Хозяйка большого дома

Кто бы ни держал ее – а держал он крепко, – в доме ориентировался неплохо. Он ступал беззвучно, а когда Нира наступила на скрипучую половицу, попросту приподнял и понес.

Испугалась ли она? Немного. Но потом подумала и успокоилась. И вправду, разве ж может с ней случиться что-то плохое в приличном доме, пусть и несколько растерявшем прежний лоск?

Несли ее недолго, по коридору, а потом свернули налево, и дверь открыли, и в комнату вошли, поставили на пол, а еще под руку поддержали, что было весьма любезно.

– Спасибо, – вежливо ответила Нира.

– За что?

В комнате было темно.

Нет, не так, чтобы совсем уж темно: проникал лунный свет, но слабый, зыбкий. Догорал камин; и над красными углями его вились бабочки пепла. Но луны и камина – недостаточно, чтобы разглядеть хоть что-то, тем более если у вас глаза слабые. И Нира щурилась, хотя мама всегда ругала ее за это, пугая ранними морщинами; но морщин Нира не боялась: знала, что и без них особой красотой не отличается.

– Просто так. – Она подумала и согласилась, что благодарить похитителя особо не за что.

И дослушать не дал. И уволок непонятно куда…

– Вы… кто? – поинтересовалась она.

Похититель отступил, он был темным огромным пятном среди иных темных пятен. Одно весьма походило на шкаф, другое, тускло поблескивавшее, кажется, было зеркалом, а вот то, в углу, – банкеткой…

Столик. И на столике – канделябр с троицей свечей.

– Газовое не во всех комнатах работает, – извиняющимся голосом произнес похититель. И свечи зажег.

Пес?

Пес, определенно, слишком характерно плоское лицо с широкой переносицей, высокими скулами и массивным подбородком. Отец утверждал, что этот подбородок, точнее не сам подбородок, а нижняя челюсть, достался псам от хищных предков. Про предков Нира не знала, но, взглянув на похитителя, отцу сразу поверила. Выглядел пес очень хищным.

И молодым.

Высокий. На голову выше Ниры, хотя и она выросла немаленькой, на два дюйма выше приличного дамского роста. И ей должно было быть совестно за свой рост, который осложнит и без того непростое дело будущего ее замужества, но стыда Нира не испытывала. Она вообще уродилась мало того что высокой, так еще и на редкость бесстыдной.

А пес молчал, разглядывал. И если так, то Нира его разглядывала тоже.

И подбородок, который упрямо выпятился вперед, и щеки с кругляшами родинок, и уши оттопыренные, и серьгу в левом… никто из Нириных знакомых серег не носил. Это ведь жуть до чего неприлично, а он…

– Что ты там делала? – поинтересовался пес, серьги коснувшись.

– Подслушивала, – честно призналась Нира, глядя в глаза. Светло-серые и даже в темноте яркие.

И в них еще огоньки свечей отражаются.

Она прежде-то такого разглядеть не умела, а тут… или просто воображение разыгралось? Воображение у Ниры было столь же неприлично большим, как и рост.

– И часто ты подслушиваешь за родными? – оскалился пес.

Определенно, хищный, вон какие клыки огромные!

– Случается…

– И как?

– Как когда… – Она переступила с ноги на ногу, с сожалением подумав, что туфли остались в коридоре. Пол в комнате был деревянным и холодным.

Ее движение не осталось незамеченным, и пес нахмурился.

– В кресло садись, – велел он и к креслу подтолкнул.

Нира возражать не стала, а он открыл дверцы шкафа, из которого вывалилась груда барахла, и вытащил что-то, оказавшееся свитером.

– На вот, – свитер он кинул, а Нира поймала, – накройся. Тут холодно.

– Я заметила.

Наверное, следовало промолчать, но Нира окончательно успокоилась.

Пес, пусть и очень даже хищный, ее не тронет. И, что куда важней, не выдаст. Страшно подумать, что сделает матушка, когда поймет, что Нира подслушивала.

– Рассказывай, – велел пес, садясь на пол.

Ему не холодно? Одет довольно легко. Штаны из парусины с кожаными латками на коленях. Рубашка белая, но мятая… и все?

– О чем?

– О своей семье. Об этом доме. Обо всем.

– С чего вдруг я должна тебе что-то рассказывать?

Он снова нахмурился. Смешной какой… и, наверное, он тут живет, но за ужином его почему-то не было, как и за обедом… жаль, быть может, тогда бы и обед, и ужин не были бы столь тоскливыми.

– Рассказывай, – повторил он.

– Давай для начала познакомимся. – Не то чтобы в прошлом семьи или этого дома имелась какая-то страшная тайна, разглашать которую Нира не имела права – если и имелась, то Нире ее не доверили точно, – но вот просто так, с ходу подчиняться она не собиралась. – Эвернира Арманди… можно Нира, если хочешь. Меня так все называют…

– Натготтар из рода Зеленой Сурьмы, – представился пес, снова серьгу тронув.

А волосы у него стрижены неровно. Кожа какая-то… пятнистая, что ли? В темноте не разглядеть.

– Натгот…

– Нат, – оборвал он. – Из рода Зеленой Сурьмы…

– Это у вас вместо фамилии, да? Папа говорит, что у вас очень тесные родственные узы и что вообще уклад другой. Про узы я понимаю, у меня тоже есть двоюродные сестры и троюродные… и родичей много, особенно с маминой стороны, хотя она со всеми разругалась. У нее вообще характер сложный, но тебе это, наверное, совсем не интересно…

Он пожал плечами.

– А что ты хочешь, чтобы я рассказала?

– Твои родители. Зачем приехали?

Странная у него манера вопросы задавать и говорить тоже. Короткие, рваные фразы. И паузы между словами, и речь получается неровной, точно старая дорога.

– А давай так. Ты спрашиваешь меня, а я тебя. Если не захочешь отвечать, то скажешь… и я тоже… идет?

Думал он недолго, но выражение лица сделалось таким, что Нира едва не рассмеялась. Забавный…

А папа говорил, что псов опасаться надобно. И еще, что они уважают физическую силу и кто сильней, тот и вожак, а все остальные должны слушаться беспрекословно…

– Хорошо, – произнес Нат.

– Руку дай. – Нира протянула свою и, когда он подал, нерешительно, точно опасаясь, что Нира по этой руке ударит или еще какую гадость сделает, стиснула ладонь. Ну как стиснула – обхватила пальцами… кое-как… у него ж ладонь огромная и шершавая на ощупь… – Это чтобы договор скрепить. Повторяй. Торжественно клянусь говорить правду и только правду! Чтоб, если я совру, мне землю есть!

Он вздрогнул, но повторил, добавив только:

– Землю есть я не хочу.

– Тогда не ври… – Отпускать его руку не хотелось, потому как она была теплой и нечеловеческой. Нира пса еще никогда так близко не видела, не говоря уже о том, чтобы щупать. А с ее глазами щупать – куда актуальней, чем видеть.

Он высвободиться не пытался; а матушки, чтобы попенять за непристойное поведение, не было. И разве ж могла Нира такой момент упустить?

– Приехали, чтобы Мирру сватать. Ну как, сватать… они хотят, чтобы она за найо Райдо…

– Не найо, – резко оборвал пес. – Он не альв, чтоб так его называть.

– Папа тоже не альв. Это просто слово, обращение уважительное, но если тебе не нравится, то называть не буду… а как правильно тогда?

– Райгрэ, если вожак… или старший… Райдо не вожак. Его отец – да, в роду Мягкого Олова. И старший брат будет, но если брать здесь, в поместье, то… – Нат замолчал, наверное, сам запутавшись, как следует правильно обращаться к хозяину «Яблоневого дола». – Просто Райдо. По имени.

– А он не обидится?

Нат покачал головой.

– Странные вы, – вздохнула Нира. – Но я ж не о том… в общем, сначала все думали, что он сразу умрет. И папа так говорил. А он все не умирал и не умирал. И мама очень нервничала… она давно уже в гости собиралась, вроде как проведать, но потом папа сказал, что ему стало лучше, и мама решила, что надо съездить… ну и Мирру взять… и меня заодно…

– Зачем?

– Затем, что принято так… семейный выезд, понимаешь? Ну, прилично… если меня оставить, то все могут подумать, что мы поехали сватать Мирру…

– А если не оставить, подумают иначе?

– Вряд ли, – вынуждена была согласиться Нира. – Подумают точно так же, но… оно как бы приличней… понимаешь?