Там тебя никто не ждёт (СИ)

   Я спряталась за грудой отбросов где-то очень далеко от той злополучной площади и боялась вдохнуть. За мной давно никто не гнался, но даже выползти наружу было страшно. Хотя куча смердела - и ещё как.

   Ноги представляли собой синяк, сочащийся кровью - бежала я босиком, скинув шпильки ещё в самом начале. А вы побегайте на шпильках! Надолго вас хватит, ну-ну. Эх, жаль не догадалась бросить их в этих... с касками. Глядишь, может, попала бы?

   Я действительно с трудом помню, что было дальше. Память - забавная штука, всё очень страшное отсекает. А мне было страшно. Холодно - до полной бесчувственности, мокро, голодно (несмотря на мерзкий запах гниющего мусора). Помню, с неба всё время моросил дождь - прямо как у нас в Москве осенью. Я вжималась в сырую грязную стену, а мимо постоянно кто-то шлёпал по склизкой дороге (здесь она в отличие от площади камнями покрыта не была).

   Наверное, я забрела в трущобы. Ну, мне так казалось. Дома здесь стояли не то каменные, не то деревянные, а местами и то и другое, покосившиеся, с дырами в стенах (щелями, что ли, для кондиционирования?). А жители - всё те же странно одетые мужчины и женщины - не имели привычки закрывать двери. При желании можно было рассмотреть, как они обедают (ужинают?), молятся (не уверена, но очень похоже), готовятся ко сну.

   К вечеру улочку, где я спряталась, буквально заполонили компании пьянчужек, горланящих песни, выясняющих отношения (поверьте, не нужно знание языка, чтобы понять их крики), валяющихся в помоях, не дойдя каких-то пять шагов до дома...

   Я тряслась от страха быть замеченной. И от холода. Не уверена, от чего больше.

   А ещё это саднящее чувство пустоты, когда не знаешь, ни куда идти, ни где переночевать. Господи, а я-то воображала, что представляю, каково это - быть несчастной! Фиг! Несчастье - это куча мусора, я в ней, и ни-че-го впереди. В лучшем случае. В худшем... ладно, не буду.

   Мой случай оказался средним.

   Посреди ночи меня вырвал из полудрёмы лай.

   Не знаю, так или нет, но эта собака, на мой предвзятый взгляд могла посоперничать с приснопамятной рода Баскервилей. Глаза у неё горели, шерсть дыбилась и ростом она точно превышала среднестатистического ротвейлера.

   А за ней этак ещё десяток таких же. И все ко мне. Точнее, кажется, к моей куче мусора, потому что догонять они меня почти не стали. Так, ещё только улочек пять.

   А вот где я свалилась в следующий раз, точно не скажу. Здесь в воспоминаниях очередной провал - помню только, как привидением скиталась по городу, кутаясь в найденный где-то дырявый платок (сильно дырявый, ага), не чувствовала себя от холода, боролась с головной болью, ноющими болячками на ногах и руках, першением в горле и начавшимся насморком. Дико хотелось есть. Ещё сильнее - выпить чашку горячего молока с мёдом. Я мечтала о ней, как о манне небесной - кто бы подал.

   Ага, дождевой водой, оказывается, тоже можно напиться...

   Не знаю, прошёл день, или два, а может и месяц... или даже год.

   Помню, как упала в руинах какого-то пересохшего фонтанчика. А ещё помню, как вдруг стих шум на улочке, в которой я оказалась. И такие же бродяжки поплелись-поползли прятаться. Помню, тоже пыталась (инстинкт самосохранения ещё работал), но места мне, конечно, не нашлось. Из подворотни я вылетела как раз обратно к фонтанчику.

   А потом началось это.

   Это сначала слышалось как перестук копыт. Потом как их же чваканье. А после появился ужас. Нет, вот так - Ужас.

   Я всё никак не понимала, чего ещё-то боюсь, но тряслась, как проклятая, и на этот раз вовсе не от холода. Скорчилась на дне фонтанчика, прилипла к остаткам стенок, сжалась, почти не дыша.

   А они ехали мимо, эти, на вороных конях. Чвакали. Высокие фигуры в плащах и надвинутых на лица капюшонах. Ну вылитые ролевики, честное слово! Вот только Ужас исходил от них - и я закрыла глаза, стараясь сделаться незаметней, вообще исчезнуть, если только возможно.

   Ха-ха. Копыта зачавкали рядом с моим убежищем. Остановились. Я ясно понимала, что открой сейчас глаза - увижу этого, под капюшоном, в деталях.

   Что-то не хотелось.

   Ужас достиг апогея, когда копыта зачавкали снова - в обратную сторону. Скоро затихли совсем, а я всё продолжала, скорчившись, лежать, обнимая колени руками и тихонько поскуливая от страха. Сколько так провалялась - не знаю, но звук приближающихся на этот раз шагов чуть не свёл с ума окончательно. Правда, вместо того, чтобы вскочить и бежать, я только сильнее сжалась. В голове билась мысль: "Ну и пусть. Не могу больше. Хватит".

   Шаги замерли. Какое-то время единственным звуком был шум дождя, тихо шелестящего по камням бывшей фонтанной чаши.

   И я чуть не пропустила миг, когда раздался голос. Приятный мужской голос с вопросительной интонацией:

   - Ki es toue?

   Для меня он прозвучал музыкой.

   Голос продолжал говорить, что-то спрашивать - знать бы, что. Я же, наконец, осмелилась повернуть голову.

   Сквозь слёзы (или дождевые капли?) на ресницах проступал медленно, очень медленно, невыносимо медленно образ...

   Кажется, я всё-таки свихнулась от страха. А может, давно уже свихнулась - ещё там, под колёсами?

   Или это и правда ад?

   Тогда что здесь делает ангел?

   Странно одетый, без крыльев, с лицом того принца, о котором я грезила по ночам. И застывшей в зелёных, красивых глазах жалостью.

   Я сразу же вспомнила, как выгляжу. И возжелала, по крайней мере, провалиться сквозь землю.

   Как обычно кто-то сверху пропустил желание мимо ушей.

   Золотоволосый "принц" снова что-то спросил. Опять не дождался ответа. И, поколебавшись, протянул мне руку.

   Вот этот момент запечатлелся в моей памяти очень отчётливо. Рука в тёмно-бордовой перчатке, украшенной золотистыми узорами у запястья. Замысловатая вышивка - тоже золотом, - в которой я не сразу узнала гарцующих единорогов (таких, как на гербах рисуют), и каёмочка самых настоящих французских лилий на швах.

   Мои руки были по локоть в грязи - остальное закрывали обрывки рукавов, которые тоже впору было выжимать. Причём отнюдь не от дождевой водички. И я даже представить не могла, как коснусь в ответ этой перчатки и - о, боже мой - оставлю на ней жирные серые следы.

   Юноша снова что-то сказал - на этот раз тоном понастойчивее:

   - N'aОe peor.

   Я приподнялась на локтях, вглядываясь в его лицо.

   Надо же - несколько дней в скотском состоянии ещё не вышибли из меня стыд и желание сгинуть подальше, лишь бы меня такой не видели. Особенно он. Такой красивый и холёный.

   Поймав мой взгляд, юноша на мгновение замер. Потом улыбнулся - красивейшая из всех улыбок, какие я когда-либо видела. У меня даже дыхание перехватило, пока сидела и, как дура, пялилась на это золотоволосое чудо - ну просто... нет, правда... принц из сказки.

   А ещё помню: теряя, наконец, сознание (кажется, больше от голода, чем-таки от страха), думала, что вот такое - принц, спасающий нищенку - бывает только в сказках.

   Нет, серьёзно - я на его месте ни за что бы не стала себе такой помогать.

   А значит, он мне всё-таки мерещится.

   Рука в тёмно-бордовой, богато украшенной перчатке сжала мою ладонь, серую от грязи.

   И потянула наверх.

    Глава 3

   Просыпалась я долго и мучительно. Балансировала между туманной дрёмой и серо-красным забытьём. Очень болела голова - я даже сквозь сон её чувствовала. А ещё - горло, и что-то в груди безумно мешало дышать.

   Мне постоянно слышались голоса: визгливые женские и уже знакомый мужской, после которого, точно по заказу, появлялся мой "принц", красивый, как картинка. Снова и снова я окуналась в его изумрудные глаза - и всё это, конечно, сильно смахивало на сон.

   А ещё были колокола - чистый серебряный перезвон и гулкий, монументальный "бом" намертво врезались в память. Наверное, я бредила. И треск костра - его не должно же быть? А ещё - непонятный язык, звучащий на удивление знакомо. Я различала отдельные слова, и они напоминали латынь.