Запах цветущего кедра

Бурнашов растерянно вздохнул.

— И что теперь? Сматывать удочки?

— Это мы посмотрим, кому сматывать. Сначала разыщем Рассохина.

— Неужели ты думаешь: он что-то утаил от нас? Не верю.

— Вы, Кирилл Петрович, ждите меня здесь, — Вячеслав направился к вертолёту. — Романа возьму с собой.

Геликоптер стоял возле края зеленеющего покоса, неподалёку от палаток, готовый к вылету. Но тут Колюжный увидел, как пилот, отдыхавший в кабине, вышел с топором и стал привязывать машину, вбивая в землю штыри с тросиками.

— Что это вы делаете? — спросил Колюжный.

— Закрепляю, — меланхолично отозвался тот. — Запретили взлёт.

— Штормовое предупреждение?

— Нет. Диспетчер сообщил: до особого распоряжения.

Подбежавший с рюкзаком Роман вытаращил глаза.

— Эй, ты чего, пернатый?

Вертолётчик забил последний штырь и молча забрался в кабину.

— Взлёт запретили, — объяснил Вячеслав.

Младший Галицын надежды не терял — попытался договориться с пилотом.

— Мне до зарезу надо, понимаешь? У меня отец в тайге, в банду попал. Я выручать его приехал из Москвы.

— Ну и выручай, — лениво отозвался тот.

— Тебе же бабки заплачены!

— Бабки хозяину заплачены! А мне за нарушение талон вырежут на раз. Отдыхай, парень.

— Да кто тебя тут увидит?

— Недалеко эрэлэска стоит.

— Да и хрен бы с ней! Взлетим — и нызенько!..

— А ракета в бочину, — пилот захлопнул дверцу и отвалился на спинку кресла. — Сейчас борьба с терроризмом.

Но Роман не сдался, начал стучать по обшивке. Пилот некоторое время терпел, после чего вышел и как-то меланхолично, однако сильно ударил его по уху. Поднял с земли, дал ещё пинка и снова скрылся в кабине. Младший Галицын улетел в репейник и там пропал.

Бурнашов тем часом пытался замириться с женой: ходил кругами с расчёской, пытался вычесать репей из волос, что-то говорил торопливое, ласковое, но с видом усталым и рассеянным. Сашенька вырывалась из его рук, показывая свою независимость и несгибаемость. А Колюжный осторожно ходил козьими тропами по лётному полю и искал устойчивую связь, намереваясь позвонить в Москву. В общем, все были чем-то заняты, потеряли бдительность, и никто не заметил, как на заброшенном аэродроме появился грязный милицейский микроавтобус. Он остановился поодаль, и скоро из репейника сразу со всех сторон появилось семеро омоновцев с автоматами — окружили! Командовал гражданский с лицом, усыпанным родинками или бородавками — одна крупная чёрная болталась в переносье. Вячеслав спохватился, когда они практически взяли лагерь в кольцо — головы в касках торчали со всех сторон, но первым среагировал побитый и неугомонный сын полковника милиции.

— Менты окружают! — почти весело закричал он. — Атас!

Гражданский был уже рядом с четой Бурнашовых.

— На землю! — рявкнул он басом. — Пакуйте их!

Строптивая оскорблённая жена в тот же миг вцепилась в мужа, а тот заслонил её, подставив спину. Один боец вырвал Сашеньку из рук и отшвырнул в сторону, а этот, с чёрной родинкой, ловко заковал Бурнашова в наручники и сбил на землю, лицом вниз. Сашенька закричала, но и её уложили рядом с мужем.

— Вы что делаете?! — чуть запоздало закричал Колюжный и бросился на помощь.

Двое бойцов внезапно оказались за его спиной, повисли на руках и попытались свалить. Вячеслав одного стряхнул, а второго, цепкого и грузного, ухватил за амуницию и поволок за собой. И успел заметить, как шустрый маленький Роман прыгнул за вертолёт и мгновенно исчез в бурьяне. За ним погнался омоновец в бронежилете, но в прыти явно уступал, да и опасался гроздьев репейника.

Колюжный был уже рядом с лежащей парой Бурнашовых, когда второй боец выпутался из автоматного ремня и с силой ткнул прикладом в затылок, сволочь, — чтобы синяка не оставить!

Колюжный устоял, только почуял: шея хрястнула и перед глазами посыпались искры. Гражданский подскочил, хотел ударить под дых, но Вячеслав увернулся и достал его кулаком в грудь. Добавить не смог — навалились втроём и всё-таки уложили на землю. Защёлкнули браслеты, обыскали, отняли бумажник и телефон.

— Колюжный?! — злорадно воскликнул гражданский, рассматривая паспорт. — Ну, ты попал! Срок тебе корячится!

Тот попытался встать, но боец придавил горло автоматным стволом, как дубиной, и сел верхом. Вячеслав из последних сил сдерживал бульдозерный отцовский нрав и выругался по-английски, однако бородавчатый кое-что понял.

— В какую задницу? А ну, повтори по-русски!

— Пошёл ты в драную задницу! — прохрипел Колюжный.

— Все слышали? — победно спросил тот. — Оказал сопротивление! Обмундирование порвал! И оскорбление!

На бойце, которого он волок за собой, разгрузка болталась, как детская распашонка.

— Как вы грязно ругаетесь! — вдруг возмутилась Сашенька, невзирая на то, что сама лежала лицом в землю. — А создаёте впечатление интеллигентного и воспитанного человека!

— Английская школа! — торжествующе позлорадствовал бородавчатый и пнул Колюжного. — Может, тебе ещё права зачитать?

— Завтра тебе самому зачитают, — огрызнулся Вячеслав.

И внезапным рывком сбросив с себя грузного бойца, попытался достать ногами бородавчатого — тот отскочил.

— Этих грузите! Где ещё один?

В микроавтобусе наручников не сняли даже с Сашеньки — закрыли, как преступников, в зарешечённой клетке. Омоновцы убежали ловить младшего Галицына, а с задержанными остался гражданский.

— Ну что, чёрные копатели? — всё ещё злорадствовал он, и крупная, свисающая родинка в междуглазье подпрыгивала. — Мародёрством промышляете? Приехали могилы рыть?

Задирать и пикироваться с ним не имело смысла, поэтому Колюжный угомонился, зато Бурнашов воспрял.

— Ты, урод, наручники с женщины сними!

— Ничего, браслеты ей идут! — ухмыльнулся бородавчатый. — А за оскорбления при исполнении ответишь! Где находится Рассохин?

Кирилл Петрович покосился на жену.

— Я бы тебе сказал где! Но сам догадайся!

— Ладно, — быстро согласился тот и выдернул из кармана рацию. — Бросьте пацана! Джип его заберём — сам явится. У него документы в машине! Собирайте шмотьё и поехали!

Омоновцы будто и ждали этого приказа: быстро содрали палатки, засунули в прицеп, микроавтобус развернулся и затрясся по разрушенной бетонке. За ним потянулся джип с прицепом, где было нераспакованное оборудование для экспедиции.

На аэродроме остался один геликоптер, сквозь лобовое стекло которого белело лицо невозмутимого пилота.

Их привезли в поселковое отделение — старое, барачного типа двухэтажное здание, с такими же мятыми, в затасканной форме милиционерами, которые стояли безучастно и взирали на москвичей как на диковинных зверей. И сразу стало ясно, что задерживали вышестоящие сотрудники, специально присланные в Усть-Карагач. Они же свели в полуподвал, напоминающий маленькую тюрьму: железный пол, могучие решётки, стальные двери: вероятно, в пору расцвета золотой лихорадки тут был районный изолятор, сейчас пустой и мрачный. Одна камера оказалась распахнутой настежь и доверху забитой колотыми дровами, другая — действующей, просторной, эдак человек на двадцать. Боец отомкнул её, завёл арестованных и только тогда через кормушку снял наручники. Да ещё, уходя, выключил и так тусклый свет, а окна в помещении с нарами не было.

— Какое страшное место, — пролепетал в темноте дрожащий голосок Сашеньки. — Что с нами будет, Кирилл? Что нам делать?!

— Для начала попоём каторжанские песни, — тот присутствия духа не терял. — Кто слова знает?

— Они ищут Рассохина, — определил Вячеслав. — Значит, участковый их с Галицыным не нашёл?

— Менты боятся на Гнилую ездить. Может, и не искали. Думаю так: с полковником возникли проблемы, попал в бабье царство бывших проституток. Стас пошёл выручать и сам вляпался. Бабы там мужиков в клетках содержат, как зверей. А некоторых распинают на жердях по сибирскому обычаю.