Вампиры девичьих грез. Тетралогия. Город над бездной (СИ)

— И много гостей в этом доме я видела не раз. И тебя среди них, — добавляю поспешно. Кто его знает, что там полагается тем, кто без его ведома пытался танцевать «его девочку»: пожизненное замуровывание в том самом склепе или просто снесение с лица земли? А уж тем, кто не сообщил, зная, что дева — его?

— Ты слишком долго смотрела на чью–то жизнь. Пора жить самой. Станцуй со мной, Лара. Сейчас. Здесь.

— Анхен, ты смеешься? Я человеческие–то танцы танцевать не умею, — я откровенно опешила от его предложения, настолько неуместным здесь и сейчас оно показалось. — И… я устала с дороги, мы ж только вошли…

— А в Страну Людей ты готова была бежать, невзирая на усталость.

— В Страну Людей я всегда готова… бежать, — вышло глухо.

Он приобнял за плечи.

— Я понимаю, моя хорошая, я все понимаю. Я ведь специально привез тебя сюда сегодня, чтоб ты отдохнула после дальней дороги. А завтра утром ты будешь уже там. Закрой глазки.

— Зачем?

— Просто закрой.

Закрыла. И легчайшая музыка заструилась вокруг нас, и его пальцы, едва касаясь, спустились с моих плеч, скользя по рукам до самых кончиков пальцев. И аккуратно обхватили мои ладошки. А я стояла, завороженно млея от его прикосновений. Во тьме закрытых глаз, словно в призрачном мареве сновидений. Только прикосновения его были реальны. Наконец–то реальны, я так скучала без них, оказывается!

Чуть вздрогнула, когда его губы коснулись моих пальцев. А затем он нежно повернул мои кисти и коснулся губами открытых ладоней — одной, потом другой. И сердце бьется, и дыхание становится все глубже, и нет сил не падать в омут под названием Анхен.

Он кладет мои руки себе на плечи, обхватывает меня за талию, притягивает ближе. А я вновь ощущаю этот запах — темного хвойного леса, где солнцу не пробиться сквозь кроны, но там, в заоблачной вышине, оно все–таки есть…

— Я так скучал по тебе, Лара, — тихо шепчет он мне в самое ухо, — так скучал.

И ушную раковину обдает жаром его дыхания, и мои руки сами скользят по его плечам, чтобы соединиться у него за шеей. А его губы нежно касаются моих. И отстраняются.

Распахиваю глаза — недоуменно, требовательно. И попадаю в плен его взгляда. И уже ни отвернуться, ни зажмуриться. Я тону в его глазах, темных, словно древесная кора, подсвеченная солнцем, словно земля у корней могучего кедра. И леса шелестят вокруг, и бьются сердца деревьев–исполинов. И мы, кажется, танцуем — легко и свободно, и каждое движение мне знакомо. И даже взлетаем — так же легко и знакомо, вот только мое тело, почему–то тянет вниз, и лишь его руки не позволяют мне сломать рисунок танца. А музыка все звучит — нежная, чарующая, едва слышимая. Его губы легко касаются моей обнаженной груди… не помню, чтоб раздевалась… Но разве это то, что следует помнить? Есть только магия движений, прикосновений, полета. И единения. С солнцем, и с миром, и с Ним…

Очнулась уже в его спальне. За окнами тьма, во всем теле слабость. И Анхен — рядом, головой на соседней подушке.

— Что ты сделал?

— Волосы тебе чуть подрастил. У людей все еще в моде косы, решил поспособствовать.

Даже не поворачивая головы, даже в полной темноте не сомневаюсь, что он смеется. Как он любит — с самым серьезным выражением лица и невозмутимыми интонациями. Потому как нагло выдает побочный эффект за цель мероприятия. Невольно улыбаюсь сама. Анхен. Я даже по его манере шутить соскучилась.

— Попить дашь? — сначала о насущном.

— Только если ты сядешь.

Сажусь. С трудом, но он помогает. Стакан с водой ждет меня на тумбочке. Он подает и, устроившись у меня за спиной, изображает спинку. Удобную, мягкую, теплую. Анхен. Так невообразимо трудно осознать: я в этой спальне, и я — есть. Реальная, существующая, не тень, не призрак.

Но вот судя по состоянию, пил он меня жадно. Очень.

— Будь я обычной, я бы умерла, — негромко произношу вслух, допив все до капли.

— Угу, — не спорит авэнэ, — года три назад.

— Что ты все–таки со мной сделал?

— Любил тебя, моя хорошая. Я просто тебя любил, — его руки ложатся на грудь, чуть сжимают, тихонько поглаживают… Это приятно, так завораживающе приятно. Моя голова откинута на его плечо, глаза закрываются в истоме. У тела нет сил реагировать бурно… И у разума тоже совсем нет на это сил. Только любопытно, что же все–таки это было?

— Ответь. Вот сложно тебе?

— Лениво, — честно признается Анхен. — Я скажу, а ты снова начнешь возмущаться, обвинять меня абы в чем, — его рука скользнула мне на живот, огладила и его. — Вот просто признай, что тебе хорошо.

— Мне хорошо, — соглашаюсь я. — Не считая того, что немного плохо… но это пройдет, я привыкла. Так все же, что? Твои воспоминания? Было немного похоже, но… как ты можешь помнить, что должна чувствовать я?

— Я помню многое, Ларка. А чувства… У вампиров они разделенные, ты разве забыла? И чувства своих партнеров мы ощущаем как свои. И помним, как свои, даже осознавая, что они чужие. Особенно, если это кто–то близкий. Очень близкий.

— И ты заставил меня разделить с тобой чувства, которые ты когда–то разделял с другой? Заставил меня почувствовать себя ею? Но как? На меня же не действует ваш гипноз… раньше не действовал…

— Не действует. Увы, мне не ворваться в твою голову, — он тихонько целует меня в висок. — Зато я могу пригласить в свою. И позволить тебе разделить со мной воспоминания… А теперь давай все–таки спать, или завтра ты не проснешься.

Он помогает мне лечь, и сам укладывается рядом, прижимая меня к себе, обнимая, укутывая.

— Мне столько раз снилось, что ты со мной, — шепчет он мне тихонько. — Вот так, рядом, в этой постели.

— Может, это были мои сны?

— Не–ет, ты злая, ты только ругаешься.

— Я молчу, — даже обидно, ни слова против сегодня ему не сказала.

— Ты молчишь, — он чуть вздыхает. — Спи.

Сплю. Пытаюсь, вот только сон не идет.

— Анхен, а мы завтра правда?..

— Правда.

— И Владыка в самом деле согласился? Так не бывает. Что ты ему за это пообещал? Или сделал?

— Спи, малышка. Я все время ему что–то обещаю. Или делаю. За то он меня и ценит, — Анхен лишь едва заметно усмехается на мои попытки выяснить подробности. — Я же тебе говорил. Давным–давно. Он остынет. И я с ним договорюсь. И мы все исправим. Все будет хорошо, Лара, просто поверь. Все у нас будет хорошо.

Верю. И, наконец, засыпаю.

А утром меня ждет завтрак, абсолютно новый комплект одежды (и этому ничего «чужого» не надо). И служанка, умела наращивающая мои косы искусственными прядями. Я смотрю в зеркало и почти узнаю прежнюю Ларису. Вот разве что взгляд… но это от напряжения, это пройдет.

— Готова? — светлейший куратор, одетый по последней человеческой моде, улыбаясь протягивает мне руку.

И вот уже мы летим… действительно летим… над Бездной. И она зияет под нами бездонным провалом, тьмой мрачных глубин, холодом абсолютной смерти. А я все жду, все боюсь — а вдруг… Вдруг Владыка передумал, и Нить нас не пропустит? Вдруг никакого уговора с Владыкой не было, Анхен просто что–то намухлевал с моим допуском, и сейчас это вскроется?

Анхен чуть сжимает мою ладонь.

— Не переживай так. Сегодня выходной, погода явно будет хорошая. Наверняка мы встретим твоих родных где–нибудь в парке, — мою тревогу он расценивает по–своему.

— А если?.. — только сейчас до меня доходит, что это не сон, я не могу ворваться к родителям в дом, а сами они меня не позовут. А если они надумают куда–то пойти, я даже узнать не смогу, где их искать.

— А если, то я позвоню и предложу им всем пойти прогуляться. Поверь, они не смогут мне отказать. Даже по телефону, — пытается он меня успокоить.

— И как ты им позвонишь? — вместо того, чтоб успокоиться, я разволновалась. — Представишься и назначишь встречу? Или просто внушишь, что в указанное тобой время им должно захотеться прогуляться в указанном тобой месте?

— Честно говоря, предпочел бы второй вариант, но судя по твоим интонациям, мне дешевле будет выбрать первый, — он чуть усмехается.