Пронзая ветер (СИ)

Ланетта вздохнула. Воспоминания о том, что произошло в Миотополе, леденили кровь. Но ее другу было вдвойне тяжело. Каким бы циничным Линь не пытался казаться, девушка видела — он любит свою страну. То, что они последнее время натворили, вполне могло быть квалифицировано как подрывная деятельность в пользу Кросса. А узнать вдобавок, что сам являешься наполовину кроссцем! Тут было, отчего сорваться. Но Коросса ей тоже было жаль. Он казался таким одиноким. Ей не хотелось его сейчас бросать.

В молчании, они подошли к озеру.

— Хочешь искупаться? — предложил Коросс девушке. — Я послежу, чтобы тебя никто не потревожил.

— Но моя маскировка…

— Краска все равно не может вечно держаться. К тому же быть неприметной тебе точно не грозит. Я видел, какой цирковой костюм Шут тебе приобрел. Давай, Лани, иди. Это освежит тебя. А я пока займусь этими клячами.

Она благодарно кивнула и отошла подальше. Вокруг царила безмятежная тишина, а теплая как парное молоко вода несла очищение и покой. Вдоволь наплескавшись, Ланетта вернулась к Короссу и села рядом, наблюдая за ним. Быстро и со знанием дела молодой человек укладывал ветки и кору деревьев аккуратным шалашиком. Щелчок, и костер вспыхнул, осветив ему лицо: усталое и очень грустное. Не удержавшись, девушка коснулась его руки. И смутилась, почувствовав вопросительный взгляд.

— Я хотела спросить… Сколько же тебе лет, если ты видел Линя младенцем? Мне казалось, что мы все приблизительно одного возраста.

— Так и есть. Меня не было на Эоле шестнадцать лет. Все это время я провел в Башне. Потом еще пять лет — в своей лаборатории, чтобы создать межмировой портал. Но в Башне времени не существует, а зашел я туда в восемнадцатилетнем возрасте. Так что физически мне не больше двадцати трех.

— Как это? — удивилась девушка.

— Понимаешь, чтобы стать правителем, наследник мужского рода должен обязательно построить свою магическую Башню. При этом он погружается в состояние чем-то похожее на летаргический сон. И когда Башня оживает, через правителя начинают протекать жизни обитателей бесчисленного количества миров. Чем больше миров правитель может охватить единовременно, тем выше его Башня, которую питают душевные метания людей из его снов. И наоборот — высота Башни увеличивает количество посещаемых миров. А главное, Башня усиливает магический потенциал правителя, расширяет его возможности управлять Силой. Обычно, чтобы поддерживать Башню и, соответственно, себя в рабочем состоянии каждый правитель должен уединяется в ней года на два каждые пять лет. Но когда наследник только вступает в права правителя, он должен сначала заставить Башню работать. Это занимает гораздо больше времени…

Молодой человек покачал головой, заново переживая это состояние.

— Знаешь, по возвращению я чувствовал себя человеком, который просто проспал несколько дольше чем обычно. Вот только пока я спал, мой отец постарел, враги стали опытнее и изощренней, а родная сестра…

Недоговорив, он поворошил костер. Стайка ярких звездочек устремилась в ночную мглу. Молодой человек с какой-то тоской проводил ее взглядом. Сейчас Коросс напомнил ей своего учителя, больше всего любившего бесконечность дорог и вольную свежесть ветра.

— Ты совсем не похож на правителя.

Он невесело усмехнулся:

— Звучит как комплимент.

— Правители Митриля вызвали у меня стойкое желание держаться от них подальше. Линнок утверждает, что вы такие же. А может даже хуже.

— Он прав.

Некоторое время они сидели, каждый погруженный в свои невеселые думы, глядя на веселые язычки огня. Ночь была теплая, а стрекот цикад заглушал потрескивание костра.

Молчание с каждой минутой становилось невыносимее. Прочистив горло, она спросила:

— Ты снова превратишься в крысу?

— Да, — неохотно отозвался Коросс. — Но может это и не так плохо. Маг из меня сейчас никакой. Вряд ли смогу защитить, если вы с Линем встретите достаточно сильного противника. Зато в теле крысы удобно прятаться от лишних глаз.

— Но почему так все произошло? Что пошло не так?

— В шкатулке должен был лежать образец моей крови, взятый до того, как я свершил трансформацию. Он бы запустил обратный процесс. Но туда что-то подмешали, и превращение свершилось не полностью. А самое печальное — скорее всего, это сделала моя сестра.

— Зачем ей это было нужно?

— Тантоссе всегда хотелось власти, а сейчас наш отец при смерти. Это хороший шанс осуществить мечту.

Ей хотелось дотронуться до его темных волос, погладить, пожалеть. То, что терпеть не могла крыса. Вряд ли это понравилось и Короссу. Он был таким независимым.

— Что ты теперь намерен делать? — помолчав, спросила она.

Молодой человек с хрустом переломил палку, которой ворошил костер, и бросил в пламя:

— Пока не знаю. Я многим ей обязан. Она рассказывала мне о тайнах магического искусства; давала хорошие советы, когда я в них нуждался; придумывала развлечения, когда мне было тоскливо. Так тяжело, когда человек, которого ты любишь и, казалось, понимаешь, оказывается опасным незнакомцем.

— Это так, — согласилась девушка и попыталась встать. — Надо возвращаться…

Но Коросс не позволил, притягивая ее к себе.

— Лани, пожалуйста, не уходи.

Сил сопротивляться не было. Ее тянуло к Короссу непреодолимо. Это было каким-то наваждением. Предостережения о том, что от него надо держаться подальше, тревожным колоколом стучали в голове. Но они уже не имели значения.

— Поцелуй меня, — произнесла она чуть слышно.

Так тихо, что не услышала саму себя. А может это сердце билось слишком сильно, заглушая звуки. Но Коросс услышал. Ладони коснулись щек, а дыхание опалило кожу.

— Лани, — прошептал он, касаясь ее губ губами.

Нерешительно, словно сомневаясь. А затем снова поцеловал. Теперь глубже, полнее. Так, что у нее перехватило дыхание.

— Подожди, — взмолилась она, и Коросс послушно отстранился.

— То, что я испытываю к тебе… Я помню, ты предупреждал, чтобы я держалась от тебя подальше. Что ты любишь другую. Я все это понимаю, но не могу ничего с собой поделать. Это такая пытка, — торопливо шептала она, снимая кольцо. — Ты же говорил, что тебе сейчас нужно много Силы? В городе ты поцелуем избавил меня от боли. Так освободи меня сейчас от этой глупой страсти. Она неправильная. Она иссушает меня. Так не должно быть. Любовь должна дарить радость, надежду. А здесь — тяжелая болезнь… Коросс, я хочу быть свободной. Пожалуйста, освободи меня! Выпей мою любовь…

И земля качнулась, стремительно уносясь куда-то вниз…

Ее разбудили брызги воды на лицо.

Шут был в одних штанах, а с волос его стекала вода, оставляя прерывистые дорожки на поджаром теле. Зеленые глаза опять сверкали ярко, словно звезды, а на лице обозначился легкий намек на румянец. Чем-то неуловимым он был удивительным образом похож на Коросса. Возможно хищной грацией движений, а может открытым взглядом, в котором за шторами вечной насмешки пряталась чуткая внимательность.

— Привет, грешница, — поздоровался Шут и засмеялся, увидев, как густо покраснела Ланетта, подтягивая к самому носу плащ. — Вот оно закостенелое женское тщеславие в полной красе! Где твоя неприметность? Куда потерялись уныние и болезненный вид? И что, по-твоему, я теперь скажу Папаше Моту? Ты же обещала мне не смывать мой макияж, пока мы не найдем какое-нибудь укромное место! И что я вижу?!? Волосы влажные, лицо чистое, глазища светятся. Просто стыд и срам какой-то!

— Но ты тоже купался, — растерялась она, глядя на насмешника.

— Но ты это сделала раньше! — обвинил ее Шут.

— Ну, может на пару часов. Так что мое тщеславие не намного закостенелей твоего, — невольно улыбнулась Ланетта.

Ее радовало то, что вчерашнее уныние и печаль растаяли у него без следа. Перед ней опять стоял неунывающий жизнелюб. А главное, что они по-прежнему друзья.

— А где наш заколдованный принц? — спросил Шут, оглядываясь.