Тень на обороте

Плеснулись огни в светильниках, заправленных огненным маслом. Под гулким сводом обозначилось размеренное копошение. Будто сама собой соскользнула с крючка сбруя, легло на спину крестокрыла седло, зашуршали ремни подпруги.

Я разглядывал мыски своих сапог. Чары, сплетенные моими предками, исправно действовали, но порядком нервировали. Если верить слухам, то к каждой здешней вещи на изнанке пришита душа живого слуги. Но лично мне никогда не хватало духу проверить, так ли это на самом деле…

Опять же на штате приходится экономить.

С облегчением, я вывел крестокрыла наружу. Нагнувшись, зачерпнул воду из поилки и плеснул в лицо, смывая кровь. Рассыпавшиеся по камням розовые капли впитались, будто в чернозем, без следа. Дверь конюшни отчетливо скрипнула.

Раздраженный крестокрыл нетерпеливо разводил верхние кожистые крылья, скреб ороговевшими кончиками, поднимая сор с земли, а стоило сесть в седло, как скакун сорвался вверх, с треском раскрывая перепончатые подкрылки и сразу же переходя в затяжной прыжок-полуполет.

…Первая из вереницы повозок тяжело покачивалась на рессорах, несмотря на воздушный пояс вокруг ее корпуса, от которого непрерывно трепетали покрывавшие груз полотнища. Сидевший на облучке возница пристально глядел вперед, словно ожидая от далеких пока построек коварного рывка навстречу.

Бедняга аж подпрыгнул, когда я вылетел ему наперерез. Но, рассмотрев, слегка успокоился. Парень верхом на крестокрыле его явно не так впечатлил, как какое-нибудь порожденное воображением мглодышащее чудовище.

— Погодь! — позвал повелитель воздушных телег, приглаживая шевелюру, стоящую дыбом от сквозняка. — Ты от замка что ли? Я правильно еду? Мне в Черный Оскал надо.

— Неправильно, — отозвался я.

— Как это неправильно? — обиделся возница. — Дорога ж одна. И вон замок виден.

Чего тогда спрашивать? Чтобы взбодриться звучанием человеческой речи?

— Этот замок называется Черноскал.

— Ну, а я про што? — простодушно удивился собеседник.

Замок Черноскал располагался, как водится, на вершине черной скалы. Отсюда и название. Одним словом. А не двумя, как норовят разделить местные — «Черн оскал». Впрочем, может, в их трактовке наименования замка и есть изрядная доза здравого смысла?

— На территорию замка без разрешения не пропустят, — предупредил я, не вдаваясь в филологическую дискуссию.

— А у меня есть, — хлопотливо полез по карманам возница, вытянул бумагу со светящейся печатью, бережно разгладил, избегая прикасаться к сверкающей блямбе. — Только что-то не видно никого. Где предъявлять-то…

— Скоро уже, — многозначительно пообещал я.

И что-то в интонации показалось ему зловещим. Возница прозорливо насторожился. Наспех замытые царапины на моей физиономии, видно, добавили ему беспокойства.

— А ты сам чего тут… Разве можно?

— Мне можно.

— А ты не… — запоздало спохватился возница, разом осипнув.

— Ни в коем случая я «не», — сообщил я со всей возможной искренностью. И доверительно пояснил: — Их можно сразу отличить. У них оскалы, как и сказано, черные. А у меня — нет! — И я продемонстрировал безукоризненно белоснежный собственный оскал.

Затем, тронув пятками, погнал крестокрыла прочь. С дороги я сразу же свернул: если появился один чужак, значит, прибыл плот, и к замку вскоре потянутся остальные возы с припасами. Или с гостями.

Зверюга покорно взметнулась ввысь, ненадолго выходя в полуполет и поднимаясь над ершистым одеялом нарочито дремучего леса, продернутого ленточкой единственной дороги.

Ну, так и есть — внизу, на причале копошение и шевеление. На волнах грузно покачивался громадный плот, вокруг которого суетились люди. Над плотом планировали освобожденные от сбруи парусники — здоровенные, снежно-белые, крикливые. Ветер разносил их пронзительные трели.

Я прикрыл глаза ладонью от солнца, рассматривая беготню внизу. Ох, не нравится мне это…

* * *

Скалистый обрыв с восточной стороны острова только казался неприступным.

Крестокрыл недовольно фыркнул, выгибая шею и выцеливая себе место приземления. Брякнулся оземь словно куль с мясом и костями, даром, что весил для своих габаритов не так уж много.

Я с размаху щелкнул челюстями, услышал слабый треск и машинально проверил сохранность зубов, опасаясь, что и впрямь придется оправдывать название собственного родового поместья. Зубы остались целы, а хрустнула фляга из теоретически небьющегося стекла, произведенная аж на Глянцевой связке.

— Что б тебя! Стрекоза четырехногая!..

Крестокрыл лишь скосил круглый глаз. Припасенная на дорожку вода неудержимо потекла сквозь трещину в сосуде. Между прочим, мастера дают пожизненную гарантию…

— Жди!

Не слишком довольный крестокрыл отступил в тень редколистого, ветвистого деревца, прочно вцепившегося вздутыми, словно жилы, корнями в камни.

Я двинулся вниз, следуя извивам тропы, по едва заметным уступам на туше скалы. Тропа сбегала к подножию и исчезла, смытая взъерошенными волнами. Разувшись и уложив одежду в припасенный рыбий пузырь, я вошел в воду. Морская вода щипала царапины. Зайдя поглубже, я несколькими гребками миновал захламленную суету прибоя и… Красота! Волны покорно подхватили и понесли прочь.

Прямиком к крошечному соседнему островку. Я почти не шевелился, пока меня не накрыло его тенью.

…Малые островки вокруг Черноскала когда-то были его частью. Маги подняли со дна венец скал вокруг своего обиталища, населив их сторожевыми драконами. В сражениях драконы погибли, скальная цепь разрушилась, но пара-тройка островов торчала вокруг Черноскала, как редкие зубы в стариковской челюсти.

В пещере острова, незамысловато прозванного Драконьим логовом, обитал, как и положено, дракон.

— Явился, — брюзгливо проворчал вышеозначенный дракон.

— И тебе добрый день, — сказал я, оскальзываясь на коварно осыпающейся каменной крошке и с трудом восстанавливая равновесие.

Гранитная плоть здесь была обманчивой, как болото. Местами, опаленная драконьим дыханием, она спеклась до звонкой стеклистой твердости, а рядом поддавалась легко, словно рыхлая плесень. Оттого всю поверхность острова покрывали причудливые каменные изваяния, бесчисленные рытвины и расселины.

Может, поэтому дракона так никто и не обнаружил.

— Отбываешь? — лениво осведомился дракон.

— Я только прибыл, — возмутился я, вынимая одежду из упаковки и прикапывая сдувшийся рыбий пузырь в щели между гранитными обломками. — Отработал очередную порцию… м-м… общественно полезной каторги.

— Повеселился?

— Да как всегда. Недели четыре разнообразного принуждения… Теперь на какое-то время отвяжутся. — Тут я вспомнил о прибывших гостях. Сердце царапнуло нехорошее предчувствие.

Да нет! Не может быть! Рано еще. Я же только-только…

— Когда тебе надоест? — бесцеремонно прервал ход моих нарастающих опасений дракон.

— Давно, — машинально отозвался я. — То есть… Что надоест? Принудительное благодеяния неблагодарному человечеству?

— Когда тебе надоест возвращаться к ним? Ты еще ребенком прибыл на мой остров. Ты нашел способ сладить с заговоренными течениями. Если бы ты захотел, то…

— При чем тут течения… Мой сторож всегда при мне.

— Отговорка.

— Хороша отговорка, способная выжечь из меня душу. Ну, или то, что у меня там вместо души.

— Не бери на себя больше, чем следует, — проворчал дракон. — Душа у тебя есть, коли ты человек.

— Ну, а всякая душа обременена телом. Которое очень не любит, когда ему причиняют боль. А вот тут счетчик дозволенной свободы! — жестом ювелира, демонстрирующего фальшивку, я небрежно подцепил большим пальцем цепочку, висевшую на шее, и оттянул ее в сторону, выдергивая из ворота рубашки черный амулет. Достаточно длинная цепочка позволяла амулету свободно скользить вокруг шеи, но снять ее было невозможно. Все звенья представляли собой единое целое.

— Экая безделушка, — неопределенно процедил дракон.

Я невольно содрогнулся. С могуществом этой «безделушки» я свыкся, но не помнить о ее силе не мог.