Рыцарь-чародей

– Да, – кивнул он, – интересно послушать, что еще вы скажете.

– Я жил в северных лесах, ваше величество, неподалеку от Иррингсмаута. Этот город ныне лежит в руинах.

Арнтор снова кивнул.

– Разбойники, называющие свои шайки вольными отрядами, бродят по тем лесам. Они столь же ненасытны и жестоки, как драконы, однако пользуются поддержкой многих, поскольку грабят ваших сборщиков налогов и иногда пытаются защитить людей от ангридов. Позвольте этим людям образовать поистине вольные отряды, а не стоящие вне закона. Научите их обращаться с оружием и выберите рыцарей из их числа. Ваши сборщики налогов приходят редко, но когда приходят, забирают все подчистую, ибо ваши подданные, живущие там, бедны и малочисленны. Позвольте им платить дань установленного размера, не разорительную. Окажите им помощь, обеспечьте4 защиту – и вы увидите, как они будут богатеть и умножать свою численность год от года и станут надежными друзьями вашего престола. Королева Дизизи и короли, пославшие меня…

– Не вправе требовать от вас верности, – перебил меня Арнтор. – А я вправе. Или измена и подстрекательство к мятежу и есть преобразования, которых вы от меня ждете?

– Нет, ни в коем случае, ваше величество. – По глазам Арнтора я видел, что потерпел неудачу, но предпринял последнюю попытку. – Король Ская правит как добрый и мудрый отец, ваше величество, и поэтому мы называем его Вальфатером и почитаем за честь служить ему, даже если поражение неизбежно. Эльфы просят вас также стать отцом своему народу.

Арнтор протянул руку:

– Снимите перевязь, сэр Эйбел. Отдайте ремень, меч и все остальное вашему королю.

Я услышал, как Гейнор тихо ахнула, но подчинился приказу.

– Шпоры можете оставить.

Арнтор подозвал двух рыцарей и сказал, куда они должны меня отвести. Они сопровождали меня с обнаженными мечами, но необходимости в такой мере предосторожности у них не было.

– Здесь никаких королевских пиров, – сказал один из рыцарей, сопроводивших меня в подземную темницу. Он вложил меч в ножны и протянул мне руку. – Я сэр Манасен.

Второй тоже обменялся со мной рукопожатием.

Пока мы разговаривали, подошел тюремщик; Манасен сказал ему, что он должен посадить меня в камеру по приказу короля, но обращаться со мной хорошо, и добавил, что пришлет слугу с едой, одеялами и чистой соломой.

Затем меня заперли в камере со стенами из цельного камня в природном состоянии, смрадной, узкой и очень темной, и оставили одного часов на восемь, наверное. На протяжении всего этого времени я развлекался единственно тем, что мысленно повторял части послания, которые успел передать, обдумывал остальные и пытался представить, не мог ли я выступить более убедительно.

От навязчивых мыслей меня отвлекло появление слуги Манасена, принесшего мне еду, большой мешок чистой соломы и кувшин вина. Отдав мне все, он затеял спор с тюремщиком, потребовав, чтобы меня поместили в камеру с окошком. Тюремщик ответил решительным отказом, заявив, что такие камеры предназначены для особ благородного происхождения.

Я не особо прислушивался к ним, но услышал достаточно, чтобы исполниться решимости заполучить себе камеру с окошком. За столом короля я не успел насытиться и теперь умирал от голода. Присланная Манасеном еда была простой – жареное мясо, большой кусок сыру и яблоко, – но вкусной, и я съел все без остатка.

Я обгрызал сердцевинку яблока, когда слуга удалился, а надзиратель вошел в камеру. Это был дородный мужчина, вооруженный железным ключом не многим короче моей голени, но я знал, что в схватке взял бы над ним верх. Он сел без приглашения, поставил свой фонарь на пол, положил ключ рядом и спросил, не угощу ли я его вином. Я налил ему полную кружку.

– Там, наверху, держатся о вас очень высокого мнения.

– Сэр Манасен и сэр Эрак разговаривали со мной доброжелательно, по крайней мере.

– Когда находишься здесь, внизу, хорошо иметь добрых друзей. – Тюремщик произнес это самым значительным тоном.

– Иметь друзей всегда хорошо, – кивнул я. – У меня было много добрых друзей в Йотунленде и еще больше в Скае.

Упоминание о Скае он пропустил мимо ушей.

– В стране льдов? Вы действительно там были?

– Этой зимой. Поверь, я был рад выбраться оттуда.

– А что, там всё большого размера? Большие коровы и все такое прочее?

– Нет, – сказал я, – только обитатели страны, да и то не все, поскольку ангриды держат рабов из человеческого племени. Под Утгардом есть темница. Я в ней не сидел, но спускался посмотреть. Я не знаю, каковы размеры здешней тюрьмы, но, думаю, в Утгарде она больше, поскольку там все-таки содержатся ангриды.

Надзиратель отхлебнул вина.

– Хотелось бы увидеть.

– Возможно, когда-нибудь увидишь. Это ужасное место, как я сказал, но там сидело очень мало узников. Мне сказали, что король Гиллинг обычно предавал своих противников казни.

Надзиратель потряс головой:

– У нас так не принято, но и наша тюрьма тоже не заполнена до отказа.

– Здесь есть камеры с окошками. Мне бы хотелось сидеть в такой.

Он моментально принял холодный вид:

– Никак нельзя, сэр. Только для знатных узников.

– Я рыцарь.

– Знаю. Этого недостаточно.

– Я готов внести умеренную плату за постой.

– Мы поговорим, когда я допью вино. – И он залпом осушил кружку.

Я вылил в нее остатки вина из кувшина.

– Видите ли, со всеми обращаются по-разному: с одними на один манер, с другими на другой. Знаю, вы меня понимаете. Вот вы, у вас есть друзья. Когда он пришел с соломой и едой для вас, я ж не возражал, как вы заметили. Я впустил малого самым любезным образом, верно ведь?

– Безусловно, и я тебе признателен.

– Я знал, что вы оцените. Вы рыцарь и благородный господин, как видно с первого взгляда. Только я ведь не обязан впускать посторонних. Я мог бы сказать: принеси пропуск от граф-маршала, а там посмотрим. Его хозяину потребовался бы день или два, чтобы получить такой пропуск, но лакей в жизни не получил бы.

Я кивнул.

– Я человек добрый, но также и бедный. Бедный человек, сэр, не может быть добрым задаром.

Дверь моей камеры, находившаяся за спиной надзирателя, оставалась открытой, и желтый свет фонаря падал на противоположную стену коридора. На мгновение огромная черная бесшумная тень заслонила пятно света – и исчезла.

Я спросил, сколько стоит его доброта.

– Всего один скильд в месяц, сэр. Совсем немного, правда ведь, сэр? За один-единственный скильд – заметьте, серебряный, – выдаваемый мне в полнолуние, вы найдете меня добрым и услужливым, сэр. Только перевести вас в камеру с окошком я никак не могу. Граф-маршал, он не разрешит.

– Разрешит. Он часто сюда приходит?

– Раз в две недели, сэр, дабы убедиться, что здесь все в порядке.

– Этого достаточно. Сейчас как раз полнолуние, верно? Кажется, прошлой ночью я видел полную луну.

Тюремщик облизнул губы:

– Да, сэр. Так точно.

– Значит, сейчас самое время внести плату за первый месяц.

– Да, сэр. Или можно выбрать другой срок выплаты, сэр: когда луна на ущербе или во второй четверти – в общем, когда пожелаете.

– Понимаю. – Я кивнул. – Кажется, в септре двадцать четыре скильда?

– Ну да, конечно. – Он снова облизнулся.

– Ты человек слова? Человек чести?

– Да, сэр. Стараюсь быть таким, сэр.

– Только это и может сказать любой из нас. Я сэр Эйбел, как тебе известно. Можно узнать твое имя?

– Фиах, сэр. К вашим услугам.

Я извлек из кошелька одну из йотунлендских золотых монет.

– Здесь больше золота, чем в септре. Но я не знаю насколько и потому готов оценить монету в двадцать четыре скильда. Ты согласен?

– Сперва мне нужно взглянуть на нее.

Я вручил надзирателю монету. Он потер ее о рукав, поднес к фонарю, чтобы золото заблестело, и отдал обратно.

– Вроде с ней все в порядке, сэр. Я попробую достать разменные деньги.

Я помотал головой: