Семь историй Чарли-Нелепость-Рихтера

— Я — твоя мать.

— Черта с два! У меня нет матери. А если даже и была, то давно умерла. Я хочу, чтобы ты исчезла из моей жизни, и никогда больше в ней не появлялась. Если бы у меня была такая возможность, я посмотрел бы, как ты мучаешься в геенне огненной, и продал бы душу дьяволу лишь записать это на видео.

Она впервые пристально посмотрела на меня — как на незнакомца.

— Ты стал жестоким, — прошептала она, и я узнал себя в этом страдающем лице. Мне удалось заставить ее страдать, так же, как страдал когда-то маленький мальчик, не имеющий будущего, бредущий без цели по дорогам всего огромного враждебного мира.

— Это ты сделала меня таким, — безжалостно добавил я, — А теперь уходи. Забудь дорогу в этот дом, забудь мое имя. Ты — всего лишь призрак прошлого. Не больше. Убирайся.

Она встала и медленно, словно в бреду, подошла ко мне. Я инстинктивно отшатнулся, когда она попыталась меня обнять.

— Прочь!

В комнату, похожая на маленький ураган, ворвалась Джой, и вклинилась между нами.

— Уходите. Немедленно!

Она ушла бледная, точно привидение, оглянувшись у порога с выражением странной мольбы на бледном лице.

Джой смотрела на меня со смесью заботы и какого-то суеверного страха, и я запоздало подумал, что, наверное, все слышали мои крики.

— Как ты?

— Хреново. Мне надо пройтись, подышать воздухом. Извини.

Я отстранил ее и вышел через черный вход, накинув на себя куртку Питера, которая была мне размеров на восемь больше. Охрана то ли "проспала" мой выход, то ли наблюдала уж больно профессионально, на "наружки" на себе я не заметил, хотя ощущение, что за мной кто-то наблюдает, было.

Снег проникал за шиворот, но это было хорошо. Как-то отрезвляло. Я чувствовал себя выпотрошенным как панцирь омара, абсолютно опустошенным. Ненависть, подпитываемая годами, выплеснулась в один короткий разговор, и мне было не по себе — словно исчезла неотъемлемая часть меня. Она не исчезла, но пропал страх, многолетний ужас того, что однажды меня снова кто-то выбросит на помойку как переставшего быть забавным котенка.

Сегодня я перестал быть ребенком, понял я. Тот насмерть перепуганный мальчик, что ютился в уголках подсознания, исчез, и остался лишь хмурый язвительный парень, у которого была надежда на будущее.

В парке, куда я машинально забрел, было малолюдно, но до меня все же успели докопаться.

— Чарли, здорово!

— Дэйвис, сделай милость, отвали, — попросил я. Нед посмотрел на меня неприязненно. Его черные волосы были все в снегу — неподалеку резвилось двое мальчишек лет семи-восьми, похожих на него, наверное братья. Вместе они играли в снежки.

— Рихтер, ты чего? Не понимаю…

— Какая конкретно часть словосочетания "Дэйвис, сделай милость, отвали" тебе непонятна? — съязвил я и, обойдя застывшего от изумления Неда по широкой дуге, пошел дальше по дорожке.

Я прошагал еще пару метров по дороге к маленькой беседке, где можно было посидеть и выкурить пару сигарет, как меня снова догнали.

— Эй, ты — Чарли Рихтер? — спросил рослый молодой мужик с неприметным лицом, которое принято классифицировать словосочетанием "без особых примет".

— Ну, я.

В область под сердцем мне ткнулся тускло блеснувший черным пистолет. Заряженный и снятый с предохранителя. Это что еще такое?

— Идешь со мной. Дернешься — сдохнешь.

Я оценил ситуацию: рыпаться было бесполезно, и на веселую шутку это мало походило.

— Вы кто?

— Заткнись и иди.

Мы шли к выходу из парка, где стояла, явно ждавшая нас серая "тойота", каких полным-полно на каждой дороге. Мужик втолкнул меня на заднее сиденье и сел рядом, даже не думая убирать оружие.

— Что за чертовщина здесь проис… — начал я и осекся. Сидевший спереди пассажир обернулся, и я узнал Поля Синклера. Его улыбка была тонкой как лезвие бритвы.

— Вот и встретились, — сказал он, — Роберт, поехали.

Единственное, что я успел сделать, это вышибить локтем окно, и проорать все еще следящему за мной глазами Неду:

— Дэйвис, твою мать, номера!

Мы быстро отъезжали, но я успел заметить, как Нед сгреб в охапку своих мелких и побежал по направлению к дому Чейсов.

ИСТОРИЯ ПЯТАЯ, МЕСТАМИ НЕЦЕНЗУРНАЯ, С ЭКСКУРСОМ В КЛИНИЧЕСКУЮ ПСИХОЛОГИЮ, ИСТОРИЮ И ГЕОГРАФИЮ.

Кто мы — Куклы на нитках, а кукольщик наш — небосвод

Он в большом балагане своем представленье ведет.

Он сейчас на ковре бытия нас попрыгать заставит,

А потом в свой сундук одного за другим уберет.

Омар Хайям "Рубаи"

Вот чертово дерьмо!

Я прошипел сквозь зубы множество самых грязных ругательств на всех известных мне языках.

— Сукин сын, твою мать! Ублюдок! Тварь распоследняя! Сволочь!

Ненавижу, ох как же я всё это ненавижу…

Я попытался дернуться, но наручники, которыми меня приковали к сиденью, держали крепко. Попытка выбраться из них оказалась неудачной — модель была новая, не механическая, а электронная. Тут скорее справилась бы Джой, но уж точно не я.

От браслетов, врезавшихся в кожу, заболели запястья. Кажется, железо порвало кожу — на ладонь струйкой стекала горячая кровь. Царапина. Пустяки!

— Урод! — от того, что я пнул сиденье, лучше мне не стало. Вдобавок ко всему, заболела нога.

Адресат всего вышеперечисленного посмотрел на меня с кривой улыбочкой. Я в ответ прошелся по всей его биографии, начиная от предков, явно бывших нетрезвыми в момент его зачатия, плавно переходя к трудному прыщавому отрочеству, и заканчивая крайне нерегулярной сексуальной жизнью, проходящей, в основном, с помощью правой руки.

— Весьма занятно, — заметил Поль Синклер, когда я остановился, чтобы вдохнуть, — Кстати, я — левша.

— Да пошел ты на… — я впечатал еще пару ругательств, и откинулся на спинку.

Это был небольшая серая комнатка где-то в пригороде Чикаго, если судить по тому, что мы ехали недолго. Сказать точно было трудно: после происшествия с Дэйвисом, голову мне закрыли пакетом. Я надеялся, конечно, что у Неда хватит ума сразу же поднять тревогу, однако… Дэйвис — парень, конечно, неплохой и неглупый, но слабак.

— Словарный запас, надо признать, у тебя богатый, — констатировал бывший премьер-министр Канады и главный террорист Земной Федерации, объявленный в розыск в тридцати шести странах мира, — Специально запоминал?

Ага, и записывал, чуть не сказал я ядовито.

— Интересный ты человек, — продолжил Синклер.

— Так вы меня украли, чтобы насладиться беседой? Весьма оригинально. А я-то думал, что для того, чтобы шантажировать Чейсов.

— Мальчик, не стоит быть таким самоуверенным. Неужели ты думаешь, что Мелани и Лоуренс Чейсы настолько полюбили бедного сироту, что будут готовы отдать все свои разработки ради твоего спасения?

— С-с-скотина! — я рванулся с места, так, что наручники едва не врезались в кости.

Так. Спокойно, Чарли. Если этот козел пытается тебя достать, ему это определенно удается. Не надо так остро на все реагировать.

Черт! Ну и денек у тебя выдался, Чарли Рихтер.

— Что? Вам? Нужно? — процедил я, — Снимите наручники, больно.

Синклер усмехнулся.

— Я тебя изучал, юноша. Так что, рисковать не буду.

Ладно. Я тебя тоже изучу, гад. И найду слабое место, такое слабое, что при малейшем касании будет язва. И тогда посмотрим кто кого!

В комнату вошел тот мужик, который схватил меня в парке:

— Флайер готов, сэр, — коротко сказал он. Синклер кивнул:

— Минуту, Генри. Мистер Рихтер летит с нами. Позаботьтесь, чтобы он ненароком не исчез, боюсь, его многочисленных талантов на это может хватить.

— В вашей каюте, сэр?

— Да, разумеется. Хочу держать его под присмотром.

— Куда вы меня везете? — спросил я, после того, как меня затолкали во флайер, — Почему? Почему я?

Синклер не ответил, глядя в иллюминатор. Даже в штатском костюме и куртке вид у него был абсолютно военный: выправка, манера держать голову, поза — одновременно свободная и угрожающая. Этому невозможно научиться за месяц-другой, армия должна быть в крови. У Риди, например, несмотря на весь его опыт, совсем другая осанка, и движения не такие плавные. Питер двигается ловко, как спортсмен, но в нем нет этой скрытой угрозы, ежесекундной готовности к нападению и обороне. За собой я не раз замечал привычку горбиться, но искоренить ее сил не хватало.