Выкорчеванная (ЛП)

Но заклинание уже было слишком сильно, наполнено силой. Нам приходилось стараться, чтобы его поддерживать. Должно быть уже не было безопасного пути к отступлению. Я снова посмотрела на Касю, и вспомнила ощущение чьего-то присутствия в Чаще, чем бы оно ни было. Оно было таким же. Если сейчас в Касю вселилась сама Чаща… если она знала, что мы пытаемся сделать, и что Дракон может быть ранен и большая часть его сил будет потрачена… она ударит снова прямо сейчас. Она снова явится в Дверник, или прямо в Заточек, чтобы одержать небольшую победу. Из-за моего желания спасти Касю, из-за его жалости к моим страданиям, мы только что преподнесли Чаще отличный подарок.

Я должна была немедленно что-то предпринять по этому поводу — все что угодно — и я, отбросив свои сомнения, протянула дрожащую руку и накрыла своей ладонью его руку. Он стрельнул в меня глазами, а я набрала в грудь воздух и принялась читать вслух вместе с ним.

Он не остановился, хотя рассерженно поглядывал на меня, словно говоря: «Какого черта ты творишь?» — Но спустя какое-то мгновение он понял и уловил смысл того, что я пытаюсь сделать. По началу, когда мы пытались читать хором, наши голоса звучали ужасным диссонансом. Мы читали не в лад и невпопад, мешая друг другу. Заклинание начало трескаться, как песочный замок. Но потом я перестала пытаться читать как он, а просто читала с ним, позволив своему инстинкту вести меня дальше. Я обнаружила, что я разрешаю ему читать текст со страницы, добавляя голосом в нужном месте звуки, где-то выделяя нужное слово, либо повторяю его дважды или трижды, а порой вместо слов — просто бессвязно пропеваю с закрытым ртом, отбивая ногой ритм.

Вначале он этому противился, пытаясь четко придерживаться своего стиля, но мое волшебство протянуло ему руку помощи, и, по чуть-чуть, он начал читать, пусть и не уняв резкости, но согласно заданному мною ритму. Он выделил место под мои импровизации, позволил им задышать. Мы вместе перевернули страницу и продолжили без остановки. Уже к середине этой страницы изливающееся из нас заклинание превратилось в музыку. Его голос чуть хрипло произносил слова, а я тем временем пропевала их ниже или выше, и внезапно, и ошеломительно, нам стало гораздо легче.

Нет… не легче. Это совсем не точное для этого слово. Он сжал мою руку крепче, наши пальцы сплелись, как и наши силы. Заклинание пело, изливаясь сквозь нас без усилий, словно ручей вниз с холма. Теперь его было труднее остановить, чем поддерживать.

Теперь я поняла, почему он не мог подыскать нужные слова, чтобы объяснить суть; почему не мог твердо дать ответ, поможет это заклинание Касе или нет. Призывание вовсе не вызывало какой-либо предмет или чудовище, не вызывало всплеск силы, ни огня, ни молнии. Все, что оно делало, это наполняло помещение чистым холодным светом, но не настолько ярким, чтобы ослепить. Но в этом свечении все, на что ни посмотри, выглядело иначе. Камни стен стали полупрозрачными: внутри словно реки двигались прожилки, и когда я проследила за ними, они рассказали мне историю. Странную, бесконечную историю совершенно отличную от человеческих, очень медленную и далекую, которая напомнила мне о том, как я сама была каменной. Голубое пламя, танцующее в чаше, дремало в бесконечном сне, напевая себе зацикленную на себе колыбель. Я заглянула вглубь пламени и увидела храм, откуда был принесен этот огонь, находившийся очень далеко отсюда и давно ставший руинами. И все равно, я внезапно узнала, где именно стоял этот храм, и как сотворить заклинание, чтобы сохранить после себя вечный огонь. Резные стены гробницы, сверкая надписью, зажили собственной жизнью. Если смотреть на нее достаточно долго, то, я была в этом уверена, ее можно прочесть.

Загремели цепи. Кася яростно завозилась, и грохот цепей по камню прозвучал бы почти невыносимо, если бы заклинание оставило для него место. Но скрежет превратился в тихий грохот где-то далеко, и это не отвлекало меня от заклинания. Я даже не взглянула на нее. Еще рано. Когда посмотрю, я узнаю все. Если Каси больше нет, если от нее ничего не осталось — я это узнаю. Мы читали заклинание, и я смотрела на страницы, боясь поднять голову. Он чуть приподнимал каждую, и я подхватывала ее и осторожно переворачивала. Стопка прочтенных страниц продолжала расти, и заклинание текло сквозь нас, и, наконец, с тяжестью в груди, я подняла голову.

Из Касиного лица на меня смотрела Чаща: бесконечная глубина шуршащей листвы, яростно перешептывающаяся, гневная и зовущая. Но Дракон замолчал, моя рука сжала его ладонь слишком сильно. Кася тоже была здесь. Я видела ее потерявшуюся, блуждающую по темному лесу, вытянув перед собой руки, озирающуюся по сторонам невидящими глазами, стараясь уворачиваться от бьющих по лицу невидимых ветвей, и шипов, оставляющих на руках глубокие кровоточащие царапины. Кася даже не догадывалась, что она больше не в Чаще. Девушка оставалась пойманной в ловушке, пока Чаща по чуть-чуть отщипывала от своей жертвы по кусочку, подпитываясь от ее горя.

Я отпустила руку волшебника и шагнула навстречу Касе. Заклинание не обрушилось. Дракон продолжил чтение, а я подпитывала заклинание своей силой. «Кася!», — позвала я, и сложила ладони лодочкой перед ее лицом. Свечение заклинания стекло в ладони, засияв резким и ярким чистым труднопереносимым белым светом. Я видела, как в ее широких влажных глазах отразилось мое лицо, и моя тайная зависть — как страстно я хотела бы обладать ее талантами, но не ценой, которой она должна была за них заплатить. Мое лицо залилось слезами, словно Венса вновь начала меня обвинять, и на сей раз от нее не было возможности сбежать. Каждый миг, когда я чувствовала себя пустым местом — тем, до кого никому нет дела, кого не захочет выбрать ни один лорд, и каждый миг, когда я чувствовала себя рядом с ней полной неряхой. Каждый миг, когда с ней обращались по-особенному: отдельное место, подарки, внимание, одаривали, пока могли любовью. Было время, когда я тоже хотела стать особенной, о ком было бы известно, что ее обязательно выберут. Может не на долго, совсем не на долго, но сейчас это было похоже на трусость. Я лелеяла мечты о том, чтобы стать особенной и взращивала семя зависти к Касе, хотя имела возможность отбросить зависть прочь в любой момент.

Но я не могла остановиться: мой свет нашел ее. Она повернулась мне навстречу. Заблудившаяся в Чаще девушка повернулась ко мне, и я увидела копившийся годами ее собственный гнев. Всю жизнь она знала, что ее выберут, вне зависимости хочет она того или нет. На меня глядел ужас тысяч бессонных ночей, проведенных, ворочаясь, в темноте, обдумывая, что с ней произойдет, воображая на себе ужасные руки чародея и его дыхание на щеке. За своей спиной я услышала, как волшебник резко втянул в себя воздух, запнулся на слове и остановился. Свет в моих ладонях моргнул.

Я бросила на него отчаянный взгляд, но он уже подхватил заклинание снова, уставившись в книгу и полностью справившись со своим голосом. Сквозь его тело постоянно сиял свет — чтобы поддерживать заклинание Дракон каким-то образом сумел стать прозрачным как стекло, очистив себя от мыслей и чувств. О, как я ему позавидовала. Я даже не мечтала, что смогу так же. Мне пришлось повернуться к Касе в полноте моих страшно запутанных мыслей и тайных желаний, и позволила ей их увидеть — увидеть меня как выглянувшего из-под перевернутой сгнившей коряги белого червяка. Мне нужно было видеть ее перед собой, беззащитную, и что ранило меня сильнее всего: она тоже меня ненавидела.

Она ненавидела меня за то, что я оставалась в безопасности, оставалась любима. Моя матушка не заставляла меня залезать на слишком высокие деревья, не заставляла ходить по три часа туда и обратно в соседнюю деревню в горячую и душную пекарню, чтобы научиться готовить для лорда. Моя матушка не отворачивалась от меня, когда я плакала, и не увещевала, что мне следует быть храброй, не расчесывала мои волосы по три сотни раз на ночь, чтобы я оставалась красивой, словно хотела, чтобы меня забрали. Словно хотела, чтобы дочь уехала в город и стала богатой, чтобы потом присылать деньги братьям и сестрам, которых оставили чтобы любить. О, я даже и не представляла, как сильна была эта тайная горечь, неприятная, как пропавшее молоко.