Сосуд (СИ)

— Да что за свинство?! — я злилась, материя сопротивлялась, пока… — Постой‑ка, ты уменьшаешься! И увеличиваешься!

И тут я вспомнила, весьма странное поведение простыни, которую я пыталась сдернуть с обнаженного герцога. Наматывая её бесконечно долго на себя, я шла в ванную, а она так и не кончалась!

— Простынка, беленькая ты моя! — ну, уже конечно нет, так как испачкана она была в моей крови порядочно, — Ненаглядная моя, я же знаю, ты можешь расти! Спусти меня с этой башни! Пожалуйста!

Я, конечно, понимаю, что, послушай кто‑либо мой разговор с постельным бельём, подумал бы, что у меня не все дома, но… что делать! Раз я в магическом замке, то и предметы здесь магические, так или нет?!

Простынь слабо засветилась и выросла на пядь в моих руках:

— Ах, ты моя хорошая! Обещаю, что будут тебя стирать только в самой чистой родниковой воде! — на мои увещевания моя помощница мигнула серебристым светом и выросла еще на пару локтей. Отложив её на кровать, я оторвала рукав моего старого платья и перевязала ладонь. Вещи из Сумрака я, честно говоря, побаивалась трогать, вдруг причиню им боль, а они меня потом ночью и удушат?! Собрав в узелок всё, что может пригодиться, а так же схватив свой колчан и лук, одним концом простыни я обвязала себя, а другим — ножку дубовой кровати.

— Ну, что моя дорогая девочка?! Хочешь, чтобы тебя сушили не этим вредным магическим способом, а на ветерке, среди трав и деревьев?! — в ответ простынка ласково погладила меня по плечу оставленным мной краешком, — Тогда спускай меня медленно! Договорились?!

Сев на подоконник, я еще раз оглядела свою спальню:

— Эх, друзья, не печальтесь! Я еще верну — у-у — усь! — с диким визгом я шагнула в пропасть.

— Ты, что, чокнутая?!

— Ой, ты кто?! — напротив места, куда меня ласково и заботливо приземлила простынь, на пригорке восседал мальчишка. Лет семи — восьми, не больше. Грязный, замызганный, в дранном сером сюртуке и обрезанных до колен штанах, он ковырялся прутиком в подсыхающей болотной жиже.

— Ты не ответила. Ты — чокнутая?! — сорванец смотрел на меня удивительными синими глазищами на пол лица, подперев ладошкой от скуки свою испачканную в чем‑то буром щеку.

— Не — е-ет! Я…. из замка!

— Эт я видел! Как ты с ветерком спускалась! — и он кивнул своей патлатой головой на башню. Я проследила за его взглядом и ужаснулась. С земли башня выглядела неприступной и очень высокой. Ну, очень — очень. А моё окошко было единственным и под самой крышей. Мама моя, как же я не разбилась?!

— Так значит ты мертвячка?!

— Что?! Какая я тебе мертвячка?! Ты сам задохлик задохликом!

— Ага. Проверим, — малец встал, оголил своё плечо, на котором красовался порез в центре сине — бурого кровоподтёка, — Хочешь?! Кровушки, а?!

— Да… иди ты! Яблок хочу, — вздохнула я, стягивая с себя петлю из простынки.

— Ага. Значит чокнутая, — вынес вердикт пацан, снова одевая свою драную одежку.

Усевшись на облюбованную им кочку, он принялся заниматься тем, чем, наверное, занимался всё это утро — ковырять грязь.

— Точно, от такого же слышу! Что ты делаешь на территории замка Сумрак?! — погладив простынку, я шепнула ей, чтоб с подоконника не уползала, как вернусь, я её позову. А вы думали, что я сама наверх буду карабкаться, если иного входа в замок не найду?!

— Лягух ловлю… Пока в ловушку не попадут, вот сижу… развлекаюсь! — и продемонстрировал мне дырочки и чёрточки на земле.

— Э — э-э… а зачем тебе лягухи?!

— Ну, ты темнота! Есть, конечно! — кажется, мне уже не хочется кушать. Вот совсем! И фигура стройнее будет, а то во — о-он бока какие наела…

— А — а-ам, другого, что совсем нет?! Дичь?! Ягоды?! Грибы?! — я махнула рукой в сторону леса. В дали, за болотом, ветер играл в раскидистых зеленовато — коричневых кронах дубов и ясеней. Суровые исполины стояли на страже долины замка Сумрак.

— Ты, что, совсем страх потеряла?! Это ж Сумрачный лес! Там только смерть свою найдешь! — мальчишка удивленно взирал на меня.

— Да, ладно! Я там ночевала, и ничего! На опушке уж точно можно кого‑нибудь подстрелить! Кролика или косулю! — я молниеносным движение вынула стрелу из колчана, и наложила на тетиву.

— Да — а-а, ты чо — о-о — окунутая! — ошалевший мальчуган медленно сползал с кочки своим тощим задом, не сводя с меня взгляда.

— Заладил 'чокнутая да чокнутая'. Чё ты дрожишь?! Ща проводишь меня до во — о-о — н той яблони, я так поняла ты на болотах свой, а я для тебя мяса подстрелю!

— Я не ем мертвечину! И к яблони тебя не поведу! — бурчал мелкий, поднимаясь на ноги. Его рыжие — рыжие волосы пучком сена торчали на голове, не смотря на то, что он пытался прилизать их руками. По мне, только хуже сделал, теперь они еще и в тине.

— Почему?!

— Потому! Там ведьма живёт! Её вся деревня боится! Вот!

— Пра — а-авда?! Отлично, я не боюсь! — весело насвистывала я, направляясь в сторону огромной раскидистой яблони, — Пошли! Лягушки не самое лучшее мясцо, думаю, со мной ты согласишься. Вот кабанчик, это да!

— Стой, ненормальная!

За полсуток до побега Кьяры. Личные покои Рихарда.

— Внук, и когда я не был рад твоим визитам?! Пусть и незапланированным?!

— Дед, уйди! Я не в том настроении, чтобы общаться с тобой! — пройдя к столику, я плеснул себе виски. Залпом осушив бокал, я, наконец, слегка погасил клокотавший во мне огонь негодования.

— Не слишком ли ты суров?!

— С ней?!

— Ну, не со мной же! Я‑то уже привык!

— В самый раз! Я, конечно, слышал, что женщинам трудно устоять перед Шейном, но не на второй день знакомства! Ты просто не видел их… Кьяра… и не призналась же, маленькая интриганка!

— А она там рыдает… Это так, к слову, — Сардос как всегда вовремя со своими замечаниями. Сидел бы уже в кресле и курил бы свою иномирскую сигару.

— Прошу, путь свободен! Иди, утешай! — открыв портал, я указал ему на него.

— И пойду, утешу! Поверь мне! И уже завтра Кьяра будет моей, но ты никогда уже не сможешь её завоевать! Даже шанса не будет…

— Да что ты?! Даже так?! — я снисходительно улыбнулся.

— Так. Помни, кто пред тобой, — и в спокойном невозмутимом озере глаз Сардоса вспыхнуло адское пламя. На моём лбу выступила испарина. Кровь вскипела в моих венах. Острое ощущение опасности настигло меня и… схлынуло.

— Помню, — легкая улыбка на лице моего собеседника пугала меня гораздо больше, чем все муки Подземного мира, — Почему?!

— А… не отдам. Из вредности.

— Да бери! Кому она нужна?!

— Н — у-у, Шейну, например!

— Подавится! — откуда во мне эта дикая злость, стоит только представить, что Кьярой будет обладать другой?!

— Жадность?!

— Своё не отдаю.

— Так что ж не женишься?!

— Сам подумай!

— Наомирель, значит?!

— Да, вот уже как три столетия 'Да!', — до скончания веков я буду спорить с ним?! — Она та, кто мне нужен.

— Она — заносчивая интриганка с рыбьими глазами и каменным сердцем! И тебе это прекрасно известно! Я думал, что ты уже отказался от этой бредовой идеи!

— Мне известно, что Наоми — принцесса чистых кровей, которая знает, что значит долг! И что такое жертвовать своим личным счастьем ради блага королевства! Своей свободой! Да чем угодно!

— А Кьяра не знает?! — и мне ехидно улыбнулись, при этом демонстративно оттягивая манжеты своего очередного иномирского наряда.

— Нет!

— Так научи! В чём же дело?! — Сардос сделал пас руками, и в зеркале напротив отразилась Кьяра, рыдающая, уткнувшись в собственные колени, — Вот глина — лепи, что пожелаешь!

— И врожденному благородству её научить?! Чему еще?! Долгу?! Чести?! К демонам!

— Посмотри! Да, посмотри же на неё! — зеркальная гладь предстала пред моим взором. В это время к Кьяре подошла экономка, — Ты видишь?!

— Что я должен увидеть?! Зареванную симпатичную мордашку и драматически заломленные руки?! — ну, что ты, дурёха, там сидишь?! Стемнело уже. Надо было приказать Элжбет сразу же увести девчонку в замок, а не утешать… по — своему, по — бабьи. Во — о-н, руки уже посинели, вечно мёрзнет.