Выкорчеванная (ЛП)

И еще, еще она ненавидела меня за то, что меня все же выбрали, а ее нет — после всего ею пережитого. Я видела, как после она сидела на празднике в стороне от всех, как все перешептывались. Она никогда не представляла, что окажется в таком положении — пария в собственной деревне, в ставшем неприветливым родном доме. Она была настроена заплатить цену и быть храброй, но теперь ее храбрость была ни к чему, впереди не было будущего. Деревенские парни постарше поглядывали на нее, улыбаясь, со странной уверенностью в себе. С полдюжины из них — те, с кем она за всю жизнь не перемолвилась и словом или до того поглядывавших издали, словно не смея прикоснуться — довольно нахально заговорили с ней, словно ей ничего больше не осталось, как ждать здесь и снова быть выбранной кем-то еще. А потом я вернулась в шелковом платье и бархате, с украшенной драгоценной сеткой прической, и владея волшебной силой, которой я верчу как мне вздумается. И ее мысль была: «Это я должна была быть на ее месте», — словно я украла что-то, что было ее по праву.

Это было невыносимо, и я видела, что ей это так же неприятно, но каким-то образом мы обе справились. «Кася!», — звала я, срывающимся от рыданий голосом, и старалась поддерживать для нее постоянный яркий свет. Я увидела, как она остановилась в нерешительности, и потом пошла мне навстречу с вытянутыми руками, спотыкаясь на ходу. Чаща цеплялась за нее, ветки хлестали, и лианы обвивались вокруг ног, но я ничего не могла поделать. Я могла лишь стоять и держать для нее огонь, пока она шла, падая и поднимаясь, и снова падая, с растущим выражением ужаса на лице.

«Кася!» — плакала я. Теперь она почти ползла, сжав зубы от упорства, но все же приближалась, оставляя позади кровавый след на опавшей листве и на поверхности темного мха. Она хваталась за корни и подтягивала себя вперед, даже когда ветви тащили ее назад, и все равно была слишком далеко.

Тут я снова оглядела ее тело, лицо, которое нацепила на себя Чаща и улыбалась мне, потому что Касе не выбраться. Чаща специально позволила ей попытаться, подогрела ее смелость и мою надежду. Она в любой момент могла утащить ее назад. Она позволит ей приблизиться настолько, чтобы меня увидеть, может быть даже даст почувствовать собственное тело, воздух на лице, а потом взметнутся лианы, опутают ее, а вихрь облетевшей листвы погребет ее под собой, и Чаща снова сомкнется вокруг нее. Я застонала от бессилия и едва не потеряла нить заклинания. Вдруг я услышала как позади меня раздался странный и словно отдаленный голос Дракона:

— Агнешка, используй очищение. Ulozishtus. Попробуй его. Я сумею закончить один.

Я осторожно потянула свою силу, освобождаясь от Призывания. Аккуратно, по чуть-чуть, словно наклоняя бутылку, не позволяя выливаться из нее ни капли жидкости. Свет не исчез, и я прошептала: «Ulozishtus». Это было одним из заклинаний Дракона, и совсем не из той категории, которая легко мне давалась. Я не помнила остальной последовательности слов, что он мне говорил, однако я позволила этом слову покататься на языке, осторожно ограняя его и вспоминая ощущения… опаляющее пламя, струящееся по моим венам, невыносимый приторный вкус эликсира во рту. «Ulozishtus», — повторила я медленно: — «Ulozishtus», — и заставила каждый звук превратиться в искорки, летящие на трут, словно парящие капельки волшебства. И в глубине Чащи я заметила, как в одном месте рядом с Касей занялся легкий дымок. Я снова прошептала ему: «Ulozishtus», — и впереди нее возник новый дымок, и когда я проделала это в третий раз, рядом с ее сжатой рукой взвился язычок желтого пламени.

«Ulozishtus», — снова произнесла я, вкладывая в него еще капельку силы, словно подкладывая растопку в погасший очаг. Пламя окрепло, и там, где оно расширялось, лианы отступали. «Ulozishtus, ulozishtus», — подпитывала я пламя, заставляя взвиться его сильнее, и когда оно взметнулось вверх, я направила его опалять ветки, и осветить остальную Чащу.

Кася выпрямилась, освободившись от дымящихся лиан. На ее коже были видны розовые пятна ожогов, но теперь Кася могла двигаться быстрее, и она направилась ко мне сквозь дым, сквозь занявшуюся листву, которая осыпалась с выпрямившихся деревьев, вокруг нее падали дымящиеся ветки. Ее волосы, как и разодранную одежду опалило пламя, по ее лицу лились слезы боли от покрасневшей и покрывшейся волдырями от ожогов кожи. А ее тело перед моим лицом билось в цепях с криками ярости, а я захлебывалась слезами, но выкрикивала снова и снова: «Ulozishtus!». Пожар ширился, и я знала, как Дракон мог убить меня, очищая меня от теней, так и Кася могла погибнуть от моих рук, сгорев в пожаре.

Сейчас я была благодарна за те несколько ужасных месяцев, проведенных в поисках чего-то полезного. Я была благодарна за все неудачи, за каждую минуту, что я истратила, проведя здесь в гробнице под насмешками Чащи. Это позволило мне довести заклинание до конца. Голос волшебника, который ровно звучал за моей спиной, произнося финальную часть Призывания, стал для меня якорем. Кася становилась все ближе, а Чаща вокруг нее полыхала. Теперь я видела все меньше деревьев. Она подошла настолько близко, что проглядывала в собственных глазах, и повсюду ее окружало пламя, обжигающее ее плоть, ревущее, потрескивающее. Ее прикованное к камню тело изгибалось, скручивалось. Пальцы напряглись, растопырившись в стороны, и внезапно ее вены на руках стали ярко зелеными.

Из ее глаз и носа брызнули капли древесного сока, побежав ручейками по лицу, словно слезы. Комнату наполнил пахший ужасно неприятно едкий сладковато-свежий запах. Касин рот распахнулся в беззвучном крике, и из-под ее ногтей выросли крохотные корешки, похожие на проросший за ночь росток дуба. Они начали расти с невероятной скоростью, взбираясь по цепям, на ходу деревенея, покрываясь серой корой, и с треском, похожим на начало ледохода, цепи лопнули.

Я даже не пошевелилась. Все случилось настолько быстро и внезапно, что я едва это заметила. Вот Кася была прикована, а в следующий момент уже бросается на меня. Она опрокинула меня на пол и была невероятна сильна. Я уперлась в ее плечи, стараясь отстранить от себя, и завопила. По ее лицу, пропитав ее одежду, тек зеленый сок, капающий на меня словно дождь. Он стекал по моей коже, и барабанил по моему защитному заклятию. Касины губы скривились в оскале, обнажив зубы. Ее руки сомкнулись на моем горле словно две головни, горячие, обжигающие. Эти странные корешки начали меня опутывать. Дракон начал читать быстрее, стараясь закончить последние слова, ускоряя заклинание.

Я задыхалась: «Ulozishtus!», — снова, всматриваясь в лица Чащи и Каси, которое исказилось наполовину от гнева, наполовину от боли. Ее хватка крепчала. Она смотрела прямо на меня. Свечение Призывания стало ярче, заполнив каждый уголок помещения. От него невозможно было укрыться, и мы могли заглянуть глубоко внутрь друг друга, увидеть каждый секрет, хранимый в тайне — и ненависть, и зависть. Слезы перемешивались с древесным соком и капали на мое лицо. Я тоже рыдала, и слезы текли ручьями, несмотря на то, что она почти лишила меня воздуха и мое зрение начало уступать темноте.

Она произнесла сдавленно собственным голосом: «Нешка», — и решительно собравшись с силами, один за другим разжала пальцы, позволив мне вздохнуть. Мое зрение прояснилось, и, вглядевшись в ее лицо, я увидела проходящий стыд. Она смотрела на меня с любовью, с вызовом.

Я снова всхлипнула. Сок высох, и ее обожгло пламенем. Корешки иссохли и осыпались прахом. Еще одно очищение ее бы доконало. Я знала это наверняка. Я видела. Но Кася улыбалась мне в ответ. Она просто не могла говорить, и просто медленно кивнула. Я почувствовала, как мое лицо сморщилось, став уродливым и жалким, и я произнесла: «Ulozishtus».

Я смотрела в Касино лицо, истово стараясь запомнить этот ее последний образ, но на меня из ее глаз снова выглянула Чаща — в черной ярости, полная дыма, огня, слишком глубоко пустившая корни, чтобы их можно было так просто выкорчевать. Но Кася все равно держала руки далеко от моего горла.