Оскал Фортуны, или Урок выживания

— Сын Неба, да продлится его жизнь десять тысяч раз по десять тысяч лет, один! — строго сказал преподобный. — Как же подданным различать сроки правления императоров? Только по именам. Но в целом ты прав. Назвать благородного человека по имени могут только близкие.

— Спасибо за ответ. Теперь я, наверняка, что-то вспомню, — заливалась витасом Александра. — Я уже что-то припоминаю.

— Что? — живо заинтересовался Макао.

— Что-то смутное, — уклончиво ответила Алекс. — Какие-то люди, куда-то идут.

— Я рад, если мой рассказ поможет тебе вернуть память, — проговорил монах, поднимаясь на ноги.

Александра решила ковать железо не отходя от кассы.

— Преподобный Макао-сей! — трагическим голосом проговорила она. — Есть у меня еще одна просьба, с которой не смею я обратиться к другим благородным!

Монах хрустнул коленками, и нахмурился.

— Что тебе нужно?

— Научи меня грамоте!

Видимо Макао ожидал чего-то другого.

— Зачем тебе это?

Алекс встала так, чтобы он не видел ее глаз.

— Еще не знаю. Но очень хочется научиться читать.

— Я живу в монастыре и сюда прихожу редко, — после недолгого молчания ответил монах. — А тебе надо сначала узнать: согласится ли Гатомо-сей, чтобы его слуга тратил время на пустые занятия.

Александра поклонилась. «Это значит — знай свое место, холоп!» — подумала она и сказала, отведя взгляд:

— Спасибо тебе, Макао-сей.

— За что? — улыбнулся монах.

— За урок. И за историю.

Глава IV. Праздники, призы и подарки

Гатомо внимательно выслушал Симару.

— Иди, — разрешил он. — Ты все правильно сделала. Я доволен.

Кланяясь и пятясь спиной, служанка покинула кабинет рыцаря. Хозяин замка немного подумал и отправился навестить воспитанницу.

Увидев опекуна, Сайо отложила книгу и поклонилась.

— Здравствуй, Гатомо-сей.

— Здравствуй, — кивнул рыцарь. — Я пришел похвалить тебя, Сайо-ли. Ты хорошо сделала, что не дала Кирибуцо прервать нашу беседу с соратником барона Кирохо.

— Я лишь выполняла свой долг. Благородному гостю вряд ли интересны мелкие проступки хозяйских слуг.

Гатомо улыбнулся и пригладил седые усы.

— А почему ты приказала Симаре лечить Алекса?

— Я лишь выполняла свой долг, — повторила воспитанница. — Алекс недавно оправился после тяжелых лишений, и если ему не помочь, то неизвестно, сколько времени он пролежит на животе, даром переводя твой хлеб. А Симара обещала поставить его на ноги за два дня.

«Из этой девочки вырастет прекрасная хозяйка!» — восхищенно подумал Гатомо, еще раз похвалив воспитанницу:

— Ты опять все сделала правильно, Сайо-ли.

— Я рада, что угодила тебе, Гатомо-сей.

— Сегодня нас должен навестить преподобный Макао, — сообщил рыцарь, зная, что девочка будет рада этой встрече. — Я хочу попросить его переговорить с Алексам. Балахон монаха только добавил остроту его уму. Может быть, он сможет понять больше чем мы?

Бывший старший соратник не разочаровал Гатомо.

— Этот человек говорит не все, что знает, — уверенно заявил он за ужином.

Рыцарь, Мирамо и Сайо удивлено посмотрели на него.

— Тогда ему мало двадцати палок! — вскричал старший соратник.

— Почему ты так решил, Макао-сей? — робко спросила Сайо, ей почему-то не хотелось, чтобы бедного Алекса еще раз выпороли.

— Он молод и еще не научился лгать, — снисходительно пояснил монах. — Но наказывать его не за что, уважаемый Мирамо-сей.

— Как это? — удивился рыцарь. — Если он обманывает…

— Я не сказал «обманывает», — напомнил Макао, поливая рис острым соусом. — Он просто не все говорит. Скорее всего, потому, что на самом деле очень много не помнит. Видимо, пока его воспоминания слишком разрозненны.

— Как ты думаешь, кто он? — спросил немного успокоившийся Гатомо.

— Меньше всего он похож на простолюдина, — к всеобщему удивлению ответил монах.

— Ты считаешь его благородным? — проговорил старший соратник. — Почему?

Однако Макао не стал отвечать прямо, ответив вопросом на вопрос:

— Как думаешь, Мирамо-сей, о чем мы так долго с ним говорили?

— Не знаю, преподобный, — смутился воин.

— Об истории Тангойской империи! — Макао поднял вверх палец. — От первых Сынов Неба до войны с Самозванцем! И я не встречал более внимательного слушателя. При этом он не знает самых элементарных вещей: кто такие сегуны, чем различаются синие и желтые бароны, и даже то, что простолюдинам нельзя носить оружие.

— Что же ты ему рассказал… о войне? — рыцарь налил себе еще водки.

— Только то, что знает каждый благородный человек, — непринужденно ответил Макао.

— Значит, по-твоему — он благородного происхождения? — вновь задал вопрос старший соратник.

— У него живой и острый ум, — продолжал увиливать от прямого ответа монах. — Ему все любопытно. Я простой монах и часто беседую с простыми людьми. Для меня теперь нет деления на благородных и не благородных. Мне известно, как думают простолюдины. Алекс думает по-другому. Он даже попросил научить его читать!

— Вот как! — удивился рыцарь.

Сайо, забыв о приличиях, широко распахнутыми глазами уставилась на Макао.

— Ты согласился?

— Нет, конечно, — покачал головой монах. — Не мое дело решать, что должен знать чужой слуга.

Гатомо одобрительно хмыкнул.

На лице Мирамо заходили желваки.

— И, тем не менее, ты считаешь его благородным? — спросил он, с трудом сохраняя вежливый тон.

Макао отвел глаза, явно вновь не собираясь дать четкого ответа. С улыбкой наблюдавший их диалог Гатомо рассмеялся.

— Признайся, Макао-сей, ты так и не узнал, кто он.

— Ты мудр, мой господин, — развел руками бывший старший соратник. — Я действительно не знаю, кто такой Алекс.

Сайо уткнулась лицом в тарелку, с трудом подавляя смех.

— Что же тогда ты узнал, преподобный? — пришел в хорошее расположение духа Мирамо.

— Я знаю, откуда он.

— И откуда? — спросил уже изрядно захмелевший рыцарь.

— С запада, из старших сегунатов.

— Почему ты так решил?

— Он знает Асиону. У нас эта богиня почти не известна, а в старших сегунатах есть даже праздник в ее честь.

— Она покровительница девочек и хранительница радуги, — очень тихо проговорила Сайо.

— Да, Сайо-ли, — кивнул монах, он услышал ее слова.

— Значит, все-таки беглый крестьянин! — хищно осклабился Мирамо.

— Или ратник, — возразил Макао. — Младший сын бедного рыцаря, а может — чьего-то соратника. Или житель Небесного города [3].

— В таком случае, — пьяно усмехнулся рыцарь. — Ты, Мирамо-сей, дважды прав, что велел его выпороть. Я не знаю, кем он был раньше, но теперь будет — моим рабом!

— Я рад служить тебе, Гатомо-сей, — склонил голову старший соратник.

— У них на западе народу полно, — продолжал пьяно бубнить Гатомо. — А в нашей глуши каждый простолюдин на счету.

Мужчины важно закивали, признавая бесспорную правоту хозяина. Сайо скромно молчала, размышляя над словами Макао. Мысль о том, что Алекс может быть благородным воином, ей явно нравилась.

— Слышишь, Мирамо-сей? — продолжал рыцарь. — Здесь дорог каждый работник! И мне не нравится, когда мое имущество портят по пустякам!

— Я понял, Гатомо — сей, — отвел глаза воин.

Чжанчол сдержал свое обещание, и целых три дня Александра валялась на сене. Симара приходила еще два раза: намазала спину едучей мазью и сняла швы. Кроме нее вечером заскочили две молоденькие служанки.

Пина и Тиули пришли познакомиться и принесли пострадавшему гостинцы: пшеничные лепешки с медом. Как подозревала Алекс, эти вкусности являлись объедками с барского стола. Однако в ее положении привередничать не приходилось. Пока Александра поглощала угощение, служанки охали, сочувствовали, и поведали, какой чудак (на букву «м») этот Вунгыр, как он пристает к порядочным девушкам. Под большим секретом они рассказали, что старший соратник, видимо, получил от господина нагоняй за его порку. «Второй день ходит злой, как медведь после зимней спячки», — смеясь шептала Пина, прикрывая рот ладошкой. Вот только Александру это совсем не обрадовало. Лепешки она слопала, а трескотня посетительниц стала надоедать. К счастью появился конюх, и служанки, пожелав скорейшего выздоровления и одарив многообещающими взглядами, скрылись. Алекс перевела дух.