Вампиры девичьих грез. Тетралогия. Город над бездной (СИ)

— И как же вы встретились?

— Жизнь — странная штука, — не слишком-то хочется мне вдаваться в подробности. — Я даже с тобой умудрилась встретиться. А Западные горы считаются у нас куда непреодолимей Бездны.

— И что же заставило их преодолеть? Жажда приключений?

— Да приключений как раз хватало. Жить ужасно хотелось. А мне уже дату смерти назначили.

— О, господи, — нервно сглатывает он. — За что?

— За то, что сломалась, — настроение стремительно портится. Отворачиваюсь, отстраняясь от его рук. — А сломанные куклы выбрасывают. Пойдем, что здесь стоять, в самом деле? — я решительно направляюсь дальше по тропе. Андрей идет следом, не торопясь продолжать разговор.

— Ты мне позволишь еще спросить? — через какое-то время он все-таки не выдерживает.

— Только не о личном. О стране — если хочешь, — соглашаюсь, прекрасно понимая, что его теперь неделями с этой темы не свернешь. С его-то жаждой познания.

— Скорее, о медицине. То, что вы живете вокруг этой радиоактивной Бездны, видимо и привело к определенным мутациям… физиологическим изменениям…

— Ты это обо мне? — решаю уточнить. — Нет, не думаю. Никогда не слышала такой версии. Мне всегда объясняли мои особенности результатом смешения крови… двух очень разных народов. Результат потом усовершенствовали, я ж рассказывала.

— Да я сейчас о сестре твоей больше, — качает головой Андрей. — Это ведь она лежала в закрытой больнице, верно? А ты там работала медсестрой, оставив по каким-то причинам институт. Ты ведь из-за нее согласилась на этот эксперимент с регенерацией крови?

— Нет, — оборачиваюсь и смотрю на него несколько удивленно. — Как-то у тебя все смешалось причудливо. Я понимаю, я не слишком внятно рассказываю. Но спецбольница — это ей здесь уже грозила. Нас ведь с ней на границе поймали, и ста метров не отошли. Это только в книжках у вас про выжженную пустыню, а спецслужбы все знают. Чудом спастись удалось, — невольно вздрагиваю, вновь вспоминая события тех дней. — И Ясмину это они покалечили, из-за них она умирает. А дома она здоровая была, красивая, полная сил… Да ей забеременеть удалось с первой попытки, для их народа это такой показатель абсолютного здоровья, что не в сказке сказать!

— А кровь? — уточняет Андрей.

— Что кровь? — все еще не понимаю, к чему он клонит. Или очень не хочу понимать. — Регенерацию? Это мне еще на втором курсе сделали, по просьбе нашего куратора. Я у него тогда секретаршей работала, решил проявить заботу.

— Заботу? О ком, о тебе или о Ясе? Ты уже жила к тому моменту с «сестрой» и он видел, что ты не справляешься, или это как раз он вас в пару и поставил?

— Так, погоди, ты о чем вообще? Я с мамой и папой жила, а с Яськой мы только через несколько лет познакомились…

— Тогда для кого он сделал тебя идеальным донором?

— Для себя, — пожимаю плечами, уйдя в воспоминания. И только тут до меня доходит, о чем он спросил. — Что?! — смотрю на него в ужасе. Вот и допрыгалась с откровениями. Донастальгировалась.

— Кровопотеря обычная, банальная. Ты правда думала, что я не понял?

Молчу, чувствуя, как леденеют руки. Слушая шум в ушах. И беспомощно глядя, как он подходит. Сокращает расстояние между нами до минимума. Чувствуя, как обнимает. Сейчас скажет, что спасет меня от этого зла, а я… А что смогу я?

— Ты кормишь ее своей кровью. Каждый вечер, придя с работы. Ей этого явно мало, видимо, дома в ее рацион входило что-то еще. А здесь этого нет, и чем заменить, ты не знаешь. Приходится исключительно собой. Тем вечером, после ресторана, ты потому и выгнала меня, что она была голодна, ведь ты задержалась. Ей стало совсем плохо без крови, надо было срочно кормить. Как и вчера. Вы ведь надеялись, она до дома дотерпит, а не вышло, потеряла сознание. И ты была вынуждена кормить ее прямо в гостях. Я ведь прав?

Судорожно вздыхаю, не в силах поднять на него глаза.

— Ну и почему это было надо скрывать до последнего? — он тоже вздыхает. Но если я — нервно, то он — скорее неодобрительно. — У девочки тяжелейшее генетическое заболевание, требующее особого лечения, особого ухода, а ты, вместо того, чтобы хотя бы посоветоваться, я уж не заикаюсь про то, чтоб помощи попросить, пытаешься справляться сама, да еще кустарными какими-то методами.

— Заболевание? — мне кажется, я ослышалась. — То, что она… пьет кровь, ты считаешь заболеванием? Так ты поэтому предположил, что она у нас в больнице?..

— Ну разумеется, а чем еще я должен это считать? Я ж тебя потому и спросил сразу про мутации, вызванные повышенным радиационным фоном, этой Бездной вашей, насколько широко они распространены. Это ж явно оттуда все идет. Или таких простых выводов у вас тоже никто не делает?

— Ну почему? — осторожно выдыхаю я. — Это действительно результат мутаций. И они действительно прошли через Бездну. Не лично Яся, конечно, ее… предки. Которые до этого перехода ели твердую пищу. А Ясмина уже родилась такой. Как и, собственно, все дети их народа. Поэтому у нас это болезнью не считается. Просто видовая особенность. И, собственно, про мутацию — это закрытая информация. В учебниках пишут, что они были такими от начала времен.

— То есть настолько все запущено? — он неодобрительно качает головой. — Вместо того, чтоб лечить болезнь, решили объявить ее особым видом здоровья? Тогда неудивительно, наверное, что тебе даже в голову не пришло к врачу обратиться. У вас хоть понятие-то есть «донорская кровь»? Лекарства какие-то для них, кровезаменители? Или они исключительно на живых людях паразитируют, записывая их себе в «братья и сестры»?

— Нет от этого лекарств. И кровезаменителей нет. Ищут, экспериментируют, но… У нас даже безумная премия объявлена тому, кто сумеет создать… Пока не вручена. А донорская кровь, разумеется, есть, но она для людей, им не подходит, только живая нужна.

— О как, — чуть усмехается Андрей. — Даже людьми себя не считают.

— Не являются. Когда родится ребенок, ты поймешь… Ты ведь позволишь этому ребенку родиться? — поднимаю на него испуганные глаза. — Ты обещал не вредить. Обещал, что не предашь, что бы ни узнал… А в братья и сестры не «записывают». Нет таких пар, постоянным донором быть невозможно… Мне Яська жизнь спасла, понимаешь? Вытащила. Протащила через Границу, я б сама не смогла… Меня ее муж собственными руками… а она спасла. Потом я ее… У меня, правда, получилось хуже, она все равно умирает… Но хоть свободная, а не… Ты бы видел, как они ее содержали! На полу, в клетке, словно дикого зверя. И относились едва ли не хуже, разве что копьями в нее не тыкали!.. Глаза ей выжгли. Понимаешь, она меня спасла, кучу законов своей страны нарушила, чтоб к людям меня вынести. К настоящим, свободным! А они ей за это — глаза выжгли. Отблагодарили!.. Но ты же не как они, ты же не станешь? Не станешь, правда?

— Маша… Милая моя, хорошая девочка… Мне, похоже, каждый день тебе придется повторять. Что я не предам, не брошу, не подведу. Иди ко мне, — он протягивает руки, и я приникаю к нему, прижимаюсь. Чтоб ощутить его тепло, чтобы сердцем, прижавшимся к сердцу, почувствовать его искренность. И начать дышать чуть ровнее. Чуть свободнее. — Я врач, Машенька, а не дикарь с копьем. Как же ты можешь думать, что я обижу больную беременную женщину? Что наврежу ребенку?.. вздыхает, осуждая этим вздохом саму возможность подобных мыслей. — Он что, тоже будет гемазависимый?

— Что? — не сразу понимаю последний вопрос. — А, да. Только это будет она. Очаровательная маленькая девочка с неконтролируемыми приступами жажды. А я и с человеческими-то младенцами не очень представляю, что делать, а уж с вампирским…

— И что, у вас прилично ругаться подобными словами? — косится он на меня.

— Какими? — вроде бы не ругалась.

— Малышка еще не родилась, а ты ее уже вампирским младенцем кличешь.

— Так это официальное название их народа. У нас даже предмет в школе есть, «вампирология» называется. О Великих и Прекрасных вампирах. В этом нет абсолютно ничего обидного.