Хроники Обетованного. Клинки и крылья(СИ)

Словно отвечая на её обличительные речи (жаль - а может, и к счастью - греметь ими Синна решалась лишь в мыслях), разревелся маленький сын одной из дородных, курчавых крестьянок. Синна давно запомнила её в пути: кажется, она тоже из предместий Вианты - возможно, даже из Ариссимы... Немного напоминает Челлу, только раза в полтора меньше.

Мальчик тонко и жалобно повторял, что голоден. Мать, крепко выругавшись (Авьель даже дрогнул бровью), влепила ребёнку подзатыльник, но потом вздохнула и наклонилась, чтобы вытереть ему нос.

- Ну-ну-ну, - быстро забормотала на простонародном кезоррианском, и потом Синна не разобрала несколько фраз. - Перестань плакать, а то отдам тебя степнякам Шайальдэ...

Авьель побледнел, а зрачки у него сузились, высветлив и без того по-тигриному рыжеватую радужку. Когда рядом упоминали Шайальдэ, он казался Синне беззащитным и маленьким, несмотря на свой башенный рост. Точно такой же мальчик, мучимый ночными кошмарами... Ей так и не удалось узнать, оставил ли он в Лоберо семью и друзей. Она бы скорее предположила, что маг жил одиночкой: перебросы его настроения кого угодно вывели бы из себя. Но, так или иначе, то, что Авьель видел там, в день нападения кочевников, до сих пор душило его ночами, заставляло срывать злость на Синне и слегка заикаться в минуты волнения. Просто смешно, если подумать: он благородно спасает жизнь леди, прячет её, всюду сопровождает, достаёт документы на поддельное имя - и при этом зачем-то изводит её и себя унизительными насмешками. Если Синна пыталась как-то выразить свою благодарность или начинала расспрашивать Авьеля о его прошлом, это вызывало только новый приступ гнева и волчьей тоски.

Синна уже привыкла полагаться на мужчин, на их ум и силу, которые всегда, даже без особых стараний с её стороны, почему-то оказывались в её распоряжении. Привыкла считать, что иначе ей просто не выжить - и ничего в этом нет зазорного, просто так уж устроен мир. Её вёл сначала отец, потом Линтьель, потом Ринцо... Каждый из них, включая менестреля, по-своему берёг и уважал её; каждый был чем-то ей дорог.

Но ни один не был так бесцеремонен, как этот волшебник с ореховыми глазами. Ни один не помогал ей (невозмутимо, будто бесполое существо) отмываться от крови, грязи и рвоты после виантского бунта, своими руками притащив таз горячей воды в чей-то хлев, где они спрятались на ночь. Ни один не кормил Синну лепёшками и сыром с зеленью, когда ещё пару дней она не могла поднести ко рту пищу - так судорожно тряслись пальцы от одних воспоминаний. Ни в одном надёжность не сочеталась так странно с беспричинными истериками и мрачной ненавистью.

Ненависть - да, именно она вела Авьеля в Дорелию, на войну с северным королевством. Синна теперь уже видела, что эта ненависть пустила корни в Лоберо, выросла в Вианте и пышно расцвела здесь, среди беженцев на пыльной дороге в гавань Ирпио - или, по названию новых властей, в Город-у-Южного-моря. Авьель со страшным спокойствием, сосредоточенно ненавидел королеву Хелт за развязанную ею войну. Заочно ненавидел. Синна, кажется, сталкивалась с подобным впервые.

Она вообще впервые сталкивалась с такой сложной головоломкой, как Авьель.

Стражник тем временем пропустил ещё одного путника - старого жреца, когда-то служившего богине плодородия Тиэрдис. Синна помнила, что небольшой храм Тиэрдис, обсаженный душным облаком цветов и кустарников, был и в Вианте. Ринцо показывал ей его... Городская беднота, наверное, успела разграбить храм и во славу Прародителя завесить цветы с витражами белыми полотнищами. А может, и вовсе сжечь.

Всё-таки маги Высоких Домов поступили мудро, позволив нищим утолить жажду мести. Прав был Авьель, когда говорил ей это... Теперь простой люд что угодно сделает для своих новых повелителей - а значит, у Хелт появятся новые союзники.

А значит, Дорелии - и отцу - будет ещё сложнее сопротивляться.

- Они, как сто лет назад, пугают детей Шайальдэ, - произнёс Авьель, обращаясь словно к самому себе. - А набеги всё продолжаются... Кажется, что Дома намеренно не пресекают их. Чтобы дать урок непокорным и окончательно подчинить Кезорре себе.

Синна покосилась на него с подозрением: волшебник редко бывал с ней таким разговорчивым (по его, конечно же, меркам).

- В Энторе у тебя будет возможность остановить это, - тихо сказала она. Он покачал головой:

- Чёрная магия... И Хаос. Они по-прежнему здесь, вокруг нас. Дело не в коноводах Шайальдэ: скорее всего, они были просто обмануты теми, кто чуть поумнее.

- А в ком тогда дело? - Синна, притворившись, что зевает, прикрыла рот ладонью и прошептала: - В Хелт?

Авьель долго молчал, прислушиваясь к пению насекомых у дорожной обочины и к бормотанию толпы.

- Может быть. Но вряд ли в ней одной. Думаю, она служит кому-то более сильному - или есть ещё другие звенья... Это цепь зла, которую не размотать одному человеку. Так что нет, - он снова недобро улыбнулся. - Даже в Энторе мне не предоставится возможность всё это остановить. Есть маги талантливее меня и властители могущественнее, чтобы решать такие вещи.

- А для чего тогда ты? - осмелилась спросить Синна. Удалось сделать ещё один шаг - ещё шаг к заветным воротам. Город-у-Южного-моря... Непроизносимо по-кезорриански. Но такова новая политика: имена городов должны быть понятны всем, а не отсылать к древнему языку. Синна слышала, что Вианта теперь называется Городом-у-Красной-реки.

Что ж, по крайней мере, правдиво: в праздник богини Велго река действительно стала красной.

- Чтобы сражаться, - хмуро ответил Авьель, и морщинки у него на виске проступили ещё резче. - И уничтожить как можно больше воинов Хелт. Я хочу расправиться с ними сам, своей магией. Хочу тоже насылать на них иллюзии с оборотнями и монстрами. Хочу видеть смерть в их глазах... Пусть этой борьбе не видать успеха, но то, что творилось в столице и предместьях Лоберо, я не прощу никогда.

Дрожь прошла по телу Синны, пугающая и сладкая. Похожие высокопарные слова она слышала от сотен рыцарей и лордов, но ни один из них не был так честен. Ни один не был настолько мужчиной - больным, озлобленным, нервным мужчиной, который идёт убивать.

- А я хочу это видеть, - севшим голосом сказала она.

- Пропуск!.. - рявкнул стражник.

Авьель и Синна плечом к плечу шагнули ему навстречу.

ГЛАВА VII

Минши, остров Гюлея - океан

Король покидал Гюлею вместе с солнцем - как положено, на фоне густо-рыжего, с розоватыми росчерками заката. На волнах выжидательно покачивался корабль короля, больше похожий на большую крутобокую лодку с жёлтыми парусами. То и дело раздавались тоскливые, монотонно-надломленные крики чаек. Они мешали слушать торжественные речи вельможи-глашатая, который, стоя на сходнях, с отточенно-ораторскими жестами вещал что-то перед толпой. Рядом с ним застыла безмолвная фигура в золотой маске: слово Сына Солнца не так уж просто заслужить, и обычно он пользуется чужими устами, чтобы говорить с подданными.

Альен и Ривэн выбрали место подальше - почти у начала торговых рядов в порту, - и теперь ветер доносил до них лишь обрывки речей. Альена это, впрочем, не слишком расстраивало. Он, скучая, переводил основные мысли, которые и мыслями-то назвать было трудно: набор формул, как всё сказанное в таких случаях. Толпа миншийцев хранила почтительное молчание, отдающее печалью, но не скорбью (хоть в целом провожание короля на новый остров и напоминало Альену похоронный обряд). Тот факт, что Сын Солнца побывал на их земле и даже остался доволен, оказывался важнее его ухода. И в этом, наверное, все миншийцы: умеют осмысленно наслаждаться каждым мгновением сильнее, чем жалеть о его невозвратимости.

- А зачем вон та золотая штука? - тихо спросил Ривэн, указав на блестящий плоский диск, прикреплённый к мачте. Диск (конечно, с расчётом) был повёрнут к солнцу так, что его сияние слепило любого, кто осмеливался смотреть на корабль слишком долго.