Оскал Фортуны, или Урок выживания

— На состязаниях простолюдинов запрещены удары.

— Не расскажешь ли, мой господин, о правилах борьбы?

Воин фыркнул.

— Вот еще. С чего бы мне знать о драках простолюдинов! Слышал только, что победителем считается тот, кто уложит противника на спину и удержит десять ударов сердца.

— Спасибо, Кирибуцо-сей, — послышалось всед уходящему соратнику.

Александре все больше и больше нравилась работать на конюшне. Она уже не путала попону с подпругой, а уздечку со стременами. Алекс совсем перестала бояться этих больших, но таких добрых животных. Были, конечно, и среди них свои индивиды. Жеребец старшего соратника несколько раз пытался ее укусить. Один раз это ему это даже удалось. Конюх перевязал рану относительно чистой тряпицей и посоветовал с конем не церемониться. Пара ударов по бурому лбу с белым пятнышком помогли наладить их конструктивные взаимоотношения.

А главное, Александра распространяла вокруг себя настолько устойчивый лошадиный аромат, что нездоровый интерес к ней со стороны служанок улетучился начисто.

«Имидж ничто, запах все!» — гордо подумала Алекс, когда Пина убежала от нее, зажимая пальцами нос.

— Ты бы хоть одежду постирал, — проворчала более запахоустойчивая кухарка, передавая ему еду для конюха.

— Не господа — потерпим, — гордо ответила Александра.

Когда Гатомо с воспитанницей собрались ехать в город во второй раз, именно Александра запрягала лошадей, не вызвав уже никаких нареканий со стороны Андака.

Господа укатили, а на конюшню пришел Чжанчол. Переговорив с начальником Алекс, он забрал ее на другую работу.

Вместе со старым знакомым Джихоном Александра собирала столы для праздничного угощения. Джихон считался замковым плотником и столяром. Дерево он знал как никто другой, а вот сил становилось все меньше.

— А где второй твой помощник, почтенный Джихон? — спросила Алекс. Что Вонгыр занимался починкой доспехов, она уже знала и не завидовала их хозяевам.

— Лохун, что ли? — старик ловко забил шип в паз.

— Ну, тот мужчина, что был с тобой, когда курятник строили.

— Лохун и есть. Он крестьянин. Правда в деревне лучше него никто топор в руках держать не умеет. Он в тот день барщину отрабатывал. А сегодня мне одного тебя хватит. Дел тут немного. Соберем столы к празднику и все.

— У него, кажется, жена болела, — продолжала расспрашивать Александра, пытаясь развеять жуткую скуку.

— Слава Вечному небу, поправилась. На ноги встала. Он в монастырь за лекарством ходил. Единственную козу отдал.

— Бесплатно не помогли преподобные, — усмехнулась Александра.

— Монахам тоже пить, есть надо, — философски заметил Джихон. — Вот только его дочке год, без молока не выживет. Ну они молодые — еще родят.

Алекс покоробила такое отношение к жизни маленького ребенка.

— Может ему у господина помощи попросить? — робко предложила она.

Старик даже молоток опустил.

— Ты и впрямь без ума! Нужна господину годовалая соплячка. Ох, Алекс, ну ты бывает и дурь несешь.

Александра молча согласилась и еще острее почувствовала чуждость этого мира ее земному сознанию.

Господа вернулись после обеда. Конюх куда-то запропастился, и встречать повозку пришлось Александре. Она подхватила лошадей под уздцы и стала гладить их мокрые шеи.

Гатомо молодцевато спрыгнул на землю и, ни на кого не глядя, поспешил в замок. Потом соскочила Симара, помогая сойти госпоже. Сайо в запыленном плаще сошествовала на землю, бросив только один взгляд зеленовато — карих глаз на застывшую Алекс.

И тут Александра, словно впервые, увидела свои грязные, покрытые цыпками руки, засаленные до невозможности штаны с висячими коленками, сандалии с налипшим конским навозом и куртку, обсаженную разнообразными пятнами.

«Подумаешь! Какая цаца, — вскипело все в душе Алекс, — я, понимаешь, работаю, как лошадь! Горбачусь, как раб на галерах. А она в экипажах разъезжает! Платья у местных кутьрьев заказывает! Аристократка фиговая!»

Однако праведный гнев так и не смог успокоить пролетарского сердца Александры. Она вдруг обнаружила, что на отросших волосах хватит сала яичницу пожарить, от тела несет хуже, чем от жеребца Мирамо, а ноги приобрели цвет навоза.

«Нет, подруга! — решительно заявила она себе. — Так дело не пойдет. Давай-ка приводить себя в порядок».

Глядя на воспитанницу, Гатомо решил, что мастерица честно отработала каждую монету. Цвет платья менялся снизу вверх от светло-зеленого до нежно-голубого. По зелени травы важно вышагивали белые цапли, а у самой шеи вились легкие облака. Широкий пояс с большим бантом на спине скрадывал угловатость тела девочки, подчеркивая ее молодую еще не яркую женственность.

Помощницы мастерицы хлопотали вокруг стоявшей Сайо с нитками, иголками и булавками.

— Сегодня же к вечеру платье будет полностью готово, Гатомо- сей, — сообщила хозяйка мастерской.

— Я оставлю в городе соратника, он заедет и заберет, — кивнул рыцарь.

— Если мой господин не возражает, мы могли бы уже сейчас примерить украшения, — предложила мастерица.

Рыцарь не возражал. Мирамо лично внес в комнату тяжелый железный ящик. Гатомо отпер замок и стал вытаскивать коробки и коробочки.

Сайо стояла не отрывая взгляда от большого зеркала. Ее лицо побледнело, только зеленые глаза сверкали подобно падающим звездам. Мягкое шелковое платье создавало приятное ощущение уюта; цвет ткани, вышивка, украшения — все было даже лучше, чем она могла себе представить. А когда на тонкой шее тепло засверкали жемчужины, в волосах появилась нефритовая заколка, а в ушах качнулись серьги с темно-красными камнями, у нее перехватило дыхание.

Она не помнила, как с нее снимали это великолепие, как села в коляску. Вся дорога до Гатомо-фами пронеслась в один миг. Сайо что-то отвечала на вопросы Гатомо, улыбалась, кивая его словам, но ничего не помнила. Очнулась она только тогда, когда коляска въехала во двор замка. И тут девочка словно в первый раз разглядела убожество своего жилища. Низкие деревянные стены, пыль, запах навоза, слуга с немытой физиономией в засаленной куртке, старый Гатомо с его противными седыми усами и самодовольной улыбкой.

После праздника примерки нового платья возвращение к реальности было мучительным. И вновь только воспитание духа, полученное от святого Кимцзы, помогло ей сохранить внешнее самообладание. Смыв дорожную пыль, Сайо долго сидела перед маленьким в две ладошки зеркальцем, пока заботливая Симара расчесывала ее длинные, густые волосы щеткой. Ей не хотелось говорить, и умная служанка тоже молчала. Свернувшись клубочком на чистой, но застиранной простыне, девочка тихо проклинала жену Токого и его сестру. Если бы не их приглашение, она бы никогда не почувствовала, что есть другой мир, где женщины надевают красивую одежду, а мужчины не трясутся над каждым медяком. Где кроме разговоров о видах на урожай, люди обсуждают поэзию, живопись и литературу. И где, наконец, есть мужчины моложе и красивее Гатомо, а среди них тот, кто полюбит ее всей душой и увезет в прекрасный замок на высокой горе! С детских лет привыкшая скрывать свои чувства Сайо только наедине с собой позволяла себе поплакать. Вот только на этот раз слезы почему-то не принесли долгожданного облегчения.

Алекс поймала Чжанчола, когда он закрывал кладовую на большой висячий замок.

— Чего тебе? — неприязненно спросил ключник.

— Штаны и рубаху, почтенный Чжанчол, — лаконично ответила Александра.

Старый слуга впал в ступор от подобной наглости.

— А шелковую куртку тебе не надо! — вскипел вулканом ключник. — Или кожаный плащ и сапоги со шпорами? Ты, вообще, соображаешь, что говоришь? Или спина уже заросла?

Но Александру было не так-то просто сбить с выбранного пути.

— Спина заросла, плащ мне ни к чему, сапоги со шпорами тоже, почтенный Чжанчол. А вот штаны и рубаху на день надо.

Старик набрал в грудь воздуха, собираясь послать ее очень далеко. Но она его опередила:

— Постираться я хочу, почтенный Чжанчол. А до утра одежда никак не высохнет.