Марш Обреченных. Эстафета

Лианы подтягивали Войчека к раскрывшемуся бутону.

"Человек?! Обреченный?! Ваш храм никогда, не способен оставить меня в покое!"

Ярко выраженное возмущение в голове у мастера клинка и ножа. Он подавил удивление.

"Говори человек, зачем пришел? Хотя… я и так, догадываюсь — снова пророчество?"

— Да-а…

"Ты хочешь знать свою судьбу?"

— Нет. Судьбу храма.

"Тебя интересует судьба всех храмовников, мастер?"

Войчек лихорадочно думал, но сказал правду.

— Желательно.

"Раньше вы приходили по индивидуальным вопросам, теперь что-то произошло, изменилось? Храм стал одной семьей?"

Сколько сарказма — это чудо еще смеет издеваться?

— Храм на тропе войны.

"И кто враг — эльфы? Лестор?"

— Да, теперь осмелели и эльфы.

Волна смеха в голове.

"Остроухие взбунтовались. Наконец, решились?"

— Так как будет с пророчествами?

"Я скажу, ты все увидишь! Но…"

— Что но?

"То, что видят люди, не всегда их радует и удовлетворяет…"

— Я пришел узнать правду! И готов к любым последствиям!

"Хорошо. Ответ за тобой. Тогда — смотри!"

Сперва пустота в голове. Потом сознание Войчека взорвалось снопом ярких образов и картинок, он не понял что происходит, и только четкий самоконтроль, позволил ему скоординироваться, взять себя в руки, удержаться на плаву реальности. А не бреда.

Будущее явилось краткими сюжетами, сложившимися в беглую хронику миражей:

"мальчуган и две девчонки, ободранные и перепачканные кровью в узких тоннелях…"

"неясный силуэт твари — волка или… жуткого монстра, раздирающего одного за другим воина в боевых формах…"

"странный незнакомец, похожий на эльфа, в окружении паренька и двух девчонок, смутно знакомых — бегут болотными топями, спасаются…"

"за беглецами погоня — эльфы-воины и эльфары с отрядами лучниками, преследуют замученных людей…"

"твари окружили крепость и осажденные отбиваются из последних сил…"

"две армии столкнулись опять после двухлетнего примирения…"

"на холме силуэты фигур, покоренные судьбе, готовые на смерть, во имя мира на Зоргане, во имя — вечной справедливости…"

Сознание окатило ледяным холодом, и Войчек вынырнул из транса.

В голове бред — мыслеобразы перемешались, перетасовались картами.

"Ты узнал все что хотел?"

— Как же, а судьба храма?

"Человек, судьба храма в ваших руках!"

— В наших? И что для этого необходимо сделать?

"Им — ждать смерти. А тебе — спасать будущее!"

— Аллон!!!

Он от неожиданности и напряжения провалился в пропасть, но на этот раз — бессознания…

— Нет, ты только глянь, Крот, свинота вельможная, совсем офонарела! Леса хозяйственные, дороги барские, а они шастают и катаются, почем попадя! Крот, зови шустряка нашего, Клевера, пущай на гербы глянет, что за павлин в наш огород пожаловал?

Тетерев гогот.

Из подлеска показался щуплый малый на дохлячей пятнистой кобыле, поравнялся со взводным и патрульным, загарцевал на месте.

— А ну тихо, Стручок, не видишь, резидента в наших лесах поймали?

— Ре… резиде… резидета?

— Заткни ему пасть, Крот, а то я не выдержу, утихомирю на век!

Клевер позеленел, затем посинел от страха.

— Глянь-ка, хлопчик, на карету расфуфыренную, что посередке моста стоит, часом не узнаешь по гербам, чья она?

"Хлопчик" в сумраке заходящего дня прищурился.

— Да нет вроде, незнакома…

— Ты внимание сосредоточь, бестолочь! В оба проглянь! Проворонишь — шкуру сдерем!

— Заживо! — Поддакнул патрульный.

Клеверок крупно задрожал.

— Явно нездешние, гербов таких не видывал! Остроглазый щит? Нет. Точно не знаю.

На дверцах кареты, что стояла одиноко посреди деревянного моста через Дубравку, красовались по щиту с каждых сторон, а в центре — чудное буркало, то звериное, то человеческое, то — еще чье-то?..

— Хорош, Крот, дело делать надо!

— Надо так надо…

— Ты не заливай, вместе идем!

— Да, понял я, — буркнул враз присмиревший взводный. — Клевер ступай, наших сюда клич, но что б тихо, без единого шороха, понял?

— Ага…

— Я те дам ага!

— Так точно!

— Тише бараны! — Гаркнул на них начальник.

Но как бы не галдели служивые, на мосту стояла тишина, ни движения, ни возни.

Крот отправил вперед Хмеля, Чашку, Штопаного, Булата и Клевера. Карпуху, Крутого и Фартового оставил в прикрытие на арбалетах, чуть что — стрелять! Своих не своих, главное — врага или нечисть к начальству, то бишь к ним, не подпустить.

Их малочисленный отряд, как на ученьях разделился, занял позиции, а те, кто должны идти в разведку боем, тихо и крадучись направились к мосту. Загудели сапоги по бревенчатым колодкам, первыми подошли к карете Чашка со Штопаным. Зашли с двух сторон, откинули полуоткрытые дверцы экипажа. Выставили вперед клинки, обшарили карету снизу доверху. Никого! Ни души! Странно?

Огляделись по сторонам — с противоположного берега Дубравки гробовая тишина, даже птичьего щебета не слышно и зверье молчит. Удивительно!

Крот нутром чувствовал подвох, но не мог понять где?

Чашка скрылся в салоне кареты, разминая задницу на подушках, рассевшись на все сидения.

— Штопаный, залазь, чего крутишься?

— Уж больно тихо!

— Да ну тебя! Говори нашим, нехай прут к нам!

Вояка косо зыркнул на соратника, сплюнул через край моста в быструю реку и поплелся к остальным. Те топтались у банки возничего, разглядывали упряжь и спорили, куда могли подеваться кони? Забрали хозяева экипажа или животина вырвалась, перегрызя сбрую?

— Поди, подгони их, Крот, чего возятся?

Тот недовольно оскалился, но не решился перечить. Повел коня к засевшим на берегу трем арбалетчикам. Свесился с коня и коротко приказал:

— Фартовый, гони на мост, возьми двоих и на ту сторону, проверь кущи и дубраву, сразу, что… труби тревогу, ясно?

— Так точно, взводный!

— Пошел!

Усатый и полысевший воин закинул на спину тяжелый арбалет и шустро, для своих склонных лет, метнулся к бревенчатому мостку.

— А вы растянитесь! — Прикрикнул на Карпуху и Крутого Крот, развернул коня и вернулся к патрульному начальству.

Фартовый отобрал с пятерки троих, самых матерых, пристрелянных — Хмеля, Штопаного и Булата. Молодых и бестолковых еще сосунков — Чашку с Клевером, оставил у кареты, да те и не торопились срываться с насиженных мест. Развалились и вольготно чесали языками.

— Крот, как думаешь, какого лешего их принесло в Земанские леса? Или это Халоут?

— Да какой к бесу Халоут, Вигор! Он по жизни в каретах свой зад не тряс, в повозках или конным гарцевал, да и далеко в чужие угодья, носа своего не сунул, своего леса хватало.

— А то когда было, Крот? Когда Альвинский запрет на земельный раздор не подписывал, а теперь, поди, каждый с гербом и печатью, только спит и мечтает, у кого лишний кусок чернозема отхватить. Времена нынче, взводный, другие!

— Да говорю тебе, Вигор, не Халоут! Кишка тонка у попугая, на гончую верещать.

— Никто указа на военное укрепление границ не отменял…

— Да не будут, Вигор, они грызться за бурьяны да буреломы!

— Отчего же?

— Да просто!.. Ей, Вигор, а где это наша разведка подевалась? Больно долго нету.

— Может того, следов сыскали?

— Может.

Взводный послал коня к Карпухе и Крутому, те насторожено пялились на другой берег Дубравки, на сырой земле невыносимо стало лежать, и потому пришлось подстелить походные палатки и плащи. Осень на Королевский лес наступала, уверено, ближе к столице Королевства Людей уже пошел снег, и начались метели. Здесь пока властвовало тепло, грело солнце, листва с деревьев опадала нехотя, птицы не спешили улетать на юг Зоргана, а лесная живность впадать в спячку. Беззаботная карусель. Яркие краски. Лес спокойно шумел, Дубравка мирно текла, рыбешка еще плескалась, не наигравшись за лето. Благодать!