Долгая дорога домой (СИ)

Она училась у Ольги, Белохвост - лечился. Она - понравилась ему, он - ей. Первая любовь. Первый кипяток по венам, первые томные взгляды, первые - вздохи. Первые, робкие - объятия. Первые, невыносимо сладкие - поцелуи.

Нет, Белый - не был мальчиком. Но, то, как он стал мужчиной, казалось - навсегда сделает из него женоненавистника. И вот - он плывёт под синим пламенем её глаз. Его пьянит запах её волос.

Всё закончилось очень больно. Они, как им казалось, украдкой, уединились на сеновале. Волосы Синеглазки - на лице Белого. Её горячее дыхание и стоны - обжигали.

Корень, ворвавшись на сеновал, сдёрнул Синьку, как её называли братья, с Белого, очень крепко припечатал своим твёрдым, как корень дуба, кулаком в глаз Белому, поволок растрёпанную, в порванном в порыве страсти платье на выход, где они, вдвоём - Корень с Ольгой, стали кричать на Синьку, но так, чтобы слышал и Белый:

- Ты разве не знаешь - кто он? Лордёныш! А кто ты? Соплячка? Ты себе чего понапридумывала? Любовь? Какая любовь? Он - сам себе не хозяин! Он - раб своего Дома! Интересам Дома надо будет, чтобы он соединился с какой-нибудь грымзой из Тёмных Владычеств, старой и страшной - и он это сделает! Будет строгать птенцов десятками - только бы не было войны! Кто ты будешь? Кем? Любовь? Даже если он любит тебя - он откажется от своего Долга? Кто он тогда будет? Какой судьбы вы хотите друг другу?

Эти слова, как раскалённые гвозди, вбивались в голову Белого. Больше они не виделись. Корень - очень строго следил, чтобы даже взгляды влюблённых не пересекались.

И всё же - им удалось поговорить.

- Твой брат - прав, - сказал Белый, - прости. Мой Долг - служение моему Дому. Я не смогу связать свою судьбу с твоей. А представить тебя наложницей - не могу. Я - люблю тебя. Но, нам надо прислушаться к голосу разума и сделать так, как правильно, а не так, как хочется. Прости!

Она, в слезах, убежала. А он - с тяжёлым сердцем, пошёл навстречу Судьбе.

Единение Разумов - сильно изменило Белохвоста. Очень сильно. А Смерть - ещё сильнее. На многое юноша взглянул - иначе.

Но, прошедшие месяцы изменили и Синеглазку. Она - вытянулась, расцвела, похорошела. В некоторых местах - особенно. Но, изменилась она - не только внешне. Когда она увидела Белого - глаза её - смеялись. Жестокой насмешкой. От едва скрываемой ненависти. И она - сделала вид, что не знает Белого. Подчеркнуто манерно и холодно - приветствовала его.

- Кто пользовал вас, так грубо, Ал Гадкий Утёнок? Вы, весьма вероятно, испытываете жуткие боли? Ещё бы! Вас лечили Смертью?

И - смеётся. Издевательски. Белый - отводит, стыдливо, глаза. Торжествующий взгляд Корня - сестрёнка уела лордёнка! Торжество рождённого простолюдином над благородным - сладкое чувство! Удивлённый взгляд Пятого. Он не в курсе этой истории.

Красный от стыда Гадкий Утёнок - бежит. От её смеха. Её - голоса. Её - запаха. Её - глаз. И - от себя. От стыда, что он, Наследник, которого с пелёнок учили контролю эмоций, не смог совладать с ураганом чувств и мыслей. Это - стыдно. Это - обидно. И - досадно. Сожаление по упущенному счастью - сильное чувство. Не только выбивающее из равновесие. Сводящее с ума. Он её любил. И, увидев, вспомнил, насколько сильно. Но, лёд её глаз - ранил больнее, чем Дыхание Смерти Паука. Этот лёд вымораживал сердце и разум. Бегство - неосознанная реакция организма на эту боль.

Брус - догоняет. Пристаёт до тех пор, пока Белый, в эмоциях используя слова языка Старых, не поведал ему предысторию его и Синеглазки.

- М-да, - вздохнул Брус, - я в ваших, благородных, раскладах - ни в зуб ногой. Как Старый говорил: "Вас, богатых, не поймёшь". А сейчас-то ты - чего расстроился? Всё, как ты хотел.

- Там, под Зелёной Башней, Олег нам сделал Единение Разумов. И Старые - узнали эту мою самую сокровенную тайну.

Брус - усмехнулся.

"Влюбишься - посмотрю на тебя! - мстительно подумал Белый, - тоже - посмеюсь!"

- И что Старый сказал? - спросил Брус.

- Да, как обычно - перевернул всё с ног на голову, обгадил и заморозил. Сказал, что я - дурень и полено дубовое. "Любовь нам посылается самими Богами. Всю жизнь до смерти можно прожить, так и не полюбив. А кто не любил - то и не жил. Бежать от любви - бежать от самой Судьбы, от самой - жизни" - вот его слова.

- Да? - удивился Пятый, - вот, блин навозный! Вот ты - попал, братишка! Теперь ты решил, что можно и любить, а она - что караван - ушёл? Вот, блин! М-да! Дела! Тебе - как? Платок дать - слёзки утереть? Или - верёвку?

- Пошёл ты! Тоже мне - братишка! Тварь ты осквернённая!

- Да куда нам, глинорылым в ваш высокородный ряд?! - крикнул Пятый, уворачиваясь от удара длиннющего меча и пришпоривая коня.

- Убью! - кричал Седой.

- Себя! - кричал Брус, - в зад - поцелуй! Проикал ты своё счастье! Моя, теперь, она будет! А ты - иди Долги свои исполняй! Да - получше! А то папа - осерчает.

Белый рычал, раздирая шпорами бока коня до крови, но конь Бруса был - быстрее, сам Пятый - легче, да и без брони. Не смог Седой догнать Бруса. Только кричал вслед, полосе пыли, ругательства на незнакомом языке.

*****

Поток ругательств резко оборвал далёкий крик:

- Бой!

Белохвост проорал эту же команду и вновь пришпорил коня.

Но, боя - не было. Как не было и Бруса. Только пыль. И два распятых, растянутых между стволов деревьев, тела без кожи. Тела дёргались и извивались. Белохвост развернулся в сторону колонны и заорал:

- Жалея! Синька! Быстрее! Есть живые!

Подскакавшие крестоносцы и артисты стали кружить вокруг тел.

- Может - Бродяги? - спросил один.

- Живые. Пока, - качает головой Зуб, спрыгивая с коня и поднимая с земли окровавленную накидку с белым крестом, - наш!

Все, поспешно, поспрыгивали с коней, стали снимать тела, разрезая верёвки, удерживающие тела в подвешенном состоянии.

- Командир, - спрашивает Зуба один из крестоносцев, - ты уверен, что их стоит спасать?

Зуб поворачивается к Белому, добавляя от себя:

- Может это - лихие или Одичалые?

- А накидку с крестом и сутану Клирика оставили палачи? - спросил в ответ Белый.

Зуб поднял накидку Клирика шипом топора. Сутана была вспорота полосами. Клирика из неё вырезали.

- Что за звери это сделали? - воскликнул один из бойцов.

- Люди, - ответил Зуб и повторил, - люди, что хуже Тварей.

- Тол, - обратился Серый к Магу Разума, - посмотри, кто их так. И это... ты умеешь блокировать боль?

Наконец, прискакала Синька, прямо на ходу спрыгивая с коня, ловко, акробатически, гася скорость. Сказалось прошлое бродячей артистки. Сразу бросилась к телам, распихивая всех на своём пути, крича:

- Не лезьте к ним! Со своими блокировками! Топорная работа! Будет, как с этим! - она мотнула головой в сторону Серого.

Она полыхнула аурой Силы так, что даже Белый - увидел, являясь полным бездарем. Мать Белого была Магом Стихий с талантом к Воде, отец - без Дара. Белый родился - в отца. И внешностью, и - характером, и - отсутствием Дара.

Бойцы и Маги - почтительно расступились, издали наблюдая за работой Синьки.

Только теперь прибыли первые повозки и Сёстры Милосердия. Поспешили помогать девушке, но Жалея - остановила их:

- Не мешайте! Впервые вижу такую силу Жизни! - восхищённо воскликнула Матерь Милосердия.

И только когда девушка бессильно откинулась на руки брата, Сёстры Милосердия бросились к телам с тонкой розовой кожицей, гремя горшками с мазями и разматывая полотнища для обёртываний.

- Когда ты успела так продвинутся в Даре? - спросил Белый девушку.

- Ольга передала свой Дар, - тихо ответила девушка, не открывая глаз. Она - тяжело дышала, капли пота сбегали по её лицу, волосы прилипли ко лбу.

- Ольга? - прорычал Белый придушенно, - а сама о...?

Конец фразы Белого потонул в горловом булькающем звуке.