Семейные ценности. Часть 1. Сестричка (СИ)

SMS

, местное население таверны приумолкло и стало прислушиваться к мелодичному стуку его сапог по неровно настеленным доскам с множеством заноз. Но не только его сапоги со шпорами приковывали внимание. Это был мужчина на вид лет тридцати – тридцати пяти со светлыми, почти что белыми длинными волосами до лопаток, с правильными чертами лица, но с тяжелой челюстью и маленькими лукавыми, казавшимися глуповатыми глазками, которые словно были взяты с совершенно другого лица. Обычно он одевался во все оттенки зелёного и красного, но сегодня, видимо, на него нашла блажь, и он надел чёрные брюки поверх сапог, ярко-синюю с зелёными пальмами рубашку и белоснежный плащ – видок, даже для преисподнии, тот ещё. Бомптириус Славный самодовольно оглянулся и спросил визгливым голосом: – Никто мне место уступить не желает? – Он спросил это, хотя в данное время суток всегда было полно свободных вонючих и липких столиков. Криво улыбаясь и переваливаясь с боку на бок, к нему подошёл хозяин таверны. – Чего прикажете? – он обнажил полугнилые жёлтые зубы. – Фредди... – О, господин, я не Фредди, меня зовут Розалиус! – воскликнул трактирщик. – Хм... Рози, тащи-ка сюда пару бутылок лучшего коньяка... – он будто бы задумался, свернул губы курьей жопкой, щёлкнул пальцами: – Да и пара окороков не помешала бы... Но Бомптириус не договорил – дверь таверны распахнулась и на пороге появилась очень высокая женщина в чрезвычайно декольтированном платье грязно-бирюзового цвета. Её лицо с правильными чертами можно было бы назвать красивым, если бы не презрительный и высокомерный взгляд тёмно-зелёных глаз, не шрамы, обезображивающие его правую половину и не складка недовольства на пухлых губах. Чуть только её силуэт с маячившими за её спиной телохранителями показался в дверях таверны, все присутствующие повскакивали со своих мест и смиренно опустили головы. Оставался сидеть только Бомптириус Славный. – Все вон, – сиплым, словно прокуренным, голосом почти прошептала она. Тут же все поспешили к чёрному ходу, у которого их уже подгонял Розалиус. – Деточки, подождите меня снаружи, – обратилась она к своим спутникам-громилам. – О, Дюва! Каким ветром да в такую дыру? – Бомптириус встал со своего места и распахнул руки в ожидании дружеского объятия. Женщина тряхнула слегка вьющимися песочными волосами, открыв вгляду окружающих серебряные серьги в виде двух крошечных удавов, которые начинали недовольно извиваться и шипеть. – Всё! Молчу-молчу!! – Даже стыдно, Бомпти, что к такому прохвосту, как ты, мне снова приходится обращаться. – Она недовольно причмокнула, обнажив на мгновение ряды белоснежных зубов с недостатками в виде золотых коронок. – Но, видимо, не судьба работать с кем-то умственно одарённым... Можно было проследить, как лукавые блёклые глаза Бомптириуса за какие-то секунды потемнели, и он вполне нормальным голосом спросил: – Что от меня требуется? – Не столь много – всего лишь устранить кое-кого. – Дюва, ты же знаешь, я пас... Она смотрела на него, мечтая, видимо, только о том, чтобы запустить в него выбивающим дурь, а заодно и мозги тёмным заклятием или хотя бы чем-нибудь тяжёлым. – Появилась опасность. И пока ты сможешь с ней справиться. Времени мало. – Сколько? – Несколько недель – и это станет проблемой для меня. Бомптириус гадко усмехнулся: – Дюва, ну что ты... Разве можно считать себя эталоном? – Заткнись! Всё, что я от тебя требую – это избавиться от неё. Подробно всё напишу в таччилде. Нет, лучше ты придёшь ко мне. И я всё полностью расскажу. Тем более, рассказ будет долгим. – Так значит я должен избавиться? Совсем? – он умоляюще посмотрел в безжалостные глаза женщины и, поняв, что разговоры бесполезны, обречённо вздохнул и сглотнул комок в горле. – Абсолютно и бесповоротно. – А если я не захочу?! – Тогда вся Лысая Гора узнает много интересного о тебе, ты даже в такую дыру, как эта не ступишь. – Татуировка на её левой груди в виде сцепленных в схватке змеи и скорпиона переползла на правую грудь; удавы в ушах снова угрожающе зашипели. – Ну, так ты согласен? И это был тот риторический вопрос, на который членораздельно ответить Бомптириус не мог. * * * Мари проснулась с тяжёлой головой. Едва она сделала пару шагов по комнате, как тут же зацепила взглядом блокнот на спиральке. Мгновенно выплыли воспоминания прошедшей ночи. Со странным ощущением слишком затянувшегося сна она пролистнула блокнот – совершенно чист, ни единого пятнышка. Девочка поражённо уставилась на девственно чистые страницы и, не долго думая, написала: “Это был сон?..” Тут же слова изменили свой цвет на тёмно-зелёный. “Это либо дурной сон, либо сумасшедшая реальность!” – в панике думала тем временем Мари. “Я ждала, когда ты проснёшься”, – слова были написаны явно женской рукой: редкий мужчина хотел бы придать своим словам розовый цвет и писал бы с таким количеством завитушек. Кто ты? Тебе это ни о чём не скажет. Зовут меня Жюли. А зачем тогда было меня ждать? Ты нам нужна. ???? О_о Не смейся и не удивляйся. Я приду к тебе. Выйди из дома часа через полтора. Как я тебя узнаю? Узнаешь! Не бойся! И строки поплыли. Мари даже сделала попытку удержать строки тем, что положила ладонь на тетрадку. Внезапная мысль озарила её: “А что это за тетрадь?” – вдогонку написала она. Какая тетрадь? “Ну... эта”, – оторопела Мари. Не у всех таччилд выглядит как тетрадь. У кого-то томик классика, у кого-то крошечная записная книжка, у кого-то даже кусок картонки. Эта вещь – почти что живая, она сама находит себе владельца. И не всегда понятно по какому принципу. Увидимся чуть позже. Но... Не переживай, я всё тебе покажу и расскажу! И таччилд перекомплектовал странички так, что лист с красной пометкой оказался наверху. Не прошло и пяти секунд, как в голове Мари зазвучал довольно приятный, но надоедливый звоночек, она перелистнула странички и вновь увидела розовые буквы: Извини, я кое-что забыла. Когда ты кому-то пишешь, не надо указывать адрес, а надо лишь подумать об этом человеке или о конкретном таччилде, как это с тобой произошло. – И, не дождавшись ответа, блокнотик снова перелистнулся на первую страницу. Спустя пару минут девочка спустилась вниз, где уже закончила колдовать над завтраком Элизабет. На этот раз на столе высились горы поджаренных тостов с сыром и зеленью, испечённые в духовом шкафу. – Доброе утро, Лиз! – О! Ты уже проснулась, Мари? Доброе утро! – блондинка достала с полки две огромные кружки, по размерам едва отличавшиеся от пивных, и разлила по ним крепкий ароматный чай с мелиссой. – И как у тебя так получается из самых простых продуктов создавать шедевры? – хрустнув тостиком, спросила Мари. – Не боги горшки обжигают, – она подмигнула падчерице. – Я тебя как-нибудь научу своим секретам. Но только не сейчас... – Отчего же? – Открою тебе страшную тайну – я чудовищная лентяйка! Мари даже поперхнулась: – Ты?.. лентяйка?.. Кхе... хм... Насмешила! – Ты зря так! – улыбнулась Лиз. – Просто, я жаворонок, встаю рано... А что ещё утром делать, когда в животе урчит от голода? – И то правда! Зевая и почёсываясь, в кухню вошла Влади в пижаме цвета ясного неба с облаками и в розовых безразмерных тапочках-зайчиках с огромными плюшевыми ушами. Она достала с полки подобную кружку, налила чай и подсела к притихшим Элизабет и Мари – они едва переводили дыхание от удивления и растерянности. Было впервые, наверное, лет за десять, чтобы Влади надела пижаму и эти тапочки, да ещё и вышла в таком виде из своей комнаты. – Ага... Хм... Кхе-кхе... С добрым утром, Влади! – Мари пришлось прокашляться, прежде чем сказать что-то внятное. – С добрым утром, сестрёнка! – Влади с аппетитом засунула в рот почти половину огромного бутерброда с ветчиной и сыром. – Хорошо спалось? Что снилось? – Ничего. А что? – спросила ошеломлённая младшенькая. – Да, так. К слову. – Владлена дожевала остаток булочки-переростка. – Раньше – помнишь, Мари? – мы всегда рассказывали друг другу свои сны, потом сочиняли из них всякие истории. Помнишь? – Помню... – пробормотала девочка. Мари чрезвычайно удивилась: уже лет десять как Влади сама перестала ей рассказывать по утрам за завтраком свои сны, объяснив, что “ей надоели эти детские глупости”. Теперь двадцатилетняя Владлена сидит за столом в очаровательной небесной пижаме, пушистых розовых тапочках с зайчиками и уминает бутерброд. – Ну, так что же тебе снилось? – нарочито нежно и любя спросила сестричка. – Да... Так... ничего особенного. Я же говорила... – А у меня был весьма интересный сон, – включилась в разговор сестёр Элизабет. Владлена посмотрела на мачеху так, словно увидела перед собой говорящую статую. – Прости, Лиззи, но я тебя не спрашивала. Чем нежнее казались краски одежды Владлены, тем неожиданнее и резче показались Мари слова старшей сестры. – Я спрашивала про сон у Мари, а, следовательно, разговаривать я собиралась с ней. Твои глюки, Лиззи, меня не интересуют. – А я уже сказала тебе, что мне снилось, – твёрдо вставила младшенькая. Влади меланхолично огляделась вокруг, не зацепившись взглядом ни на одном предмете, встала, пробормотав: “Спасибо себе за завтрак”, и вышла из кухни, энергично шлёпая зайчиками. Она вышла, а её слова так и повисли в воздухе. * * * Ещё через час Мари выскользнула на улицу. Ей вовсе не хотелось, чтобы Лиз и Влади узнали, что за ней кто-то зашёл. Вроде бы умом она понимала, что в этом нет ничего предосудительного, но каким-то внутренним чутьём знала: так надо. Ждать пришлось недолго. Спустя минуты три высокая чуть полноватая шатенка в открытом розовом платье с пышной длинной юбкой, крайне необычной для банального мегаполиса в начале