Честь, хлеб и медяки (СИ)

Болдер не знал и даже не догадывался, что оруженосец не мог спокойно взирать на то, как недоеденный хлеб отдавался свиньям — бережно относился к каждому куску, сказывалось голодное детство. Об этом, то есть, с каких низов поднялся оруженосец лорда Дитмара, любили посудачить все, кому не лень, даже повара на кухне, но до ушей пекаря булочек с кунжутом эти сплетни как-то не дошли.

Разломив половинки буханки еще пополам, Болдер подал хлеб Клосу, Лукасу и их новому знакомому, назвавшемуся Грэгори. Тот явно лгал, называя себя другим именем. Но Болдера не проведешь, пусть он всего лишь единожды увидел оруженосца лорда Дитмара, но запомнил его на всю жизнь, особенно его необычайного цвета волосы. Впрочем, этот парень мог оказаться и родственником лорда Руперта. Как знать. Да в сущности, какая ему разница, с кем приходится делить хлеб, трапезу и место у костра. Теперь все они всего лишь бродяжки, без рода и племени.

После смерти горячо любимой сестры Болдеру и жить-то не хотелось — не для кого и незачем. Решив покончить с жизнью, он покинул город, выбрал сук покрепче и уже прикидывал, как лучше привязать к нему веревку, которую держал в руках, когда ровный спокойный голос вернул его с небес на грешную землю.

— Смотрю, веревочке, вервию простому, что в твоих руках, пытаешься найти недостойное применение.

Болдер обернулся на голос — недалеко от него стоял мужчина, его ровесник. А по тихому проникновенному голосу, он решил, что обратившийся к нему — дряхлый старик. Он внимательно рассматривал его, Болдера, и ухмылялся.

— Ну, а ты хочешь найти моей веревке достойное применение? — фыркнул Болдер, и как-то само собой пропало желание лишать себя жизни.

— Конечно, — отозвался мужчина, — я из нее силки сделаю, чтобы поймать нам с тобой ужин.

— Ужин? — переспросил Болдер, и сразу после напоминания об еде его желудок предательски заурчал. Тот оказался согласен с незнакомцем, что пора и о хлебе насущном подумать, раз его хозяин передумал отправлять свое бренное тело к праотцам. — И кого ты думаешь словить в силки?

— Клос, — мужчина протянул руку Болдеру, представляясь и одновременно забирая веревку в опасении, как бы тот не передумал. — Кролика, милый друг, кролика. Их в этой роще расплодилось видимо-невидимо. Глупые, сами в силки так и прут. Я предупреждал и молодого лорда, и его отца, герцога Сиджи, что нельзя уничтожать всех хищников в округе, что питаются кроликами. Я не беру в расчет нас, людей. Только где там — меня не просто не послушали, но и лишили должности егеря, мол, лисы и волки угрожают домашним животным. И что мы имеем…

Он не договорил, так как прямо из-под его ног вышмыгнул тот самый кролик, на которого он собирался поставить силки, сплетенные из веревки Болдера.

— И что мы имеем? — рассмеялся тот в ответ.

Настроение у него заметно улучшилось: он не один — есть с кем скоротать длинный вечер.

— Их можно ловить руками, только гоняться по лесу не интересно, да и здоровье не позволяет, силы уже не те, — рассмеялся Клос вслед за Болдером, — да и силками надежнее. Но все это не смешно, — он мгновенно посерьезнел. — Кролики стали прямой угрозой всему живому не только в этой роще, но и во всех герцогских угодьях. Они скоро сожрут всю траву, и скот нечем станет кормить. Вслед за скотом начнут пухнуть с голоду и люди, так как кролики, поверь моему опыту и знаниям, переключится с травы на поля с пшеницей, овсом и просом и на огороды с морковью, свеклой и репой. Им все равно, что жрать. Вслед за голодом придут и болезни…

— Знаешь, — перебил Болдер Клоса, — все это, конечно, весьма познавательно, и я, хоть и не очень люблю герцога и его сына, но позволю себе вместе с тобой поймать парочку-тройку самых жирных и крупных кроликов, чтобы соблюсти равновесие в природе и в будущем не подохнуть от болезней.

— Именно это я хотел от тебя услышать, — улыбнулся Клос. — Приходится опасаться прихвостней лорда Дитриха.

За неспешной беседой он мастерски изготовил силки, расставил их между двумя березами и потянул своего нового друга в сторону. Клос прекрасно знал, что не пройдет и часа, как кролик уже запутается в хитро сплетенной снасти…

Уже потом к ним присоединился Лукас, бывший некогда врачевателем. Именно поэтому его неудержимо тянуло на рынок к торговцам овощами и травами, и только благодаря ему болезни обходили друзей стороной.

А сейчас к ним прибился некто Грэгори, который ничего не рассказывал о себе. Но и без его рассказов Болдер догадался, кто он такой. Пока решил умолчать об этом — не время его друзьям знать об их новом знакомом правду.

— Я не крал этот хлеб, ешьте смело, — понуро сказал Руперт.

— И мы не крадем, — не очень уверенно ответил за всех обычно молчаливый Лукас. — А красть хлеб, согласен, — последнее дело. Честнее просить подаяние.

— И подаяние я не просил, — добавил Руперт. — Честно заработал эти буханки, разгрузив подводу с мукой. Хозяин приглашал помочь ему и в следующий раз, когда придет телега.

Все замолчали, задумавшись каждый о своем. Они, действительно, не крали, продолжая оставаться честными людьми, если не считать воровством отлов расплодившихся в хозяйских владениях кроликов. Даже Болдер, который все время хорохорился, изображая опытного ворюгу, никогда не взял чужого, опять же если не брать в расчет те булочки, которые он вынес когда-то из замка для сестры. Булочки не могли ей помочь и избавить от болезни, но настроение заметно улучшили и у нее, и у него. Что последовало за этим, больная так и не узнала, просто не от кого было, а сам Болдер никогда бы ей не признался, что лишился работы. Он продолжал каждое утро уходить из дома, а по вечерам возвращаться к сестре с неизменной улыбкой на лице и приносить ей что-нибудь вкусненькое.

— На север двигать надо, — сказал Лукас после того, как похлебка была съедена, и последние ее капли вымаканы хлебом.

Они сидели не под мостом, как обычно, сегодня им не удалось занять сухое и достаточно чистое местечко, а прямо в пыли на обочине дороги, недалеко от рощи, где был отловлен кролик, разложили костер. С этого места прекрасно были видны городские ворота, и если вдруг появится стража верхом на конях, то придется разбегаться и прятаться, иначе скрутят и отправят в каталажку. Герцог на дух не переносил бродяг и нищих.

Нет, на север он не пойдет, решил Руперт. Если не удастся отговорить своих новых знакомых, то отправится странствовать в одиночку. Он прекрасно владел мечом, кинжалами, арбалетом. Кроме ратного дела, правда, ничему больше не обучен, если не считать грамоту и науки. Но кому могут понадобиться его знания?

Руперт вздохнул и оглядел мужчин, сидевших возле почти погасшего костра и, казалось, задремавших.

— Болдер, — позвал он его негромко и несильно ткнул локтем в бок, — скажи Клосу и Лукасу, что не надо ходить на север. Там недавно мор прошел.

— Они знают, — отозвался Болдер, не открывая глаз, — именно поэтому и хотят туда податься в надежде, что их знания и умения кому-то могут сгодиться. Лукас врачевателем был, а Клос, хоть и егерем, но в травах разбирается не хуже его.

— А ты кем был до того, как бродяжничать начал? — спросил Руперт.

— Пекарем, поваром… Кстати, тоже в травках разбираюсь неплохо… А ты?

— Воин… Стражник… Мне бы оружием разжиться…

— И на большую дорогу? — распахнул глаза Болдер, а потом испуганно закатил их.

— Да ну тебя… — улыбнулся Руперт. — Охранять бы кого-нибудь нанялся, если повезет. За подобную работу неплохо торговцы платят, им сопровождающие караванов постоянно требуются. Пошел бы со мной?

— Пошел бы, — согласно кивнул Болдер. — Только я ничего не умею, кроме как похлебку сварить.

— А больше ничего и не надо…

Они не договорили… Лукас присвистнул, заметив выехавший из ворот города довольно большой отряд стражников. Маловероятно, что это их костерок привлек внимание воинов, скорее всего, они отправились встречать или провожали какое-то знатное лицо. Но рисковать не стоило — проезжая мимо, те непременно взмахнули бы мечами, лишая бродяжек их никчемных жизней.