Приключения графини (СИ)

Погруженная в мысли о создании накопителя, я прошла через второй пост. За внешним кольцом ограждения раскинулся лес, разделенный сельской дорогой. И где же лазарет, который по утверждению Шуры был сразу за оградой?

Измученные открытыми лучами Эндимиона и Акидона, гвардейцы указали направление штык-ружьем. Искомое учреждение обнаружилось за густым пролеском темно-зеленых тополей и кустов селадоновой ольхи. Длинное светло-бежевое трехэтажное здание было окружено плакучими ивами с темной листвой и кустами цветущего можжевельника. Под окнами были разбиты клумбы с цветами, привнося ощущение домашнего уюта.

Подъездная дорога и лужайка были заполнены каретами, лошадьми, телегами с грязной кровяной соломой. Где-то вдалеке причитала женщина, и ругался мужик. Две лошади, отвязавшись от коновязи, щипали травку под тенью ивы, что вызывало жгучую зависть у остальных лошадей, привязанных и запряженных в экипаж. Зависть выражалась в ржании, фырчании и звонких ударах подкованными копытами о брусчатку.

Внутри лазарета обстановка была еще суматошнее. Широкие светлые коридоры были переполнены людьми, пахло спиртом, эфиром и кровью. Помощницы лекарей сновали туда-сюда, от пациента к пациенту, умудряясь в этой круговерти оказывать помощь раненным, отвечать на вопросы родственников пациентов, выполнять указания лекарей и при этом быть вежливыми и выглядеть опрятно. Головы их были покрыты накрахмаленными белыми чепцами, поверх черной формы, сильно напоминающей рясу, одеты серые застиранные фартуки. Были среди помощников и мужчины, но мало. Так же, как и женщины, они крутились между пациентами, оказывая помощь. Их практичная черная форма действовала угнетающе. Лекари были одеты в белые халаты поверх светлых костюмов, непременно лица их украшала аккуратная бородка, и очки. Осматривая раненных, они держались спокойно и уверенно. Весь персонал лазарета выглядел измождено, лица их были усталыми и осунувшимися.

Прооперированных пациентов везли на каталках не спеша. Тех, кому требовалась операция, бегом, громко уточняя тяжесть ранения и обговаривая способ обработки.

У палат дежурили родственники. Многие пациенты, из тех, кому не хватило места в палатах, лежали в коридоре, накрытые серо-бурыми простынями. Выздоравливающие, в бинтах, с костылями, в креслах-колясках, прогуливались вдоль окон.

Во время операций в качестве анестетика использовали эфир. Его специфический запах трудно спутать с каким-то другим. Эфир узаконили совсем недавно. До этого применяли опий, наркотик, вызывающий пожизненную зависимость. Эфир стал прорывом в ли́карстве. Но и с ним не все было просто. При использовании эфира проблема была в тоа м, что необходимо правильно рассчитать дозировку. Кроме того, перед тем как применять эфир, пациента нужно готовить заранее, чтобы избежать галлюцинаций, проблем с речью и координацией.

Нередко, когда операция затягивалась, и действие анестетика выветривалось, пациент начинал кричать от боли.

Как сейчас. Из операционного отсека доносились душераздирающие крики. Слушать их было невыносимо. Многие в коридоре заткнули уши. Не знаю, что у них случилось в операционной, но пациент продолжал кричать.

До операционной было с десяток шагов. Я их преодолела бегом, и, войдя, одела чепец и халат, висевшие на крючке.

Помощница лекаря пыталась справиться с волнением и открыть склянку с эфиром. Руки её тряслись, а по лицу было видно, что она борется с желанием сбежать отсюда. Одну склянку она уже разбила, отчего по операционной расползся тяжелый запах. Дышать вытекшим раствором было очень вредно.

Лекарь, молодой, высокий и очень худой мужчина, кричал на свою помощницу. Его лицо налилось кровью, на висках вздулись вены.

У пациента была распорота брюшина. Перед лицом его висела занавеска, загораживая вид раны. Руки и ноги были привязаны к специальным поручням в столе.

Знаю, что так делать нельзя, но я открыла окно настежь и посоветовала всем заткнуться. Возможную инфекцию я уничтожу после.

— Кто-кто-кто… — лекарь начал заикаться, пытаясь узнать, как я посмела хозяйничать в операционной. Он побагровел еще сильнее и принялся задыхаться от избытка чувств.

Пациент продолжал орать.

Я обхватила ладонями его лицо, поймала взгляд и вытянула его ментальное тело. Так тоже делать не рекомендовалось. Но еще немного и он умер бы от болевого шока.

Сбросив сгусток маны на разлитый по полу эфир, я подожгла его. Заклубившиеся пары с помощью энергии воздуха отправила в окно. Дышать стало легче и безопаснее. Можно было убрать от лица хлопковую повязку.

— Ведьма! — прошептала помощница лекаря.

— Брысь отсюда! — сказала я девушке, которая, только того и ждала. Опрометью она выбежала из операционной.

Лекарь затих. Он опустился на ближайший стул и, пребывая в состоянии крайней отрешенности, смотрел на меня. Действие эфира налицо. Странно, что помощницу обошла эта участь. Хотя ничего странного, если она изо дня в день вдыхает микродозы эфира.

Положив ладонь на амулет, я мысленно обратилась к своему духу-помощнику, Лили-Оркусу. Влив в него ману, я приказала ему заняться пациентом на операционном столе. Двенадцатиперстная кишка была разорвана в двух местах. Лили-Оркус уже имел опыт лечения подобного ранения. Не так давно мне пришлось исцелять одного неудачливого сапожника, загулявшего в харчевне.

Сапожнику в кабацкой драке распороли живот, и он умудрился дойти до таверны, где я остановилась на ночь. Весть о моем прибытии разнеслась очень быстро, впрочем, как обычно, чем и воспользовался мужик.

Второй раз Лили-Оркусу объяснять не нужно было. Операция прошла без заковырок. Получив порцию маны, дух окутал свое тело серебристым облачком, в котором проскакивали электрические искры. Когда облачко рассеялось, то передо мной предстало забавное существо с телом льва, человеческими руками вместо передних лап, птичьими крыльями за спиной и очаровательной мордочкой получеловека-полузверя. Желтые глаза его светились разумом.

Задерживаться здесь дольше было чревато неприятностями, поэтому я отправила Лили-Оркуса в амулет. Он вздумал сопротивляться. Безмолвное сидение в амулете ему наскучило. Он считал, что больше в этом нет необходимости. Но я считаю иначе. В мире, где ненавидят магов, духам не место.

Да, я понимаю, что его никто не увидит, пока он сам не захочет. А если захочет? Как я объясню его существование и докажу, что он безопасен? Никак. Если раньше над магами стояла гильдия, которая защищала и мага и простых людей от выходок магов. То теперь никого. Ни защиты, ни контроля. Потому рисковать столь трудно добытым и взращенным духом-помощником я не намерена.

Лекарь продолжал сидеть с отрешенным видом, смотря на живот пациента с кривым розовым швом. Шву по меркам лекарей было две-три недели. Врачу было чему удивиться потом, когда он придет в себя.

Я вышла из операционной. К моей радости, меня никто не пытался задержать и допросить о случившемся. Только пациенты и их родственники косились с подозрением.

На выходе из лазарета меня окликнули.

— Графиня Ячминская?

Я обернулась. Хмуря брови, на меня смотрела Екатерина Гречникова, помещичья дочка, в форме помощницы лекаря.

— Здравствуйте, Катя.

— Здравствуйте… А Вы к кому-то, или за помощью?

— Нет, я просто осматриваюсь. Очень интересно как у вас тут организовано лечение.

— Вот как? У Вас есть лекарское образование? — она произнесла это с удивлением.

— Да, у меня есть диплом. Аренийской Школы ли́карских наук. В Виргане он не имеет никакой ценности.

— Да, Вы правы. Это ужасно! — ответила она, хотя я не пыталась жаловаться, и потянула за собой.

— У меня небольшой перерыв, я могу вам рассказать, как мы тут справляемся. И вообще, о многом.

Девушка располагала к себе. Своей открытостью, добротой, и даже напористостью. Так и вертелся вопрос: что помещичья дочка делает в лазарете?

Мы вышли с тыльной стороны и уселись на скамейку, скрытую ивой и кустами цветущей жимолости от окон лазарета. Катя разложила узелок с хлебом, вареным мясом, сыром, молоком и кастрюлькой тушеной картошки с курицей.