Вампиры девичьих грез. Тетралогия. Город над бездной (СИ)

— Можно подумать, процесс моего спасения вам ну совсем не понравился, — она упрямо задирает подбородок. — Особенно в душе. Вы меня от чего там спасали, от воды или от мыла?

— От шампуня! — совершенно звереет Лоу. — Чувствовал, что пользоваться не умеешь! И сделай, пожалуйста, так, чтоб я тебя хоть неделю не слышал и не видел. Потому что иначе, я чувствую, я тебя уже от жизни спасать начну! Потому что ее ты тоже явно не на то тратишь! Все, не задерживаю!

— Лоурэл…

— Брысь!!!

Разворачивается и выходит. Обиженная, возмущенная. Он какое–то время неподвижно стоит посреди шатра, пытаясь взять себя в руки.

— А ведь она тебе нравится, — констатирую очевидное. — И сильно нравится, так, что может, уже другим словом называть это чувство нужно, а ты отталкиваешь!

— Лар, — оборачивается и смотрит на меня. Долгим таким взглядом. — Ну хоть ты с ума не сходи. Я этого вчера, полагаешь, мало наслушался? Мне, полагаешь, от Лиринисэна фантазий на тему не хватило?

— Да не хватило, видимо, раз ты продолжаешь на нее орать и недостатки выискивать.

— Там выискивать что–то надо? Все еще? С микроскопом, видимо? — он просто сочится сарказмом.

— Импульсивная, да. Но сами же говорите, это от возраста. Глупости совершает? Так с кем не случается. Здоровье свое не бережет? Так свое, а не окружающих.

— Да? А то, что на восстановление этого здоровья потом чужая кровь требуется?

— Обсуждалось. С кнутом она за мной не бегала и на пол в темном склепе не валила, — решительно отрезаю я. — За Лиринисэном, кстати, тоже. А вот то, что она ответственная, исполнительная, неконфликтная, легко сходится с окружающими — это тоже все недостатки? Что спасала меня не раз, не смотря на открытую кровь и свою пробуждающуюся жажду, вопреки возрасту и инстинктам — это что о ней говорит, что дура, да? Людей жрать надо, а она относится с уважением?.. И ведь вы с ней в этом похожи. В отношении к людям, в интересе к ним.

— Ты не знаешь, как я отношусь к людям. Ты — не они, — присев за письменный стол, Лоу достает свой вампирский блокнот и с преувеличенным вниманием погружается в изучение его содержимого.

— А к диким? — я отказываюсь признать, что «разговор закончен». — Твой интерес к дикарям, к довампирской культуре? Вера в то, что они могли знать нечто, недоступное или утерянное вампирами? А мечты о портале, о мире третьего солнца? Кроме тебя, я об этом слышала только от нее.

— Нет вампира, незнакомого с понятием третьего солнца, — со вздохом отрываясь от блокнота, бросает он.

— Но есть те, кого устраивает и второе. Фэрэл, например. Он не верит в портал и его поиски, он вообще считает эту теорию ошибкой. А Рин — верит. Как и ты. По интересам своим, по мечтам вы похожи, понимаешь, очень.

— Не считается, Лар. Сходство формальное и незначительное. И хватит об этом. Ты скажи лучше, ты вставать нынче собираешься?

— Собираюсь, — в самом деле, он давно уже и умылся, и оделся, и даже вроде как делами занялся. А я все так и сижу на постели, в одеяло кутаясь. Да вот только — где силы взять? И вчера весь день нездоровилось, и ночь только вымотала со снами всякими дурацкими. Одна мысль о том, чтоб ноги на пол спустить, уже слабость вызывает. — И скоро уже соберусь, — уступаю я своей слабости и с места так и не двигаюсь. — Только ты от темы не уходи. Смотреть же больно, как ты и ее, и себя мучаешь! Ты же словно заглушку себе на сердце поставил. Чтоб никто не ворвался. Анхен говорил однажды, что ты не привязываешься. Ни к вещам, ни к людям. Мне тогда это было не очень понятно, а теперь вижу — так и есть. Вроде, полный шатер друзей, а никто из них не может назвать тебя своим. Ты с ними и не с ними, ты здесь и тебя нет. Даже на этих ваших секс–вечеринках умудряешься быть со всеми и ни с кем, наслаждаясь «процессом, а не партнером».

— Тебе откуда знать? — вздыхает он утомленно. — Ты там была хоть раз?

— Рассказывали. Не раз. И еще скажи, что соврали. Ты же искусственно создаешь вокруг себя вакуум. А на Ринку злишься за то, что она этот вакуум собой заполняет. Ты не можешь отстраниться. Не можешь ее исторгнуть. Из мыслей, из сердца… И ведь это было уже. С Лизкой моей то же самое ведь было! — застарелая боль заполняет сердце, но теперь та история видится мне совсем иначе. — Да, да, с моей подругой, ее звали Лиза и ты помнишь! Все ты помнишь. И тогда ты тоже обзывал ее дурой, хоть она ей и не была. И экзальтированной, и неинтересной. А она и историей, как ты, увлекалась, и стихи писала. И нравилась тебе так, что ты голову терял и дважды чуть не выпил. И не было это притворством! Ты и стихи ее хранил. Зачем? До помойки не донес? Да не верю! Ты просто врешь сам себе. Сам себе запрещаешь привязываться. Выискиваешь мнимые недостатки. Отталкиваешь их. Лизку вообще убил. Отдал друзьям, лишь бы доказать, что она для тебя ничто. С Рин что сделаешь? — и обидно до слез, и горько, и эмоции переполняют. Ведь коэр же он. Судьбы в небесах читает. Чужие. А со своей что делает? А с судьбами тех, кто близок ему и дорог?..

— Лар, а давай ты не будешь?..

— Давай. А кто будет? Кто будет объяснять тебе, что так нельзя? Что так не живут. Что ты не прав. Ты ж и меня так близко к себе подпустил только потому, что уверен, что я для Анхена. Что его люблю и на сердце твое не претендую. Только поэтому позволил себе быть нежным и заботливым. Только поэтому нашел меня достаточно умной, чтоб делиться со мною знаниями и планами. А не витай над нами Анхен, я тоже была бы объявлена пустоголовой и экзальтированной. Или еще какой. И близко бы ты меня не подпустил. Ни к себе, ни к своим делам, ни к своим друзьям.

— Ты говоришь сейчас ерунду.

— Да если бы, — запал прошел. Вновь подумала о том, что надо бы встать. И вновь решила, что чуть попозже.

— Мне совершенно не нравится Рин, и мне никогда не нравилась твоя подруга, — произносит Лоу спокойно и убежденно. Но слова меня не убеждают. С поступками плохо вяжутся.

— Ты просто себе запретил, признайся уж честно. Просто выстроил стену между собой и миром. Чего ты настолько боишься, что ломаешь собственную жизнь, я даже не говорю про чужие?

— Перестань. Я их в свою жизнь не звал. Рин так уж точно. И мне нечего ей дать, я не создан для семьи, и детей, о которых она так грезит, у меня никогда не будет.

— А у меня что же, будут? От Анхена, может быть? Что же ты тогда так старательно сводил нас вместе? — последний аргумент неожиданно разозлил. Он мне будет о детях рассказывать! — И, насколько я знаю, у многих вампиров детей не будет. Они что, все отказывают себе в праве на чувства? Да и откуда ты знаешь вообще, ты хоть пробовал?

— Нет. И пробовать не собираюсь. Потому и не будет. Я не собираюсь рожать детей только чтоб однажды отдать их выкупом за чьи–то жизни.

— Так не отдавай. Родить и отдать — вещи разные. А ты будешь прекрасным отцом, ни секунды не сомневаюсь.

— Ребенок ты у меня, Лар. Тот самый, не зачатый и не рожденный. С неба на руки упавший, — он только усмехнулся, устало и горько. Встал, отложив болкнот, подошел ко мне, присел рядом. — Это только в сказках говорится: «и повелел бог…» Сами они берут. Просто берут и убивают. А ты просто смотришь беспомощно и, чтоб жертва не была напрасной, вынужден действовать так, как требуется. Тем самым соглашаясь. Тем самым становясь соучастником. А я не хочу.

— Надеешься обмануть богов? Думаешь, если будешь всегда один, им некого будет у тебя отнять? Но ты же сам у себя всех отнял. И отнимать продолжаешь. Разве это не страшнее? — смотрю в его глаза, и вижу там лишь усталость. Не хочет он меня слышать. — А если другого мира для вас просто нет, Лоу? И все жертвы, что ты уже принес, напрасны? Там, в конце, нет ни портала, ни смерти в нем? А ты сам себе отказал в праве на жизнь. И ладно бы только себе, еще и деве, которая тебя любит. Ведь ты уже заставляешь ее страдать. Сейчас.

— Первая влюбленность проходит быстро, — лишь качает он головой. — Даже у вампиров. Если, конечно, не поощрять. Так что не переживай за нее, Лар. Все у нее будет. И настоящая любовь, и дети, и счастье. Просто потом и не со мной, — едва заметно вздыхает. — А мы с тобой вроде собирались наскальными рисунками заняться. Фэр нас уже ждет, а ты бастуешь. Поехали, Лар. Нам всем не помешает развеяться.