Сосуд (СИ)

Глава 26. О том, что жить хорошо… а хорошо жить — еще лучше

— Ну, вот! Горячего молочка выпили, теперь и простуда не страшна, — заботливые руки мадам Элжбет убрали поднос с моих коленей и поставили на столик.

— Мадам Элжбет, я вам так благодарна! — удобно устроившись в кровати, я доедала воздушную булочку с корицей, — Если бы не вы… Не знаю, со мной впервые такое.

— Какое?! — женщина возраста моей мамы села на край постели и участливо посмотрела на меня.

— Так, будто весь мир раскололся на двое и… и обрушился тысячью осколками.

— И самый острый, самый крупный осколок впился в твоё сердце, терзая и мучая тебя… — экономка задумчиво вертела уголок фартука в руках.

— Откуда вы знаете?!

— Потому что я любила. И моя любовь не принесла мне ничего, кроме боли и страданий, — Элжбет уголком фартука вытерла набежавшую слезу, — Вот же напасть, столько лет прошло, а никак не забудется.

— Но… я не люблю! — это смешно, какая любовь?!

— Любишь, девочка, любишь. Просто пока не приняла это, а потому и больно, и обидно, и стыдно — всё в одном узелке. Уж поверь мне, я‑то знаю.

И мы обе замолчали. Каждая из нас думала о своём.

Суровый горный ветер стучался в окна, поздним гостем просясь в замок. Лунный свет ночным вором проникал в мою уже такую родную комнату. Камин задорно хрустел горящими дровами и дровишками. А мне… Мне было тепло и уютно в этой домашней тишине.

— Мадам, вы… наверное, должны знать, скоро я покину 'Сумрак', как вы и говорили. Надолго я не задержалась.

— Глупости, миледи! — экономка взяла блюдечко с крошками из моих рук и поставила его на поднос. Поправив выбившуюся из пучка седую прядь, она невозмутимо продолжила, — Герцог строг, вспыльчив и, порою, совершенно невозможен, но… у него доброе сердце. Он отходчив и на многое предпочитает закрывать глаза.

— Думаю, на то, что сделала я, закрыть глаза он не сможет, — шумно вздохнув, я в упор посмотрела на Элжбет, — Я могу вам довериться?! Понимаете, все секреты я делила с мамой, а потом еще и с мачехой, которая стала моей наставницей… Мне так тяжело без них!

— Конечно — конечно! Маленькая леди, поверьте, я умею хранить чужие секреты. И тоже знаю, что значит жить, когда не с кем словом перемолвиться!

— Спасибо, мадам, — собравшись с духом, я поведала о наболевшем, — Когда граф Лайнвуд окликнул меня, первой моей мыслью…

Часы пробили двенадцать, а Элжбет всё еще была здесь, рядом со мной. Она задумчиво водила рукой по одеялу, пока не заговорила:

— Милорд простит вас! Не печальтесь. Герцог — могущественный маг, ему открыты все секреты мироздания, но вот ваша девичья душа для него тайна за семью печатью. А от тайны он никогда не отступался.

— Вы не видели его лицо! Мне казалось, что еще миг, и он испепелит меня на месте! Разорвет на части!

— Вы… нужны ему. Очень. И не для его грандиозных магических планов, как он думает сам, а для него самого, для души.

— Сомневаюсь, мадам Элжбет. Лорд Рихард так уверен в себе. Так холоден и всезнающ. Зачем ему кто‑то еще?!

— Милорд более чем кто‑либо в этом мире достоин быть счастливым, и я говорю это не как его экономка и домоправительница, а просто как женщина.

— Я не знаю. Мне кажется, что всё кончено. И он так и не узнает, что я выбрала его. И жизнь с ним, — грусть и тоска с новой силой завладели мной. Свернувшись калачиком под одеялом, я пыталась унять ту боль, что пульсировала в груди.

— Пф! Кончено?! Вы, уж извините, леди, но вы не знаете, что значат ваши слова 'всё кончено'! — домоправительница замка сердито фыркнула.

— А вы… знаете?! — тихо прошептала я.

— Знаю, к сожалению! — Элжбет, поправив одело на мне, присела на краешек постели, — Есть нечто, что нам не изменить! Ни вам, ни мне! Мы бессильны пред нею! И нам никогда не вернуть тех, кого она забрала. Ей всё равно, что всё ваше счастье сосредоточено в этих людях… Остальное — глупости! Всё остальное — можно исправить.

— Мадам Элжбет, простите, но о чём вы?!

— О смерти, леди Кьяра. И моя жизнь тому подтверждение.

— Расскажите?!

— Я же обещала, — мадам разгладила складки своего платья и, помолчав минуту, продолжила, — Мне было столько же, что и вам. Молоденькая совсем. Не знала ни жизни, ни мира. В Брогене, городок на востоке герцогства, прожила всю юность. Родители мои из дворянства, старого древнего рода. Но, к сожалению, бедного как храмовая мышь. Меня, дочурку единственную, выдать решили за купеческого сына. Толстый такой паренек…был. Розовощекий, упитанный, а глаза, точно васильки. Хайном звали. Неплохой, трудолюбивый. Если б не отец его, может что и срослось бы у нас с ним. Я девушкой была бойкой, своенравной, а он парнем скромным. Ходил за мной, словно прикованный, цветочки дарил. Но господин Маркем, владелец всех суконных мастерских города, от сына ждал иного. Напора ждал. Уверенности, а где‑то и дерзости. А Хайн… Хайн же в глаза боялся смотреть, смущался да краснел. Вот надежду отец его на будущую невестку и возложил. Родить я должна была внуков, будущих наследников и продолжателей дела.

— И родили?! — тихо спросила я.

— А как же, девочка, родила… только не Хайну. Не нашли мы с его отцом языка общего. Жених меня пред ним не защищал, всё кланяться просил и помалкивать. А меня словно демоны в спину толкали. Я ж и грамоте и счёту обучена была, и умничала много. То да не так, сё да не так. Не шло у нас на лад. Мои не вмешивались, а господин Маркем заточением мне угрожал, стоит в семью его войти. А не войти я не могла, ссудил он родителям много золота, век бы не расплатились. Да только судьба решила по — иному.

И мадам Элжбет задумалась.

— Что же дальше?! Смогли вы избежать брака?!

— Смогла, леди, только на другой согласилась! Что пуще ада стал мне! — экономка налила себе чаю и продолжила, — На последнем балу, что устроили мои родители на деньги Маркема, познакомилась я с молодым виконтом. Эжен… он был как солнышко весеннее.

Красавец! Высокий, светловолосый. На первый танец успел меня пригласить поперёк жениха. Нельзя так. Не по традициям. А я знала, и вдруг взяла да и согласилась. Что было потом, страшно вспоминать. Но тогда весь мир для меня был в нём, в Эжене. Мы танцевали, словно сама Айора благословила нас, но музыка смолкла и…

— И что?! Что случилось потом?!

— А потом случилась любовь, и побег, и свадьба! Эжен же, как оказалось, не был виконтом, он вообще к дворянству не имел ни какого отношения.

— А кем же тогда он был?! — странно, его же все за 'своего' принимали?!

— Актёром! Очень талантливым актёром разорившегося столичного театра. Отец с матерью отреклись от меня, чего ни я, ни мой муж не ожидали. Хайн же стал им приёмным сыном и наследником. Мне и Эжену пришлось уехать в том, в чём были на балу и в чём сбежали. Вот тогда я и узнала, что же за человек мой Эжен.

— Он вас… бил?!

— Богиня упаси! Эжен?! Да я бы удушила его в тот же день! Нет, леди Кьяра, он просто обещал. Обещал и обещал. И снова обещал. Но никогда не исполнял обещанное. Мы сняли домик в порту в соседнем городке. Кольцо, что на шестнадцатилетние подарили мои родители, стало нашим состоянием. На него и жили. Через пару месяцев мы обнаружили, что деньги закончились и что… я жду ребенка.

— И вы были рады ему, ребенку?!

— Бесспорно! Даже мой муж сиял! На следующей неделе грянула война. И мой нежный и такой избалованный супруг отправился наёмником…

— Во флот?! — понятно же, раз порт, значит море рядом. А море, это ж флот?!

— Что ты! — Элжбет весело рассмеялась, — В королевский флот брали только лучших! В пехоту! Я получила аванс от вербовщиков, а Эжен… расцеловав меня, обещал скоро вернуться с победой.

— И вернулся?!

— Вернулся… да не с победой, а с мародёрами в мой родной город, — мадам горестно вздохнула. Видно, эта часть воспоминаний далась ей тяжело, — Когда деньги закончились, я обратилась за помощью к родителям. Но меня даже на порог не пустили. И если бы не Хайн… Он тогда только с ярмарки вернулся. Как увидел меня, весь засиял, словно и не был мною позорно брошен. Юный Хайн стал увереннее и мужественнее с тех пор, как я видела его. Он словно преобразился. Да и поместье преобразилось. Маркемы вложили много средств в него.