Камбер – Еретик

Как заметил Камбер, когда процессия, приблизилась к ступеням собора, где стояли он, Джеффрэй и епископ Хуберт, большинство свиты составляли люди. Многие самые могущественные и влиятельные дерини просто не приехали!

С упавшим сердцем Камбер поправил ризу на плечах – ризу, много лет назад подаренную Синилом, – и стал наблюдать, как участники церемонии сходят с коней и направляются в собор. Отсутствие некоторых Камбер предугадывал заранее, а кое-кто, как Эвайн и Рис, не участвовал в процессии и был уже внутри. Но такого жалкого зрелища он предвидеть не мог, это была просто пощечина регентам со стороны представителей его расы. Он горячо молился, чтобы регенты были слишком заняты, чтобы обратить на это внимание, но знал, что молитва не поможет. Регенты заметят. Если не Мердок, так обязательно Драммарон или Рун. Или Хуберт.

Камбер искоса взглянул на тучного Хуберта, расположившегося напротив Джеффрэя, и увидел, что епископ-регент уже заметил. Он обиженно надул маленькие розовые губки и повернул ангельское личико, чтобы продиктовать несколько слов секретарю, стоявшему справа от него. Лист, на котором писал секретарь, был наполовину виден.

Порам, что пишет тот человек? – мысленно спросил Камбер сына, стоявшего за ним И Джеффрэем и лучше видевшего лист.

Имена, – ответил Йорам. – Он составляет список присутствующих на процессии. Хочешь пари, что внутри тоже записывают тех, кто уже там?

Не надо пари, – возразил Камбер. – Эвайн и Рис уже на месте?

Да.

Слава Богу, – подумал Камбер. – Иди и проверь. Если регенты составляют списки, нам лучше сделать-то же самое, чтобы можно было предупредить тех, кто не пришел. Я понимаю их раздражение, но в таком случае они могли бы быть менее принципиальны.

Отец Эмрис внутри с гавриллитами, – сообщил Йорам. – Мне попросить его составить список? Ему не придется записывать, я могу связаться с ним, не вызывая подозрений.

Камбер кивнул, вспоминая, что у аббата Ордена святого Гавриила была изумительная память. Знаком он попросил сына нагнуться к нему.

– Йорам, ты не принесешь мне воды? – спросил он скорее ради тех, кто мог подслушивать. – Такой старый человек, как я, не может простоять всю церемонию, не выпив чего-нибудь холодненького.

– Разумеется, ваша милость, – с поклоном ответил Йорам, торжественность, написанная на его лице, скрывала минутную веселость.

Он поспешил, чтобы слиться с толпой дворян внутри, когда королевская процессия, сопровождаемая звуками фанфар и барабанной дробью, остановилась на площади перед собором. Первыми на гнедых лошадях, ведомых графами Грориком и Сайхиром, ехали братья короля, одетые в пурпур, с серебряными обручами принцев на головах. За ними Эван нес меч Гвинедда, а в руках Мердока был королевский штандарт.

За ними следовал король. Сидя с непокрытой головой на рослом, абсолютно белом жеребце, он казался юным и беззащитным. Коня вел под уздцы граф Таммарон, сдерживая горделивую поступь животного. По другую сторону королевского коня вышагивал Рун Хортнесский, едва пряча торжествующую улыбку.

Солнечный свет ярко играл на богатых одеждах регентов и самого короля, сверкал на золоте и серебре украшений, тонул в обилии вышивки, какое могли себе позволить только короли и священники.

Когда одеяние короля было осмотрено в последний раз и белую мантию уложили красиво ниспадающими складками, рядом с королем встали четыре графских сына, защитив его от солнца балдахином из золотой ткани. Когда двери собора раскрылись, чтобы впустить процессию, хор запел традиционный для коронаций гимн: «Я возрадовался, когда мне сказали: войдем в храм Господен!»

Процессия двинулась по нефу: сначала монахи из хора в красных сутанах, затем дюжина мальчиков в белых ризах с капюшонами и пурпурными поясами, у каждого в серебряном подсвечнике тонкая свеча.

Следующим шел монах с кадилом, оставляя после себя сладковатое облачко благовоний, в котором, казалось, сам по себе плывет изящно украшенный крест примаса Гвинедда (за легким туманом благовоний почти не было видно юного Диакона, несущего его). Сопровождаемый капелланом и вторым диаконом, за крестом следовал архиепископ Джеффрэй, далее архиепископ Ремутский Орисс со свитой. Оба епископа были в белых с золотым ризах, обильно украшенных вышивкой и аппликацией. А инкрустированные драгоценными камнями митры, богатством равные короне, и епископские посохи утверждали их пастырскую власть над душами своих чад.

Затем шествовал король со свитой. Слева и справа от Элроя, под балдахином, шли Камбер и Хуберт. Правила требовали, чтобы Элрой держал обоих епископов за руки, но в последнюю минуту мальчик отказался выполнить это условие, отговорившись тем, что он устанет постоянно держаться за руки. Камбер догадывался, что на самом деле причиной отказа было то, что Элрой не знал, кому может довериться, поэтому решил не доверять никому.

Сейчас мальчик спокойно шел между ними, не касаясь их и не позволяя им касаться его. Голова была высоко поднята, а подбородок упрямо замер в том положении, в каком Камбер не однажды видел подбородок его отца. Может быть, Элрой и не был тем беззащитным мальчиком, каким казался.

За королем следовали другие епископы, а за ними отец Альфред, духовник мальчиков. Далее шли четверо мирских регентов с королевскими регалиями в руках; Эван нес меч в ножнах, Мердок сменил штандарт, который пронес до собора, на скипетр, Рун – огненное кольцо на маленьком серебряном подносе, а Таммарон – копию короны Гвинедда с переплетенными листьями и крестами, специально уменьшенную для Элроя. Замыкали процессию графы Грорик и Сайхир, сопровождавшие принцев Джавана и Риса Майкла.

Прежде чем подняться на хоры и расположиться на указанных местах, каждый участник процессии останавливался у ступеней храма для поклона. Элрой опустился на колени справа от жертвенника, рядом с троном, который скоро будет принадлежать ему, а Хуберт и Камбер, сопровождаемые епископами, остановились у тронов архиепископов, стоящих в левой части хоров.

Пока звучал гимн, двое архиепископов, обнажив головы, читали молитвы, а затем пошли за Элроем. Когда юного короля вели к алтарю, было видно, как по его телу пробегала дрожь. В тяжелом одеянии и мантии мальчик выглядел совсем маленьким и хрупким.

Камбер был уверен, что Джеффрэй, как и его предшественник Энском, тринадцать лет назад короновавший Синила, в этой части церемонии будет следовать законам дерини и людей в равной степени. Обычаи требовали, чтобы в самом начале коронации король был представлен четырем частям государства и, возможно, четырем ветрам, чтобы слово монарха долетало до самых отдаленных уголков королевства. Поэтому, обращаясь к четырем основным точкам храма, архиепископ возглашал имя нового короля. Так было испокон веков.

Образованные дерини знали и тайный смысл этого действия: нового короля представляли властелинам четырех стихий – Архангелам, к которым дерини обращались за помощью в своем волшебстве. Это обращение за помощью и ритуал окуривания храма благовониями охраняли восходящего на престол от темных сил. Чем же было помазание нового короля, как не волшебством? Странно, что многие люди просто не замечали магического смысла своей религии.

Даже если Ориссу это было неизвестно, Джеффрэй точно знал. Взяв Элроя за правую руку (с другой стороны уже расположился Орисс), Джеффрэй повел его к восточной стене храма, где у подножья алтаря и начинались подобные церемонии. Подойдя, все трое приветственно подняли руки, а Джеффрэй произнес традиционные слова.

– Всем приветствовать Элроя Бэрэнда Бриона, нашего законного короля! Согласны ли вы служить ему верой и правдой и почитать его?

– Да благословит Господь короля Элроя! – закричали собравшиеся, и только некоторые дерини знали, что принимают участие в том самом волшебстве, уничтожить которое позднее поклянутся регенты.

Архиепископ повел юного короля на юг, как и прежде, поднимая руки и произнося те же слова.

– Да благословит Господь короля Элроя! – снова закричали собравшиеся.