Камин-аут (СИ)

Пальцы наткнулись на слипшиеся от крови волоски, тонкой полосой пересекающие низ живота. Опять прислушалась к стуку сердца – изменений не было. От острого тяжелого запаха, густого, точно от болотной тины, начало мутить. Отстранившись от Моисея, девушка скосила взгляд на его недвижное лицо. На нем не осталось ни равнодушия, ни злости, ни властности, оно казалось удивительно спокойным. Фрэя тешила себя иллюзией – возможно, в своем сне он не чувствовал боли – только умиротворение и тепло, которого за долгую жизнь слишком мало выпало на его долю.

Хотела оттереть кровь с лица Моисея, но из этого ничего не вышло, пальцы слипались, от её трудов стало только хуже. Тут взбунтовался желудок, и Фрэю вывернуло. Запоздалой мыслью было – принести японцу воды с речки, однако, не успела девушка и шагу ступить, как их взяли в кольцо люди повелителя. Камуфляжная расцветка одежды скрывала их среди деревьев, но ничто не могло загасить тревогу от приближения опасности.

*

Моисей ожидал нечто подобное. За побег Фрэи он нес определенную ответственность. Во время его отлучки Лотайра не имел за собой защиты. Икигомисске исполнял важные функции при дворе, и любая неявка на место службы приравнивалась к дезертирству. Пост был дарован ему повелителем, и повелитель же принимал решения, связанные с дальнейшим положением Моисея. Японец страшился, что Лотайра посчитает девушку виновной и накажет её. По сути, так оно и было, но, придя в себя, Моисей принялся умолять повелителя признать всю вину за ним одним, ведь слежение за гостьей входило в его прямые обязанности. И девушке удалось сбежать в результате его недосмотра, а не благодаря собственной хитрости.

Это подземная тюрьма, третий подземный уровень. На втором – расположился «квартал развлечений» и оружейня, этажом выше – автостоянка и трасса. Еще выше – наземные пещеры, уходящие глубоко в породу скалы. За скалой – Тихий океан, омывающий полуостров.

– После праздника, я уеду ненадолго. Мне нужно завершить кое-какие дела, – вещал Лотайра, расхаживая по камере, куда притащили Моисея. – Паша оказал мне немалую услугу, прикончив Сатина, но Маю всё еще мне не принадлежит. А я очень не люблю, когда посторонние трогают мои вещи!

– Патрик… вы всерьез полагаете, что этот мальчишка справился с ним? – Моисей ощущал ледяной ветер, дующий из лазов в стенах, в полу.

Паша…

Патрик. Ведьма. Нарцисс. Паша.

Это только имена, прозвища.

Паша Белогорцев, так его назвали родители, когда привезли из роддома. Всё так и было бы, если Паше случилось бы родиться обыкновенным ребенком, а родителям – быть обыкновенными родителями.

А веснушки, покрывающие его невзрачные плечи, лицо и руки, точно как волшебные семена фей, не больше чем обман, шутка, имитация. Полная банальность. Кому нужны веснушки?

Его кожа не золотится на солнце, не покрывается обильным загаром, она не светлая и не темная, именно такая, какая нужна артисту и шпиону, чтобы уметь маскироваться и становиться невидимым.

Маю – это тот мальчик, с которым полукровка учился в академии, когда Паша был еще ни кем не признанным юным талантом. Моисей вспомнил Маю, его золотящуюся на солнце кожу, гладкую как у младенца, покрытую теми же банальными веснушками, только настоящими, коричневатыми. Эти веснушки будто только и говорили: «Обрати на меня внимание. Посмотри, вот он какой я». И всё же… ученик господина, любимый. Любимка. Лотайра не разрешал приближаться к Маю, с его мягкой, как женская грудь, белой плотью, упирающейся в тугие джинсы, проступающей чуть заметными складками с боков. Запретил трогать этого человека.

Красивого. До тошноты.

А кости у него тонкие и хрусткие, как ледок по весне.

И как ни противно было – Павел сам оставался человеком, но лишь наполовину, и надо заметить, не лучшую половину.

Местные кличут их «мясниками». За то, что не похожи на людей. За то, что убивают заплутавших крестьян. Расправляются.

Они – часть природы. Загадочной и темной её стороны. Они присутствуют даже в молчании деревьев. В недвижном бдении камней.

Их называют «темными». Они попрали имя своего создателя. Моисей никогда не встречал этого «создателя», но Лотайра верил, что все они – часть силы какого-то неведомого источника, который суждено увидеть только вельможам. Вельможи… это слово можно долго смаковать на кончике языка, но разве так приблизишься к разгадке тайны?

Они играют и совершают чудеса.

На языке японцев они – духи леса. Его суровые стражи. Его преданные дети.

Они всего лишь лесные стражи, способные своими речами околдовать матушку-природу. Прочие невежды зовут их лесными демонами. Они не светлы и не белы. По правде сказать, Моисей и видеть-то ни разу не видел светлых стражей. Светлых, то есть обычных. Говорят, хорошие становятся плохими, стоит им прогневить Первоисточник. Отрекись ты – и струящая по венам энергия, твоя суть, начнет мутировать. Обратного пути нет.

Паша уже был рожден «мясником», с данным ему природой зубами и когтями, чтобы охотиться на людей. Только уши и зрачки у него были самые обычные – человеческие.

Столько в этом мире стало порченной крови, что сложно уже предугадать, какой расы окажется очередной младенец, будет он полукровкой, или в нем сольются три разных крови, а что если и того больше?.. И кого винить, что так происходит? Легкомысленных стражей, источающих сладкий нектар, или маленьких глупых слуг, фатумов, очаровывающих смертных своими голосами? Разница в свободе, страж свободен по праву рождения, фатум – раб до полной отставки. Но и те, и другие плодят ублюдков со всем, что движется и имеет задатки пола.

Подобные им могут свести с ума, довести до сумасшествия своим флиртом… они искали себе пропитание на планете Земля-для-жизни, а нашли его здесь – на планете людей, в виде слабых, алчущих наслаждения людишек. Паша ненавидел людей. Моисей принимал их как должное, в конце концов, это планета принадлежит людям. Люди боятся лесных демонов, боятся соблазниться, боятся надкусить яблоко. Их страшит своя темная сторона.

Человеческие женщины всегда питали слабость к мужчинам-стражам, несмотря на отталкивающие узкие зрачки, несмотря на больно режущие кожу зубы, как маленькие кинжалы, острые, чтобы удобней было раздирать мясо. Нет, кровь их абсолютно не привлекала, во всяком случае, таких как Моисей. Кровь – вода. Спасибо, но можно напиться из каменного колодца, попить чистой воды, куда еще не успела попасть бацилла. Мужчина-страж умел притвориться неуверенным, нерешительным – то, что так нравилось женщинам. Но чем женщины привлекали лесных стражей? Раздавшиеся после родов талии, венозные руки и ступни, все сплошь в венах, от головокружительных каблуков. Некрепкие тела, обрастающие тряским жиром, точно лесное болотце – тиной. Могла ли такая женщина полюбиться лесному стражу? И, тем не менее, Паша был сейчас с ними, стоял на земле. И отец его был убит. Больше ему ничего не нужно знать, чтобы презирать людей.

– Будь так любезен, присматривай за девушкой, – Лотайра вкладывал в свою фразу несколько иной смысл, негласно намекая слуге, чтобы тот занялся воспитанием гостьи, если потребуется, сводил на экскурсию в подземелья, при этом держал ухо востро.

Мужчина перенес вес с одной ноги на другую. Запястье затекло, вторая рука бесчувственно болталась вдоль тела. Ему вкололи обезболивающего, чтобы он мог выдержать этот разговор с повелителем. Его удерживала прочная двойная цепь, нисходящая с потолка и схваченная вокруг единственного здорового запястья.

– В честь наступления лета мы устроим большой праздник, – глаза повелителя снова загорелись предвкушением. Лотайра одиноко стоял в сторонке, изучая горбатые стены каземата. Пыточная камера вообще напоминала по форме трапецию. – На праздник прибудут бродячие артисты и гости из ближайших деревень. Хочу, чтобы люди знали, с кем имеют дело. Пускай смотрят…

– Вы считаете, приглашать чужаков – безопасно? – тихо произнес мужчина, хриплым от усталости голосом, до сих пор его речь переливалась музыкальным звоном, он был рад уже тому, что Фрэя не видела его в истинном обличии. – Другие кланы высказали своё несогласие, повелитель. Глава Миран и так считает, что вы играете с огнем, якшаясь с людьми.