Теперь я не смотрю на него. Просто не хочу знать, что он на самом деле думает. От его вопроса мурашки по коже.

(У меня от Джо мурашки по коже.)

— Ты действительно хочешь это знать? — Я копирую его непревзойденную манеру и понимаю, что на этот раз он отступает.

Он бросает недокуренный бычок на холодный серый асфальт, даже толком не потушив его, но спустя сто ярдов я все еще могу различить болезненный тлеющий огонек.

Я засовываю руки в карманы, предварительно тоже избавившись от единственной сигареты в своей жизни. Я никогда в этом ему не признаюсь, но я действительно чувствую никотин чуть больше положенного.

Мы расходимся на лестнице. Я — налево, он — совершенно в противоположную сторону, и я еще долго слышу его удаляющиеся шаги. Мы расстаемся так, как будто совершали вдвоем увеселительную ночную прогулку, а не отправлялись вкалывать очередному наркоману двойную дозу. Мы разлетаемся так, как будто мы самолеты, которым уже просто не по пути. Как будто он не спрашивал меня о моих страхах. Точно не задавал этот вопрос. (А как будто смог прочесть мои мысли.)

Я прикрываю ладонью глаза, чтобы защититься от уже более навязчивых лучей, пробивающихся сквозь синие окна.

— Ты. Ты медленно убиваешь меня, — шепчу я одними губами, понимая, что там — на другом конце коридора — он слышит каждое мое слово.

Легонько толкая скрипучую дверь, я в полубессознательном состоянии вваливаюсь в наполненную тихим сопением Жи комнату и тут же бросаю тяжелую куртку на пол. Я открываю настежь окно и уже по привычке забираюсь на карниз. И мне кажется, что я уже больше не боюсь высоты.

25. "Изнутри я гнилая"

Изнутри я гнилая. Там, глубоко во мне, медленно бьется мое черное сердце.

Когда я была маленькой, родители говорили, что, чтобы искупить свои грехи, чтобы очистить свою душу, нужно просить прощения у Господа; нужно непрестанно молиться. Они говорили, что, если я не буду верить, Бог когда-нибудь накажет меня. Потому что он всегда карает непокорных.

Но я просто не могла этого делать из-за того, что не было сил поверить. Я всего лишь думала, что хуже быть уже не может.

Возможно, это и есть мое наказание: снова и снова превратившийся в сплошное шипение голос в моей голове задает мне один и тот же вопрос.

И все же я бы хотела поверить. Хотела, если бы не моя гнилая душа.

…

— Пожертвуйте собору святого Иоанна, — хрипит старая, согнутая пополам монашка в затертом синем балахоне. Я даже не вижу ее лица — только слышу противное шипение из ее с трудом раздвигающихся уст.

Я оглядываюсь по сторонам, точно пытаясь выискать того, кто наблюдает за мной в этой многолюдной толпе. Но это не простая мания преследования — я чувствую, как мое тело прожигают чьи-то глаза. Всегда чувствовала, всегда знала.

— У меня только доллар. — Я достаю из нагрудного кармана простецкой клетчатой рубашки смятую купюру и протягиваю ее невидимой женщине. Гадаю: а видела ли меня она?

— Как тебя зовут, дитя мое? — сипло спрашивает женщина и начинает, кряхтя, разгибаться.

Теперь я вижу ее глаза — мутно-серые. На губах полусумасшедшая ухмылка, а скулы сводит в легких судорогах. Морщины прорезались в смуглое лицо настолько глубоко, что, кажется, теперь кожа старушки сплошь состоит из сохлых бугорков. Все еще дожидаясь от меня ответа, монашка начинает дико переводить взгляд с меня на толпу позади. (Как будто тоже ищет того, кто шпионит за нами.)

Мне неуютно под этим взглядом, но лишь спустя некоторое мгновение я понимаю, что я, наверное, даже чем-то похожа на нее.

Сейчас самое разумное — это дать деру, попутно забрав свой несчастный доллар, но я вовремя одергиваю себя — в этот раз я не преступница, чтобы убегать.