Запах цветущего кедра

Рассохина передёрнуло от некоего смутного предощущения: на Сохатиной он никогда не был, видел название только на картах, и прорва эта с одноимённой старицей находились где-то ближе к предгорьям, то есть намного ниже золотоносной Рассохи. Искать там Женю Семёнову и в голову не приходило — ни сейчас, ни тридцать лет назад.

— Мистика всё это, — однако же сказал он. — Головы себе задурили.

— Слышал историю о блудной отроковице? Будто её застрелил старатель с прииска. Из ревности. И она ходит теперь, как призрак, ищет убийцу. Все говорят: это про тебя и студентку. Неужели ты не слышал этой легенды?

— Я не был здесь тридцать лет...

— Её Сорокин встретил в первый год, как мы приехали на Карагач. Там же, на Сохатиной Прорве.

— Но если призрак, значит, неживая! — он вскочил. — Всё! Хватит! Мало ли что твоему Сорокину привиделось!

— Она была реальная... Как это? Во плоти и крови! Очень молодая и красивая. Но изменённое сознание, иная сущность, способность к перевоплощению. Такое есть в древнеиндийских практиках.

— Ну, ты сейчас наплетёшь! Какие, к чёрту, практики? Сама-то веришь? Или у тебя тоже... проблемы с рассудком? Жене Семёновой сейчас шестьдесят пять лет.

— У пророчиц нет возраста. И муж у неё есть, молчун, или как их называют — погорелец. Который и похитил её, взял в жены. Теперь он старый.

— Знаешь, сколько женщин похитили? Вот если бы твой Сорокин имя назвал... Ну, или какие-то приметы...

— Приметы есть, назвал! — вспомнила Матёрая. — Она очень громко чихала, особенно после сна. Или когда смотрела в небо... Так громко, что Гарий вздрагивал.

— Чихала? — на миг оцепенел Рассохин и ощутил, как его пробирает озноб.

Вмиг вспомнилось солнечное утро на стане геологов возле россыпи на Рассохе, скворчанье ласточек, гул далёких тракторов на пробном участке...

А Матёрая, эта раскосая томная красавица, словно вколотила последний гвоздь в распятие.

— Ещё она любит купаться в ледяной воде. И очень любит птиц — зимующих ласточек... Откуда бы я знала об этом, Стас? Мне рассказал Сорокин на испытании.

Он пошевелился, стряхивая оцепенение.

— Всё, хватит мне голову морочить! И слушать не хочу!

— И ещё признался, что у пророчицы на груди открывается рана. У мертвецов раны не кровоточат.

— Ну как это возможно?! Сама подумай!

— Сначала она явилась молодой, и ничего не было, — пояснила Матёрая. — Это возможно, если человек переходит и состояние изменённого сознания. Но когда перевоплотилась в старуху, образовалась рана. Она существует сразу и двух мирах.

Рассохин потряс зачумлённой головой.

— Хватит про миры!

Она встала и прошлась перед Стасом, поскрипывая змеиной шкурой кожаных брюк, словно манежила его, тянула время.

— Сорокин не сомневался — это та самая студентка, —  сказала она не сразу. — Но тебе ведь не пророчица нужна — блудница, которую... Которую ты любишь до сих пор. Это для тебя очень важно, я же чувствую. Ты приехал сюда не книги выкапывать — поставить точку. Память о ней жить тебе не даёт, ты почувствуешь себя счастливым, когда её встретишь. И она к тебе непременно явится. Не знаю, в каком образе, но придёт... Не зря же говорят: ходит и ищет убийцу.

Он не мог привыкнуть к мысли, что всё услышанное молот быть правдой; пусть с бредовой заумью, с изменённым  ознанием, ещё с какой-нибудь мистической чертовщиной, но правдой. И это сейчас злило его и одновременно давало некий шанс избавиться от тяжкого прошлого. Надежда катилась призрачной, зыбкой, но сидеть на берегу и ждать уже не хватало сил.

— Но тебе-то она зачем? — спросил Стас. — Тебе какая выгода от нашей встречи?

— Я готова стать её ученицей, рабыней, наперсницей. Готова служить ей, исполнять всякую волю...

— Понятно, чтоб потом занять её место.

— К этому меня ведёт судьба.

— В психушку она ведёт!

— Но ты ведь сейчас мне веришь. И знаешь, что я говорю правду.

Рассохин неожиданно для себя мысленно с ней согласился.

— Где искать-то твою пророчицу? Ну вот в какую сторону мы пойдём?

Матёрая воспряла и надменно усмехнулась.

— На Сохатиной Прорве. Сорокин на испытании признался и место показал. И после встречи с пророчицей сам получил дар провидения.

— Вот как? Пророчествовать научился?

— Предвидит многие грядущие события. Только не владеет системой. Система закрыта. Он искал ключ, эликсир. Использовал наркотики, яды, ел грибы... Ключей нет! Всё происходит спонтанно, стихийно, как отражённый звук, эхо. У всех, кто встречался с пророчицей, пробуждается интуиция. Но как болезнь, бред... Это Сорокин мне сказал, что ты непременно приедешь на Карагач. Только тебя нельзя ставить на испытания.

Рассохин едва скрыл свои чувства.

— За это спасибо, я ещё на жерди не бывал.

— Много раз искала, — сокрушённо призналась Матёрая. — Ходила по лесу, сидела в засаде по целым ночам. И слышала шаги пророчицы. Слышала, как она чихает по утрам, купается в воде... Но мне никто не явился. Потом хотела, чтоб меня выкрали огнепальные. Блудницу же когда-то похитили! Бродила по лесу в белых одеждах, сама купалась в озере. Спала одна под лёгким пологом! Чувствовала — молчуны где-то рядом, таятся и смотрят...

— И никто не польстился? — усмехнулся Рассохин. — Вот беда, не поймёшь этих молчунов, верно?

— Не смейся — моё желание искреннее! — со скрытым звоном проговорила она. — Я хочу проникнуть в их мир и своего добьюсь. Мы можем с тобой соединить наши усилия и пойти.

— Как в сказке — сквозь мир живых и мёртвых. И где эти миры?

Она не услышала иронии.

— В район Сохатиной Прорвы. Там озеро есть, а на той стороне — священная роща, древние кедры. Где-то там обитает пророчица. Твоя любимая отроковица.

— На Сохатиной полсотни озёр! И на каждом кедровник.

— Я знаю, где это. Сорокин водил и показывал.

Сохатиная от Гнилой была километрах в семидесяти вверх по реке, если идти тайгой, и в два раза более — водой, да ещё три перетаска через малые заломы.

Коль Лизу увели пешим ходом, значит, лучше идти сухопутьем, по материковым борам и высокой пойме, где меньше болот, разлившихся речек и где есть заброшенные зимние лесовозные дороги.

Матёрая словно услышала его размышления и поставила точку:

— Выйдем, как только улетят гости.

— Только сомневаюсь, что скоро улетят.

— Прошлым летом тоже была милиция, вертолёты, катера, — как-то лениво проговорила она и потянулась. — По Гнилой Прорве рыскали, в общину явились. Грозили, стреляли, на штурм ходили. Хотели забрать отроков.

— Слышал, как вы ходили в атаку... Милиция голых тёток испугалась?

— Власти пообещали выселить нас всех отсюда. Мол, ждите: приедем и отомстим. Все по лагерям пойдёте, по психушкам... Мы не боялись, пока у нас было высокое покровительство. Теперь его нет, вот они и прилетели... Поэтому сестёр и братьев в отпуск отослали. А нам с Яросветом бояться нечего: нас не возьмут, над нами защита. Ты в убежище поживёшь.

Рассохин встал и направился в сторону схрона. Матёрая впервые дрогнула.

— Эй? — позвала она его с испугом. — Ты куда?

— Разведи костерок, — попросил он. — Тушёнку разогрею. Есть хочу.

В схроне он взял не только еду, но и карту. Он не собирался прокладывать маршрут в некую священную рощу на Сохатиной Прорве и идти туда пока не собирался, ибо отказывался верить приключениям Сорокина. Однако то, что он встречал блудницу на Карагаче, было бесспорно: приводил слишком выразительные детали и точно рисовал образ Жени Семёновой. Он только хотел посмотреть, как в половодье можно туда попасть и каким образом могли увести Лизу. Заодно и Матёрую проверить, чтоб указала на карте, где бродит мёртвая пророчица.

Сухопутным сквозным маршрутом с Гнилой на Сохатиную он никогда не ходил, однако даже на ходу, разглядывая карту, сразу наметил маршрут по незатапливаемым гривам и материковым борам. И он был, этот путь, судя по высотам, даже в пик половодья! Сначала можно пойти на заброшенный лагерный посёлок Ярское Урочище, где когда-то содержали пленных немцев и откуда начиналась зимняя ледяная дорога. И по ней уже — в верховья знаменитой золотоносной речки собственного имени, которую придётся форсировать по какому-нибудь залому. Это два дня пути; и ещё один, если уложишься, от Рассохи до Сохатиной Прорвы. Будь бы в межень или воды поменьше, можно рвануть на россошинский прииск по насыпной дороге и уже оттуда уйти на материк, на Сохатиную, но тогда пришлось бы переправляться через десяток мелких речек, бегущих с гор: деревянные временные мосты смывало каждое половодье и вряд а и их восстанавливали китайцы. Резиновой лодки нет, а тащить с собой облас или строить плоты на каждом разливе — больше времени потеряешь.