Зверь Лютый. Книга 21. Понаехальцы (СИ)

«Мелкий клоп — злее кусает» — русская народная…

А если не только «кусает», но и защищает…

Вполне по царю Соломону:

«Вдвоем быть лучше, чем одному, ибо, если упадут, друг друга поднимут, но горе, если один упадет, а, чтоб поднять его, нет другого, да и если двое лежат — тепло им, одному же как согреться?».

Очень точное наблюдение: «тепло им». К началу половодья она поняла, что беременна.

Это радовало Сигурда, укрепляло их связь. И обрубало планы по путешествию к Полоцкой родне, которой она была не нужна. Или — в Гданьск, где — аналогично. Вот такая, «брюхатая», «вдова бесчестная» — она не была нужна никому. Кроме Сигурда.

Позвали Раду. Но боярыня-акушерка напрочь отказалась. «Извержение плода из чрева» не только статья в «Русской Правде» с вирой в три гривны, но и грех божеский.

Сошёл лёд на Волге, под непрерывные напоминания и понукания наместника начали собирать караван для переезда. Говорили — в Гданьск.

«В родительский дом, к началу начал».

Больше деваться-то некуда. И тут кто-то, Рыкса честь идеи приписывала себе, хотя я очень сомневаюсь, произнёс:

– А не отсидеться ли нам у «Зверя Лютого»? На «Не-Руси»?

Все сразу возмутились:

– Ах, ах! Нет, нет! Как же можно?! Он же убил Володшу! Он же княгиню вдовой сделал!

Ночью, в постели, ласково улыбаясь утомлённому Сигурду, Самборина сказала:

– А может и хорошо… Что овдовела. Мне с Володшей так сладко никогда…

Сигурд по-плямкал, подумал. Вспомнил наш давнишний разговор в Янине.

Мы говорили о другом — об обычном найме дружины, но… а почему бы не совместить? Слухи о Всеволжске ходили разные… А там может получиться так, что доведётся и свой городок основать. Или — чужой прибрать.

Основать свой дом. Владетельный. Наследник уже вон… И — убраться с Руси. От лишних глаз и языков.

Для нурманского ярла — очень не новая идея. Уже лет триста сходные предводители сходных отрядов приходят в самые разные места от Гренландии до Сицилии и Верхнего Дона, захватывают местные поселения или основывают свои. И живут своим прежним скандинавским укладом, постепенно ассимилируясь.

Они долго собирались. Пока из Суздаля не пришла полусотня гридней в помощь наместнику. Потом, вывалившись в Волгу, отстаивались у Мологи.

Местные начали переживать: что так долго делает такой большой воинский караван в их городе? Нурманы вели себя… «вольно». Аборигены отвечали тем же. После особо крупной драки с убитыми, Сигурд решился — разбив напоследок несколько лабазов, караван пошёл вниз по реке.

И вот они здесь.

* * *

Рада, за время нашей беседы с Рыксой, успела надеть парадное платье, сгонять дочку в дом тиуна, сама туда сбегать и вернуться. Теперь, важно поклонясь, передала мне:

– Госпожа княгиня Самборина Собеславовна изволит пригласить тебя, Воеводу Всеволжского, в свои покои для беседы.

Резко шикнула на заболтавшуюся Рыксу, и пошла вперед, показывая дорогу.

…

Посреди наполненного болтающимися без дела людьми, перекопанного, неустроенного двора стоял ошалевший ещё с вчера Колотило без шапки. Какой-то прыщ спесивого вида, облокотившийся задом на пустую телегу без передних колёс, надменно ему выговаривал:

– А коли ты, червь навозный, нынче же не поставишь беседку, где княгиня со служанками еёными могли бы от солнца укрыться и красу свою белую сберечь, то я тебя, песий хвост, велю драть плетьми.

Увидев меня, Колотило отключился от выслушивания ценных указаний и красочных обещаний, и тоскливо уставился на меня. Ожидая то ли казней за общую разруху, то ли спасения от внезапной напасти — высокородных гостей.

«Спесивец», уловив взгляд тиуна, обернулся ко мне и, презрительно оглядев с ног до головы, поинтересовался у Рады:

– Это что за образина?

Надо ли объяснять, что видок у меня… хоть и не простой, но простецкий? Шапчонка примятая, косыночка беленькая, кафтанчик штопаный, штаны посконные, сапоги стоптанные, морда загорелая, ручки мозолистые. Мужик с покоса пришёл, а не с перформанса.

Что в кафтане — панцирь, а на спине — «огрызки»… И не сильно видно, и понимать надо. Ни — злата-серебра, ни — изумрудов-яхонтов, ни — шелков-паволок. Что я — лошадь цыганская, чтобы цацками позвякивать?

«Взгляни, взгляни в глаза мои суровые.

Быть может видишь их в последний раз».

Как и всё остальное в подлунном мире.

Но это надо знать — куда смотреть.

Рада открыла, было, рот, дабы представить меня официально, однако я и сам озаботился:

– Курт, будь любезен, оставь в покое заборный столб, пометь этот.

Курт несколько приотстал, с интересом обнюхивая редкие столбы ещё не поставленного забора. Потрусил к моему собеседнику, вызывая волну опасливых шепотков в полном народу дворе. Мягким лёгким рывком поднялся на задние лапы, положив передние на плечи замершего «выговаривателя». Чуть прижал к телеге. И, внимательно заглядывая сверху в стремительно бледнеющее запрокинутое лицо, в недавно столь наглые глаза «столба обещающего»… пометил.

Хотя, кажется, нужды уже не было — пошло… самообслуживание.

Народ во дворе начал быстрёхонько-тихохонько перемещаться ближе к дому. Зато из подклета резво нарисовалось несколько нурманов. С мечами наголо, но без особого энтузиазма. Насчёт «поближе познакомиться».

– Рада, ты иди. Мне надо с тиуном перемолвится.

Я уселся на брёвна, оставшиеся во дворе. Колотило пытался встать передо мной «по-смердячему» — со снятой шапкой в руках. Пришлось похлопать ладонью по бревну рядом и прямо приказать:

– Сесть. Рядом. Шапку надеть. Сопли подобрать. Говорить по делу. Ну, как тут?

Равнодушно разглядывая новоприбывших, я слушал сперва ноющий, но дальше всё более уверенный отчёт тиуна.

Лес на выбранной площадке уже сведён, раскорчёвка преимущественно закончена, селение отстроено наполовину. Первые трубы в соляной горизонт уже вбиты. Рассол можно брать самотёком — только заглушки сними. Полным ходом идёт кладка четырёх печей под привезённые из Боголюбова Николаем салги (большие котлы для варки соли). Поставлены первые бадьи. Оборудована первая (общая) пристань и начаты работы по второй (соляной), поставлены общинные амбары и амбары под готовый товар, вырыты дренажные канавы. Амбары надо крыть черепицей, всё есть, но не успевает по людям. Жильё есть, но мало. Заборов нет — нет времени. И тд., и тп.

Запас топлива маловат, но постоянно ловят деревья, которые несёт или в половодье снесла на берега и отмели Волга. Ниже селения целый завал на берегу. Команда инвалидов их ковыряет. Как со стройкой чуть раскидаются — начнут интенсивно колоть.

Я внимательно слушал, доброжелательно интересовался подробностями. Последний вопрос уже при прибежавшей снова звать меня, приплясывающей от нетерпения, Раде:

– Находники нынешние… Ты им сам дом свой отдал? — Правильно. Какое-нибудь безобразие в селение творили? Спать попадали? И впредь чтоб так было. Мирно.

…

В горнице в красном углу сидела княгиня. Рядом торчал Сигурд. И ещё куча народу. Служанки, четверо нурманов в бронях и с мечами, штатские в шубах и кафтанах, двое духовных в чёрном…

Что-то «Годунов» вспомнился:

«Царевич я. Довольно, стыдно мне

Пред гордою полячкой унижаться».

Я не — царевич, мне — не стыдно, она — не полячка, унижаться — не собираюсь. А так — всё в точности.

Снова, уж в который раз, здешний этикет загадывал мне загадки. Как приветствовать эту женщину? Вдову убитого мною врага, княгиню, беглянку, «бесчестную жонку»…

Шапку долой, неглубокий поклон:

– Здрава будь Самборина Собеславовна. Хорошо ли добирались?

Титул — пропустил. Но — с отчеством. Нет кучи «завитушек» в словах, поклон… равного. Но не наглый. Не «честь» в полный профиль, но и не «бесчестие» с целью оскорбить.