Вампиры девичьих грез. Тетралогия. Город над бездной (СИ)

— Так, погодите, — остановила нашу зарождающуюся перепалку мама. — А Сережик–то там что делал?

— У вашего мужа уникальная кровь, — Анхен продолжил пояснения с самым серьезным видом. — Я диплом тогда писал, под руководством куратора непосредственно — о влиянии крови вампиров на иммунную систему человека… Знаете, она потрясающие эффекты дает… ослабляет подверженность ментальному воздействию… укрепляет память… Знаете, страшная штука на самом деле — невозможность забыть… — выдержал паузу, а затем встрепенулся, словно вырвавшись из плена раздумий. — А уж о чем конкретно ваш супруг с куратором беседовал — это, наверно, один куратор и помнит. Ну, вы нас извините, нам с Ларисой пора. У нас столик в ресторане заказан. «Северное сияние», может, слышали? Говорят, один из лучших в городе. Главное, расположен удобно, рядом с парком. Удачно вам погулять.

Кивнул родителям и утащил меня прочь прежде, чем я успела даже выдохнуть «до свиданья».

— Анхен, зачем? — говорить смогла только шагов через двадцать, и то — слезы мешали.

— Он придет, не надо плакать, Лар.

— Кто? Куда?

— Твой папа. В ресторан. Он вспомнит и придет. А даже если не вспомнит… Он все равно придет, Ларис. Без жены, без ребенка. И мы сможем нормально поговорить. Вы сможете. Он тебя вспомнит, я уверен, — Анхен прижал меня к себе, поцеловал в лобик, провел рукой по волосам. — Все хорошо, моя девочка. Я ведь даже на это не рассчитывал. Шанс на то, что он тебя вспомнит, был минимальный.

— А мне ты сказал, что вообще без шансов.

— У вас и увидеться шансов не было. Но как только этот шанс появился — мы с тобой его реализовали. И для того, чтоб папа тебя вспомнил, мы тоже сделаем все возможное. Теперь, когда такая возможность есть. А ложные надежды тебе было давать — зачем?

— Спасибо, — я обняла его, поцеловала — нет, совсем не в лобик, туда мне и не дотянуться. Как это хорошо — не воевать. А чувствовать его тепло, его поддержку. Чувствовать, что он — со мной.

Вот только — папа. Как он стоял там — потрясенный, растерянный. Просто стоял и смотрел, не в силах поддерживать разговор. Нехорошо мы ушли. Он же так и не успел ничего понять. Так и не успел… даже руки моей коснуться. А если он не понял, что мы его ждем? Если он не придет?..

Столик в ресторане нас не ждал, но светлейшему вампиру (а именно он почтил своим визитом сие заведение) немедленно предоставили отдельный кабинет. Нам принесли меню, которое так никого и не заинтересовало, и оно сиротливо лежало посреди пустого стола.

Говорить я не могла, сидеть — тоже. Я стояла, прижавшись к окну, и ждала, ждала, ждала. Анхен молчал, неподвижно сидя в одном из кресел. Он, в отличие от меня, умел ждать. Не торопя события, не выказывая нетерпения. Просто выпадая из потока времени, как мне порой казалось.

И я была благодарна ему за это молчание. Я все равно не смогла бы сейчас сосредоточиться на разговоре. И за то, что он избавил меня от инструкций на тему «о чем нельзя говорить», я была благодарна тоже. Хотя — о чем говорить нельзя никогда я знала прекрасно. Но что говорить о том, что «можно»?

Он пришел через час. Я заметила, как он выходит из парка. Оглядывает улицу. Торопливо, почти бегом, направляется к ресторану. Боится, что уже опоздал, но надеется, что все еще успевает.

А ведь он меня не найдет! Он будет искать в общем зале, в крайнем случае, спросит про юношу с девой, но какой метрдотель соотнесет юношу с вампиром? В этой стране святотатцев нет, с моим отъездом кончились.

Бросаюсь ему навстречу, и мы буквально сталкиваемся в дверях ресторана.

— Лариса… — потрясенно выдыхает папа, словно до конца так и не поверивший, что я — реальность. Словно он спешил сюда, чтоб убедиться.

— Папочка, — произнести это слово выходит только шепотом, я со слезами бросаюсь ему на шею. Он обнимает. В первые мгновения неуверенно, но потом уже по настоящему — сильно, твердо. Будто осознав, что я — его, что он имеет на это право.

— Лариса, — твердит он, гладя меня по волосам. — Значит, это действительно… действительно ты? Моя Лариса…

Я тяну его за собой. В ресторан, в закрытый от всех взглядов кабинет. Анхена тут уже нет, он, видно, решил оставить нас вдвоем. Мы садимся за широкий стол, чьим единственным украшением является тоненькая вазочка с одиноким цветком. Так и не разжимая рук. Так и не отводя друг от друга глаз. И не находим слов. Долго.

С тихим стуком появляется официант, приносит поднос с прохладительными напитками. Я не заказывала, видно Анхен.

— Желаете что–нибудь еще? — чужой голос разрывает наше молчание.

— Ты хочешь что–нибудь? — спрашиваю папу. Он лишь качает головой. — Нет, спасибо, пока ничего не надо, — дежурно улыбаюсь официанту. Тот уходит.

— А ты часто бываешь в ресторанах, — замечает на это отец. — Такая уверенность в голосе.

— Бывала, — киваю я, — часто. Когда работала секретаршей у одного куратора. Он порою устраивал в ресторанах деловые встречи с моим участием, говоря, что таким образом выгодно экономит на моем обеденном перерыве, — как быстро промчалось то время. Пара месяцев. Целая жизнь.

— Да, — кивает своим мыслям папа, — ты знаешь, а я ведь вспомнил того куратора. И как был у него в кабинете — тоже вспомнил. И о чем говорил. Вот только тебя тогда в приемной не было. Ты, благодаря этому куратору, дома лежала. В состоянии, близком к помешательству, — под конец речи глаза его недобро сверкнули.

— Так ты… ты действительно вспомнил? Вспомнил, кто я тебе, как мы жили, как… — не смогла говорить, расплакалась.

— Да, доченька, да, — у него тоже заблестели слезы. И горло перехватило. Но он все же договорил — медленно, по слогам, словно заклинание, — Ла–ри–са…

Потом… Я обнимала его и плакала, он прижимал меня к себе и тоже, видимо, плакал, хотя и пытался сдерживаться и прятать от меня свои слезы.

— Значит, все же куратор, — горько произносит, наконец, папа. — Отомстил…

Я непонимающе поднимаю на него глаза.

— Я ведь все ему тогда высказал, дочка. Знаешь, всю жизнь молчал, а тут… не выдержал. Все равно стало, даже если убьет. Подумал, хоть перед смертью в его холеную морду все скажу. Про поведение его паскудное, которое ни на Великого, ни на Мудрого не тянет. Вампиры во все века культивировали уважительное отношение к людям. И именно это столетиями заставляло нас стремиться быть достойными этого уважения. А этот! Растления молоденьких дев, убийства из плохого настроения! То, как он полтора года измывался над тобой!

— Ну, не настолько уж все плохо. Было и хорошее, много. Он больных лечил без отдыха, детей спасал из погибающих районов, эпидемию остановил… И меня он спасал, часто. Может, даже чаще, чем я того заслуживаю…

— Вот оно как? А спасение у нас теперь, оказывается, надо еще заслужить?! А разве это не светлейшие вампиры учили нас, что люди тем и отличаются от животных, что приходят на помощь каждому, попавшему в беду, не задумываясь, по велению сердца, которое у настоящего человека не может остаться равнодушным? Ну так это только про людей, выходит, к Великим вампирам не относится?! Они, как боги, спасают только тех, кто заслужил. На их, разумеется, взгляд…

— Папа, что ты? Зачем? — столько горечи было в словах моего отца, столько желчи. И это папа, который даже погоду никогда не критиковал, не то что вампиров.

— Зачем? Может затем, что никакие его абстрактные «добрые дела» не исправят то зло, что он принес нашей семье? Затем, что ему показалось мало той боли, что он причинил тебе лично, он решил еще и семьи тебя лишить? А когда я почти договорился о переводе в Новоград, чтоб быть ближе к дочери, меня заставили вообще забыть, что у меня есть старшая дочь? Просто стерли из памяти! Он стер, чтоб я больше не смел за эту дочь заступаться. Не смел указывать Великим, какое они дерьмо на самом деле!

— Папа!

— Что? Ты хоть представляешь, каково это — ощущать пустоту в собственном сердце? В каждом сне пытаться достичь чего–то, чего–то важного, что я вот–вот — и вспомню? Уже почти, уже сейчас… но утро наступает, а «сейчас» — нет, день за днем, ночь за ночью… Представляешь, что я почувствовал, увидев тебя там, в парке? Беззаботную, смеющуюся, целующуюся с каким–то парнем, косящем под вампира… Словно меня ударили. Ткнули лицом в мир, от которого отлучили. За мои прегрешения против Великих ты счастлива без меня. Без нас. Словно есть где–то параллельная жизнь, где мы с тобой родные и близкие люди, а меня выкинуло в эту, где мы друг другу — никто… Незнакомцы. Я и подумать не мог, что так бывает…