Веллоэнс. Книга вторая. Царские игры (СИ)

Авенир задумался. В душе что-то дернулось, инстинктивно он схватил левое запястье, лицо просияло от радости. На руке также оставался кожаный браслет. Скорее всего, тоже волшебный – вот только в чем его особенность? Волхв искоса взглянул на переверта. Грубая мешковатая рубаха надулась пузырем и закрывала пояс. Но если тот ремень с орлиной пряжкой ещё на нем?

Волхв мотнул головой. Взяв у Марха рыбеху и, стараясь не дышать, принялся набивать ею желудок. Если бы у цыгана остался пояс здравицы, он бы давно восстановил свои способности. Что ж, и с этой утратой придется смириться. Главное, они вместе. Сердце кольнуло. Унтц-Гаки исчез бесследно. Вряд ли муравит выжил в холодных горах. Акудник надеялся, что существо успело зарыться поглубже, но даже тогда искать его бессмысленно. Если не нашли монахи Элхои, знающие каждый камень и куст, то ему и вечности не хватит.

Окончив трапезу, он уселся в телегу, достал кисть и деревянное полотно. Помня настояния Калита, Авенир, хоть и без энтузиазма, продолжал занятия. В монастыре все получалось быстро – и деревья выращивать, и огнем с водой управлять. Но вдали от духовного стана, опустошенный и измученный бессмысленными тренировками Марха, умения Авенира быстро пошли на убыль.

Колесо телеги наскочило на камень. Юноша подпрыгнул, неудачно повернулся и задел виском доску. Место ушиба заныло и волхв прервал думы. Марх повернул мула к одиноко стоявшей лавке.

– Надеюсь, в этой дыре найдется пара кинжалов.

«Откуда тут оружие», – подумал Авенир. – «Кузни нет, дороги приличной тоже. Значит, и народ не ходит. Нашлись хоть бы нож с кочергой».

Под дощатым навесом противно поскрипывала висящая на ржавых петлях, дверь. Внутри пахло травой и жареным мясом. Волхв жадно сглотнул.

«Хорошо, что Пармен остался снаружи. Хотя бедолаге всё равно, что жевать. Надо бы ему подложить в еду перечный лист. Тогда он хоть какие-то чувства проявит. Или хоть голос подаст».

От этой мысли Авениру повеселело. Размышляя о других способах приведения чернеца в себя, юноша осматривал лавку. Узенький проходик огорожен кованой клетью, на многочисленных полках ютится огромное количество вещей. Крупы, масла, сушеные травы, вяленое и копчёное мясо, шкуры, одежда – товары беспорядочно громоздились на прогибающихся деревянных досках. Всмотревшись, Авенир распознал украшения – с крупными темными бусинами ожерелья, стальные замысловатые цепочки, перстни с потемневшими камнями.

Из темнушки, тихо рыча, вышел огромный белодущатый волкодав. Всклоченная шерсть придавала объему, в пасти виднелись длинные желтые клыки. Залаяв, зверь бросился на волхва. Юноша отпрянул от решетки – секунда промедления и рука бы его представляла весьма жалкое зрелище.

– Тихо, Джабаль!

В магазинчик вошел крупный лысый детина. Необычная голова навевала на мысли о родстве с чудищами Уилендских топей. Огромный лысый череп с далеко выпирающими бровями, темная с белыми крапинами, кожа, разноцветные глаза, на одном из которых расположилось мутноватое бельмо. Хозяин улыбнулся, обнажив белые, с щербиной посредине, зубы.

– Вы покупать, али так, поглазеть?

– Было бы что покупать, Джабаль, так давно бы вместо лавчонки хоромы красовались.

Марх сложил руки на груди, сурово смотрел на торговца.

Здоровяк почесал голую грудь.

– Правда есть правда. Падаль нынче не та, хороших вещей немного. Ну да может, подберете чего? Средь песка и змея – шербет.

– Чакрам, три камы, два десятка метательных, духовую трубку с шипом, склянку слабого аконита. И кнут с резцами маргла.

Хозяин лавки довольно потрепал пса:

– О, какой хороший господин появился на горизонте моей жизни. Старый Джабаль и не думал увидеть уже такого изысканного вкуса. Следуйте за мной.

Здоровяк отворил клеть и впустил покупателей. Авенир старался держаться подальше от волкодава. Они зашли в устланную коврами комнатку. За цветастым, рдеющим кроваво-красными цветами полотнищем скрывалась потайная дверь. Торговец прошептал заклинание и металлический заслон с легким скрежетом отъехал в невидимую выемку.

Взору открылось помещеньице, раза в три больше лавки. Каменный пол отливает зеленью, стены увешаны разнообразным оружием.

Падальщик. Авенир не мог поверить своим глазам. Откуда в безлюдном месте можно найти столько воинских трофеев? Кистени, бердыши, пращи, булатные мечи и кинжалы. Колющее, рубящее, метательное. Булавы, секиры и топоры. Цепы, кастеты, пики и сабли. Шлемы с доспехами – от легких кожаных повязок до тяжелых булатных панцирей, кольчуг, горжетов и перчаток. Многие «инструменты» были настолько необычны, что волхв даже не мог отнести их с чем-либо знакомым. Зачем, например, нужен ряд обычных деревянных брусков? Или шестиугольный цилиндр, напоминающий пчелиные соты?

Пока волхв удивленно рассматривал сокровища, Марх набирал оружие.

– Сколько?

– Пять золотых.

Тарсянин не торгуясь отсчитал драгоценные монеты.

Вернувшись в лавку, покупатели набрали припасов. Внимание юноши привлекла невзрачная трехпалая мотыга-грабля. Бамбуковая, покрытая пылью, она едва виднелась, закрытая тюками с зерном и вялеными завитушками. Словно зачарованный, он подошёл к полке и разгреб находку. Марх саркастично кинул:

– Нир, ты чего, в земледельцы решил податься?

Волхв, пропустив шутку, решительно произнес:

– Я её покупаю.

Джабаль, улыбаясь, поклонился:

– Господин, инструмент крепкий, прослужит не один год. И удобный с одной стороны крепкая лопатка, с другой – плотный трехпалый веер.

Сабельщик огрызнулся:

– Он – волхв, чародей и акудник! Ему не нужна пахота для пропитания. Мы купили всё, что нужно. Пойдем, Нир.

Авенир отбросил руку тарсянина, в сердцах воскликнул:

– Мне нужна эта палка! Сколько?

– Пять серебряных. – Хозяин начал снимать инструмент.

– Пять? Это дорого. – Марх выглядел раздраженным. – Зачем тебе этот хлам?

Волхв взорвался:

– Пять золотых за пару ножиков ты отдаешь без торга, а пять серебряных жалеешь, будто они последние? Верблюдами раскидываешься, а комара оцеживаешь?

Пес открыл глаза, приподнялся. Шерсть на загривке вздыбилась, из утробы послышалось глухое рычание.

Джабаль забеспокоился, с мольбой взглянул на Марха:

– Господин, успокойте мальчика. Иначе его успокоит пёс. Джабаль не любит громких звуков. Я не смогу его остановить. Берите за четыре, только тише.

Марх чертыхнулся, вывалил четыре кругляша. Тихо ругнувшись, сгреб оцепеневшего Авенира, заботливо прижавшего мотыгу к груди, и арба покинула треклятую лавчонку.

Спустя несколько верст сабельщик обернулся к акуднику:

– Каким кнутом тебя огрели? Ты будто обезумел.

Волхв сидел, замерев, держа на коленях коротенькую, с аршин, трехпалку. Наваждение прошло, тело схватила мелкая дрожь. Качнув головой, злобно процедил:

– Надо. Не знаю, зачем. Но надо.

Тарсянин сплюнул:

– Надо-надо. К целителю тебя надо. Явно, не всю гадость из тебя в монастыре вытянули. Доберемся до Озера, прополощу, как енот ковригу.

Путь круто вывернул на истоптанную алодь. Арба набрала ход и колесо попало в ямину. Дуга треснула и повозка резко остановилась. Марх выскочил, губы сжаты, лысина налилась кровью, на скулах заиграли желваки.

– Вылезайте!

На землю неуверенно спрыгнул Пармен, перекатывающейся походкой доковылял до ближайшего камня, безучастно уселся и принялся рассматривать лапти. Авенир спустил сундук, тюки с провизией и оружием, одежду.

– Начинаем тренировку.

Волхв едва увернулся от накинувшегося Марха. Руки и ноги сабельщика мелькали как взбесившиеся мельничные лопасти. Акудника от синяков спасали отточенные до автоматизма движения, да железные жилы. Не зря гонял его тарсянин. Спустя пару минут Авенир ощутил, что сумятица в голове исчезла, дух успокоился. Они продолжали бой. На ровной поляне не использовать деревья, валуны, ручьи. Без укрытий не убежать от сильного противника. И приходилось идти стеной на стену.