Хроники Обетованного. Клинки и крылья(СИ)

Насмешливое мурчание послышалось в её голосе - нотки, знакомые Альену по речам другой Сен-Ти-Йи, обладавшей прекрасными струящимися волосами и рожками. Он выстоял, не позволив себя смутить.

- Ну вот ещё... - брезгливо проворчал Ривэн и со вздохом опустил их вещи на песок - видимо, устал держать. Он завернул до локтей рукава рубахи - родной, дорелийского пошива, - так что от прохладного ветра кожа покрылась мурашками. - Кстати, о мешках. Долго мы ещё тут простоим? Или придётся до утра перетаскивать всё это с места на место?

Альен хмыкнул: Ривэн даже теперь может рассуждать деловито не по годам. Практичного супруга найдёт в нём потом какая-нибудь девчонка - лет через десять, когда воришка перебесится и станет степенным мужем.

Если, конечно, у него будут эти десять лет. И если ещё раньше он не превратится в безвольного раба тауриллиан.

- Пока госпожа колдунья не завершит всё, что нужно, отплыть не получится, - сказал он. - Что делать - таков уговор... А что там у тебя, снова еда? - Альен ради интереса приподнял один из мешков и кашлянул, удивившись тяжести. - Ты булыжников туда набросал?..

Ривэн поскрёб в затылке.

- Ну, почти... Я вернулся в ту ночлежку, как мы хотели. Сегодня сбегал... Хозяин никуда не дел агховы статуэтки, продать хотел. Ну, я и...

Стало солоно во рту, и Альен осознал, что уже несколько секунд стоит с больно прикушенной губой. Он забыл о последних работах Бадвагура - позорно забыл, несмотря на их разговор... Вроде бы мелочь, если смотреть широко - но уже давно его не охватывал такой отвратный, до тошноты, стыд.

- Спасибо, что забрал их, - сказал он. - Я...

И тут что-то словно толкнуло его в грудь, в глазах потемнело, и чутьё подсказало: магия. Могучая, древняя магия где-то рядом. Альен инстинктивно выставил мысленную защиту - так резко, что Ривэна отбросило на пару шагов, и он еле устоял на ногах. Потом развернулся к Сен-Ти-Йи, собирая жар силы на кончиках пальцев.

Но старуха всё возилась у кромки воды, словно ничего не случилось. Альен в смятении сглотнул горькую слюну. Берег Гюлеи был пронзительно тих, и звёзды мирно перемигивались в небе - но что-то непоправимо изменилось. Его точно позвали издали - тоскливо, рыдающе, с неизбывной жаждой - и зов этот длился, и длился, и конца ему не было.

- Альен? - Ривэн подкрался и в кои-то веки позволил себе тронуть его за плечо. - Милорд?.. С Вами всё в порядке?

Снова милорд, снова "с Вами"... Погрузившись в странное волнение, Альен нашёл сумел только сбросить ладонь Ривэна и промычать что-то невнятное. Напряжение не отпускало, он по-прежнему слышал зов.

Через пару мгновений удар повторился, и теперь сердце Альена сбилось с ритма - заколотилось, затянуло надсадной болью, как от перебора с вином или снадобьями.

Что-то огненное, манящее, важное звало его, тянуло к себе - оттуда, с берегов, куда вечно рвался Фиенни. Море, серп месяца, мешки с вещами, чумазые скулы Ривэна - всё поплыло перед ним, смешалось в бессвязную кучу. Там, далеко, были белые врата, за которыми гудело пламя древнее всех живущих, древнее фундамента Кинбралана, древнее Долины Отражений, драконов и тауриллиан. Силу и свободу обещал его жар - страшную, нечеловеческую свободу от смерти. Не истина была в нём, но много истин, и вечная игра ими, и вечный перебор карт. Жар предлагал смену масок, и каждая маска легко приживалась, врастая в лицо, а потом так же легко давала себя отбросить. Жар предлагал подчинение или борьбу, предлагал необъятный выбор из тысяч возможностей - игру без правил. Пламя готовилось выбраться из-за белых врат, оно почти лизнуло щёку Альена, он почти протянул к нему руки...

Хаос в его груди бесновался, почуяв наконец свой источник. Порождения открытой им "прорехи" - те, кого Бадвагур называл Саагхеш, - во всём Обетованном замерли, ожидая приказа хозяина.

Альену хотелось смеяться и плакать одновременно. Разрыв в ткани Обетованного до дикости логично совместился с разрывом в нём самом - и всё вдруг стало ясно, всё так, как должно быть. И бедный агх, выходит, погиб не зря; и не зря он так долго мыкался, и так долго страдал о море, и вся эта безумная, бессмысленная круговерть смертей и рождений, и хрустальные звуки лиры под пальцами менестреля, и обжигающе-морозный воздух в ельнике у этого замка (будь он проклят вовеки веков), и Фиенни - учитель, зачем ты оставил меня? зачем мы столько лгали друг другу? - и чужие мысли выдаваемые за собственные и вечная игра королей конопушками армий на карте и строкистрокистроки, чёрные строки на белых листах когда терпеть невмоготу о забери меня отсюда, забери наконец или дай добраться до правды...

- Я чувствую его, - поражённо выдохнул Альен, собирая себя по кускам и выдирая из пламени за вратами. Ещё не время опускаться в него. И ведь именно он должен не пустить это пламя сюда - подумать только, как же всё это нелепо!.. - Представляешь? Я его чувствую.

- Ну ещё бы, - сипло и нервно отозвался Ривэн откуда-то сверху; Альен понял, что от боли в сердце успел свалиться на колени. - Я его даже вижу.

- Что... Я о разрыве, - он зажмурился, справляясь с головокружением. - О разрыве, ведущем в Хаос. Он действительно там, куда мы направляемся, Сен-Ти-Йи не блефует. Я действительно могу его закрыть! Мы нашли его, понимаешь?

Вместо того, чтобы выказать должное восхищение, Ривэн ткнул подрагивающим пальцем в сторону моря. Вот дурачина - ведь Альен только что сообщил, что у его ненаглядной Дорелии есть шанс спастись!..

- А я вот об этом. Старая ведьма хочет затащить нас туда? Серьёзно? Нет, просто скажи мне, она не шутит?..

Альен мутным взглядом проследил за его рукой, медленно поднялся. Волны теперь утробно рокотали и, нарастив новые гребни, жадно заливали берег, чуть не докатываясь до его сандалий. А за ними в клочьях и пены и потёках тёмной воды из глубин поднялась громадная, по-трупному серо-зелёная туша со склизкими щупальцами. С одной стороны щупальца покрывали присоски, с другой - сотни чёрных провалов-глаз, время от времени не в такт мигающих.

Старый знакомый, Дии-Ше. Сен-Ти-Йи вызвала его ещё раз - решила продемонстрировать свою власть над тёмными существами из океана?..

От чудища несло древним колдовством, да и просто - гнилью. Именно эти щупальца не так уж давно громили палубу корабля из серебристого дерева, одновременно руша планы Зелёной Шляпы.

Однако теперь тварь определённо не была настроена на поединки. Она замерла неподалёку от берега - там, где было достаточно глубоко, - и бугрилась под звёздами, точно небольшая гора. Затаилась. Ждала. Альен с неуместным смешком подумал, что будет, если здесь проведёт свою лодочку какой-нибудь припозднившийся рыбак. К счастью, дисциплинированные миншийцы обычно не плавают по ночам, и вся Гюлея уже мирно сопит, помолившись Прародителю.

Сен-Ти-Йи, стоя спиной к ним с Ривэном, воздела узловатые руки; седой пучок окончательно растрепался, утратив остатки чопорности. Под звёздным светом Сен-Ти-Йи как никогда походила на старую ведьму - как ей, собственно, и полагалось.

- Аннган сун лируэ! - выкрикнула она, и Альен узнал слегка искажённый язык Отражений. Что же ещё скрывали от него Фиенни, Старший и другие обитатели Долины? Не пошла ли их зеркально-плавная речь напрямую от речи бессмертных?..

- Что она делает? - в ужасе прошептал Ривэн, пятясь всё дальше - скоро упрётся в земляной вал Гюлеи и, бросив к болотным духам все статуэтки и Альена с его магией, побежит к порту. - Клянусь, я не притронусь к этому... к этому после всего, что было! У нас что, нет другого способа передвижения?

- "Стань кораблём", - перевёл Альен, вслушиваясь в безмолвие, гудящее от колдовства и рокота волн. - Она сказала "Стань кораблём".

Склизкое тело Дии-Ше, подчиняясь чужой воле, стало неспешно изменять форму. Вот застыли и вытянулись щупальца, точно скрюченные параличом (Альен, вздрогнув, вспомнил ноги Дарета). Вот закрылись изредка моргающие глаза - один ряд за другим, повторив форму волн. Вот раздался треск - исподволь, из глубин, - и живые ткани с холодной кровью в несколько минут одеревенели, застыли, покрывшись щепками, чернью и блестящим лаком. Щупальца срослись, прилипли к телу, плоть Дии-Ше вытянулась, в немом порыве стремясь к берегу, и обрела величавую, гладкую неподвижность. Последними появились паруса - непроницаемо-чёрные полотнища, надувшиеся ветром над не менее чёрной кормой.