Край Ветров: Пироманс (СИ)

— Ты же сказала, что не куришь.

— Так я и не курю, — ответила Кей, поджигая толстую белую сигаретку. Потом она сунула фильтр в рот и набрала дыма не в легкие, но за щеки и тут же выпустила его вверх. Сизые змейки заструились под потолок.

— Чую присутствие волшебства, — сказала Никс, отлипая от стенки и настораживаясь. — Это что?

— Подарок от друга, — ответила Кей. — От, понимаешь ли, настоящего. Подарок недавний, решила вот с тобой испытать. Нас, типа, сейчас не подслушать.

— Ох не нравится мне, чем это пахнет, — угрюмо пробормотала Никс, отмахиваясь от дыма.

— Да ладно, прикольно! Ванильненько!

— Да не это. Чего ты от меня хочешь… странная женщина?

Говоря слово "женщина" Никс невольно сымитировала интонацию одного друга семьи, и сама себе удивилась. Вот же приставучий говор!

— Я хотела сказать тебе, что похищение твоей сумки в мои планы не входило, — серьезно ответила Кей. — Я сожалею, что не уследила за Анитой. И в качестве, собственно, извинений предлагаю поговорить нормально. Сейчас я тебе все расскажу.

— О, Потерянный, что здесь творится? — вознегодовала Никс. — И тебе что, есть о чем рассказывать? А значит, за ту бумажку и высмеивание меня ты извиняться не хочешь? И за то, что наехала на меня в столовой?

— Да успокойся ты, успокойся, рыжая, — Кей примирительно подняла ладони с зажатой между большим и указательным пальцами левой сигареткой. — Так было надо. Послушай меня.

— Надо?! Кому надо?

— У меня вас таких каждый год по пять штук приезжает из разных дыр, и единственное, что все понимают одинаково хорошо — это сила. Сила и страх. Как иначе прикажешь объяснять зеленым первокурсникам, что колдовать в городе чревато?

— Я и так это знаю! — фыркнула Никс.

— Ага, и именно поэтому спустила белочку с привязи, как только почуяла опасность, — парировала Кей.

— Белочку?

— Магию. Учи язык.

— Ты чокнутая.

— Положим. Вот еще что… как ты поняла, что Анита — того?

— Шизофреничка, в смысле? Ну, симптом знакомый ты назвала же… У меня… товарищ один этим летом психотерапией увлекся, приезжал, рассказывал всякое… Стоп. О чем я. Зачем пугать первокурсников? Зачем так жестко? Нельзя просто взять и объяснить?

— Чтобы выиграть время, — сказала Кей. — Иначе так просто им возьмут и объяснят стаи крашеных за пределами академии. Ни разу не видала черепов на заборах? Это их рук дело, это они обещают вам скорую встречу с их бледной, длинноволосой мамашей. Или у тебя в селе не было ничего такого? Может, у вас еще и телочек к диким ведьмам на осмотр водят, и где-нибудь в глуши алтарь какой диады стоит?

— Змеиная Коса — не село, а поселок! — возмутилась Никс. Потом добавила чуть тише: — Городского типа… И да, у нас нет ни "стай", ни чего-то такого. Люди спокойно себе живут, а вы тут, я так погляжу, в городе с жиру беситесь. Делать им нечего — магов гонять. Мы и так военнообязанные, в случае чего — будем на передовой, как мясо, так они еще и!..

— А ты это им объясни, ага, — хмыкнула Кей, — попробуй им это объяснить между тем прекрасным моментом, в котором будешь выжигать клеймо на роже у одного из них милой своей ладошечкой и следующим, когда они всей толпой тебя таки завалят и будут рвать. И поминай как звали.

Никс нахмурилась и смолчала. Ни о чем таком она, и правда, раньше не слышала. Она много чего успела повидать, но как-то не думалось ей, что опасность типа такой — реальна. А Берса говорила так, как будто бы видела "крашеных" своими глазами. Что не исключает возможности, что Берса выдумывает, фантазирует или бредит.

Никс вздрогнула. Жуткая мысль настигла ее:

— Анита… не могла она?..

— Нет, — отрезала Кей. — Она не маг. Она просто городская сумасшедшая, призрак нашей академии. Ей уже за тридцать. Никто ее не трогает — боятся проклятия. Но это другая история, забей. Не думаю, в общем, что это кто-то из крашеных ее украл.

— Почему ты называешь их "крашеными"? — спросила Никс.

Кей хмыкнула, улыбнулась.

— Потому что они вот так вот, — она провела пятерней по лицу и лбу, и дальше по голове, зачесывая назад темные волосы, — рожи свои прыщавые красят, раскрашивают. Черепа рисуют, или просто что-то мерзкое, или типа страшное — потому их так и называют.

— А они не музыканты, не?

— Не. Увидишь стаю крашеных — сразу поймешь, какие звуки и из чего они собираются извлекать.

— Мне кажется, — сказала Никс подозрительно, — ты снова хочешь меня напугать. Просто чтобы я… испугалась.

— Нет, — отрезала Берса. — Я тебя уже поняла, тебя на слабо не взять. Я сообщаю тебе информацию, выводы делай сама. А, и вот еще что. По сети ходят слухи, мол, на континенте наших бьют как-то систематически. Более систематически, чем раньше, и говоря "наших" я имею в виду именно "наших", если что. Непонятно, правда, кто и зачем, но народ начеку. Неспокойно нынче, короче, и всем, чьи предки имеют отношение к Антарг, нужно спать с битой под подушкой и на мнимое превосходство не полагаться.

— Ужас какой.

— В академии за нами следит Абеляр Никитович и ваши наставники, так что тут относительно безопасно. Но ночью одна не ходи, что ли.

— Теперь все? Я могу идти? — устало и немного раздраженно спросила Никс.

— Да я тебя и не держу.

— И на том спасибо.

День, полный разговоров, ими и кончился. Хозяйкой рекомендованной Рином квартиры оказалась девушка по имени Ирвис Вандерфальк, а потом выяснилось, что и не хозяйка она, а сама тоже снимает.

В отличие от Катерины Берсы, суровой, как железнодорожный шлагбаум и длинной, словно стремянка, Ирвис была, что называется, девочка-девочка, держащаяся, правда, в пределах адекватности. В одежде она предпочитала яркие, тяжелые цвета в контрасте с молочным белым; тонкие руки ее унизывали массивные, поблескивающие стеклянными бусинами браслеты, а по загорелым плечам в беспорядке разметались черные, с лиловым отблеском локоны, кончики которых были похожи почему-то на птичьи перья.

По словам Ирвис, в этой квартире она живет уже три года, а уютом и обустроенностью помещение обязано ей и бывшим соседям. Особой гордостью Ирвис были расположившиеся на подоконниках обеих комнат кактусы разных форм и размеров, но Николу более всего обрадовало обнаруженное на полочке в коридоре зарядное устройство для телефона, подходящее и к ее модели тоже. Ну, хоть однажды удача сработала, как следует!

Далее Никс было предложено уложить свои вещи (которых не было) на тумбочку у одной из кроватей в спальне и идти на кухню, гонять чаи и разговаривать "о прекрасном — о мужиках!".

Николу такое предложение слегка смутило, ведь ей нечего было рассказывать. А то, что было — ну крайне стеснительно. Красиво и достоверно врать она попросту не умела, да и нужды в этом не видела. А потом она поняла, что заявленная тема беседы была шуткой, а по прошествии еще нескольких минут, что не совсем. Волей-неволей ей все же пришлось втянуться в пикантную беседу, хоть и в качестве слушателя по большей части.

Так, она узнала, что на классах по разнообразным парным танцам нынче знакомятся только мальчики, ибо девочек там — толпа, и их можно хорошенько рассмотреть со всех сторон в лучшем виде, прежде чем завязывать разговор, и совершенно безнаказанно; девушки же нынче особо удачливы на военно-спортивных играх, где их, наоборот, мало, да еще и образ женщины-воина во всей своей абсурдности для молодых мужчин удивительно привлекателен. Так же Никс узнала простую житейскую правду, состоящую в том, что с мужиком должно быть лучше, чем без мужика, а после насильно накормлена, кроме плюшек, оставшимся с какого-то торжества тортиком.

Дожевывая пропитанный сладким масляным кремом коржик, Никс осведомилась:

— Так а, получается… Если ты три года тут живешь, то и Рин не все время обучения тут жил? Или он тут уже был, когда ты заехала?

— Да он что жил, что не жил, — ответила Ирвис. — Его иногда неделями не бывало — оно ж звезда, понимаешь, творческая натура. Арендную плату вовремя приносил и ладно, а где он там пропадал — это, как бы, не мои дела.