Зверь Лютый. Книга 21. Понаехальцы (СИ)

Жить в этом во всём — могу. Но — не хочу. Очень.

«И вы так жить не будете».

Если хрусталь мы изначально делали на продажу, если зеркальца или стеклянные светильники — продавали излишки, то оконное стекло — потребляли сами. По всем нашим строениям пошла «реновация»: вместо обычных волоковых окошечек в две ладони площадью, прорезались приличные, застеклённые.

* * *

Вот теперь я мог выдернуть Фрица, вытащить из сундука его проект моего дворца и, сунув под нос пластину прозрачного стекла, сказать:

– Окна будут вот такие. Размер стекла: 30 на 14 вершков. Размер проёма… в 4… 9 раз больше. Хочу, чтобы было светло! Зимний сад, кабинет эркером, зеркальный зал, французское окно… Но! Чтобы безопасность — соблюдена! Чтобы ни в одно окно — человек влезть не мог! Чтобы их было удобно мыть, чтобы не дуло, чтобы…

Стекло в средневековье — предмет роскоши. Иногда — «низкой», как стеклянный браслет ребёнка в обеспеченной семье. Иногда — «высокой». Как будут венецианские зеркала при дворах коронованных особ Европы. На сотню вёрст вокруг моего города не было ни одного застеклённого окна. Ни одного! Ближайшее — в Муроме. И вдруг — стеклянное окно в каждой избе! Размером больше, чем в палатах княжеских! Воевода Всеволжский — Креза Лидийского за пояс заткнул. Но не жаден — своим людям даёт.

Хочу! Хочу жить по-княжески! Хочу смотреть на свет белый во всяк день! Хочу себе дом со стёклами!

Ещё одна волна слухов о чудесах Всеволжских покатилась по Святой Руси.

Глава 447

К началу сентября «дозрела» самая большая наша печка — металлургическая домница.

Таких в здешней природе нет. Шесть метров высоты, стометровая труба, выведенная по склону Окского обрыва. Тяга в ней…! Шапку уносит!

Начинка — «мусорное» железо. Шлак металлургов Суздальского княжества. Раздробили, смололи в порошок, просеяли, промыли, обжарили с порошком древесного угля из моих реакторов. Ветерок был — хорошо продувал наши аглочаши.

Я даже предположил, что мы не просто так, а металлизированный агломерат сделали. Типа — железорудный агломерат, в котором часть оксидов железа восстановлена до железа в ходе спекания шихты с повышенным расходом твёрдого топлива по методу В.Дэвиса 1958 г.

Прогревали красавицу аж 6 недель. Поставили порог, заделали щель сбоку, засыпали углём до половины и запалили. При закрытом колошнике и фурмах. Потом пошла завалка шихты.

Засыпали колошами смеси агломерата с моим качественным древесным углём, известняка толчёного добавили, окиси марганца из «сортирного» доломита специально наковыряли, воздухозаборник развернули и…

Не надо иллюзий: никто в мире не умеет работать с такой печкой. А уж при неизвестном сырье, с топливом, которое сильно отличается от обычного, с продувкой, которой здесь не бывает…

Короче: я не ожидал от первой плавки ничего приличного.

Прокуй звал меня «на праздник освобождённого труда и металла». А я… я боялся. Обосновывал тем, что буду отвлекать внимание, что народ будет выпендриваться и нервничать в присутствии начальства.

Но если честно… просто страшно. Слишком много было вложено в эту печку, слишком много надежд с ней было связано. И слишком много непредсказуемого.

Терпел-терпел, да и не вытерпел. Пошёл, таки, посмотреть.

Ну, типа, всё путём. Если учесть, что варку железа вижу вживую в первый раз в жизни… в двух жизнях.

В принципе — скучно. На нормальной домне можно хоть какие-то рукоятки подёргать. Кислорода подбавить, газа, там. Или, к примеру, электричества подкрутить. Тут — только заслонку на воздухозаборнике прикрыть да смесь в очередной колоше чуть изменить.

Ребята перекрестились дружно и пошли выпускать. Чего сварилось. В этой нашей… «бляуофене».

* * *

«Бляуофен» — два усеченных конуса, соединенных широкими основаниями; малое сечение верхнего конуса, куда засыпается уголь и руда — колошник, плоскость соприкосновения широких оснований конусов — распар, малое сечение нижнего конуса — лещадь (bottom-stone). Часть конуса между фурмами и лещадью — горн, часть между распаром и фурмами — заплечики. Фурмы — на «аршин с кепкой» выше лещади.

Почему — не знаю, но во всех приличных печках, и на Востоке и на Западе, даже в самых родо-племенных — дуют не от самого дна.

Наша печка не совсем «бляуофен»: заплечики сделаны положе; не доходят до лещади на 1/8 высоты; стены горна выложены почти вертикально, образуя цилиндр. И — «топ-фри», «открытая грудь». Хотя геометрически — совсем не «топ».

У классической «бляуофены» кладка передней стенки начинается с самой лещади. Здесь передняя стена начинается с уровня фурм. Между нижним камнем передней стены — темпелем и лещадью во всю ширину и высоту нижнего горна остается окно; против этого окна снаружи, отступя фута на полтора от передней стены, поставлен порог (dam-stone). Между темпелем и порогом — щель, через которую кочергой очищают нижний горн.

Очертания домны должны соотноситься с качеством руды: руды легко восстанавливаемые и легкоплавкие не требуют долгого пребывания в печи — печки невысокие, заплечики крутые, горн широк; такими будут штирийские бляуофены — в них руда остается всего 6 часов; чем трудновосстановимее руда, тем положе должны быть заплечики; чем трудноплавче руда, тем уже должен быть горн. Сырой горючий материал требует более высокую печь; чем труднее сгорает уголь, тем время пребывания руды в домне больше…

Всё это — мило. Кусочки где-то когда-то читанного, слышанного. Это — «чем… тем…» — прекрасно, если знаешь с чем сравнивать. Для меня — первая плавка. Для моих людей… В «святорусских» домницах таких вывертов нет.

Да не знаю я! И никто не знает! И пока мы сами шишек не набьём…

Когда в нижнем горне чугун и шлак поднялись до уровня фурм — дутье остановили, заделку у темпеля выгребли, всунули в горн рабочий лом (им работают вчетвером). Впихнули под темпель так, чтобы он прошел по лещади до задней стены; налегая на длинный конец лома, встряхивали им — в горне на стенах есть приставшие «жуки» (губчатая масса железа) — их отбили.

Сгребли шлак, спустили по пологу (сделанная из огнеупора, хотя должна быть чугунная, но у нас нету, доска в ширину порога, приставленная к нему наклонно), «нагрели у рыла» (не заделывая у темпеля, пустили дутье минут на 10). Потом, заделав у порога набойку, произвели выпуск чугуна, пробив ломиком, на уровне лещади, глиняную заделку боковой щели.

Вот оно! Потекло! Расплавленное! Неужто — чугуний?!

У смеси железа с углеродом есть свойство: чем доля углерода выше, тем точка плавления ниже. Самое тугоплавкое (1539 ®C) — техническое чистое железо. В РИ металлурги увидели текущее железо только во второй половине 19 века.

Понятие «козёл» — «замёрзший» в печи металл — для металлурга имеет не личностные, а физико-химические свойства. Мы очень старались не допустить «окозления», старательно поддували да подогревали. За что и поплатились.

Из металлоприемника чугун побежал в копеж (место сбоку полога), откуда по борозде в формы, приготовленные в песке. Такие… чугунные «свинки». Надо бы — не в песок, а в изложницы. Пока нету.

В домне за фурмами — ярко-бело, пламя на колошнике — длинное, легкое, красноватого цвета, на конце едва заметен белый дымок.

«Спелый ход» — шихта составлена правильно, сила дутья и нагрев согласованы с составом руды и внутренним очертанием печки, количество засыпаемых угля и руды — в должной пропорции. Восстановление руды полное, в горне чисто, выпуск чугуна делается легко.

Если что-то не так — «сырой ход».

У нас всё идёт красиво. Даже странно как-то. Без «кавардака»: это металл, который течет по борозде медленно, с шумом и искрами, и тотчас застывает в пористую массу.