Выкорчеванная (ЛП)

Я уставилась на него:

— Я взяла ровно столько, чтобы получился приятный запах и размяла их для усиления эффекта. И использовала в точности то же заклятие, что написано на странице.

— Там нет заклятий! Два слога, в которых нет силы…

— Когда я пропела их достаточно долго, они вызвали волшебный поток, — возразила я. — Я пела на мотив «Многие лета», — добавила я. Он покраснел от негодования еще сильнее.

Весь следующий час он допрашивал меня с большим пристрастием о всех подробностях того, как именно я выполняла заклинание, расстраиваясь все сильнее, потому что я едва ли могла ответить на большинство его вопросов. Ему хотелось услышать точное звучание, повторения, хотел знать, насколько близко я была к его руке, точное число веточек розмарина и лимонных шкурок. Я старалась как могла, но даже сделав это, видела, что все не так, и наконец буркнула, пока он что-то нервно записывал на своих листочках:

— Но все это не имеет значения.

Он поднял голову и злобно посмотрел на меня, а я путанно, но уверенно добавила:

— Это всего лишь… путь. Нет одной-единственной дороги, — я махнула рукой в сторону его записок. — Вы пытаетесь найти верный путь там, где их множество. Это как… сходить в лес, — сказала я отрывисто. — Нужно выбрать, в какие заросли кустов и деревьев идти, и каждый раз все по-новому.

С чувством триумфа закончила я, обрадовавшись, что нашла такое удачное и ясное на мой взгляд объяснение. Он лишь бросил перо и гневно откинулся на спинку стула.

— Что за чепуха, — почти со слезами в голосе произнес Дракон, и с растерянным видом уставился на свою руку, словно предпочитал, чтобы скверна вернулась, вместо того, чтобы признать, что мог быть неправ.

Когда я это произнесла вслух, он перевел взгляд на меня… я уже и сама начала терять терпение, чувствуя жажду и жуткий голод одновременно, и до сих пор оставшись в Кристининых обносках, которые спадали с плеча и ничуть не грели. Устав ото всего, я встала, не обращая внимания на его выражение лица и объявила:

— Я ухожу на кухню.

— Отлично, — буркнул Дракон и устремился в библиотеку, но он терпеть не мог оставлять вопросы без ответа. Не успел мой куриный супчик довариться, как он заявился ко мне в кухню, притащив с собой новую книгу — громадную и элегантную, в бледно-голубой кожаной обложке с серебряным тиснением. Он положил ее на стол рядом с кухонной доской и решительно произнес:

— Ну хорошо. У тебя есть тяга к целительству, поэтому она помогла тебе интуитивно найти верное заклинание… даже если ты не можешь отчетливо его припомнить. Это может объяснить твою общую некомпетентность, поскольку целительство самая особенная из прочих волшебных искусств. Я считаю, дела пойдут гораздо успешнее, если мы сосредоточим наше внимание на предметах из области целительства. И начнем мы с простейших заклятий Грошно, — он положил руку на книгу.

— Ни за что, пока не пообедаю, — ответила я, без остановки нарезая морковку.

Он что-то пробормотал вполголоса про упорствующих идиоток. Я и бровью не повела. Пришлось ему довольствоваться тем, что я усадила его за стол и налила тарелку супа с толстым куском крестьянского хлеба, который пекла, мне вспомнилось… аж позавчера. Я провела вне Башни день и ночь. А казалось, прошла тысяча лет.

— Как поживает химера? — между ложками супа поинтересовалась я у него.

— Владимир, к счастью, оказался не полным болваном, — ответил Дракон, промокая рот вызванной из ниоткуда салфеткой. Мне понадобилась секунда, чтобы сообразить, что он говорит о бароне. — Сразу после того, как он отправил ко мне гонца, он постарался заманить тварь теленком как можно ближе к границе, не позволяя с помощью пикенёров ей сворачивать в сторону. Он потерял десяток людей, но сумел подогнать ее к месту, находящемуся всего в часе езды от перевала. Мне удалось быстро ее убить. Она была небольшой — размером с пони.

Рассказ прозвучал довольно угрюмо.

— Ну, так это хорошо? — уточнила я.

Он с досадой посмотрел на меня:

— Все это было ловушкой, — выдавил он, словно объясняя очевидные вещи непроходимому идиоту: — Меня должны были отвлечь как можно дальше, пока скверна не угнездится в Двернике и к моему возвращению поглотит его. — Он снова посмотрел на свою руку, сжимая и разжимая пальцы в кулак. Он сменил свою рубашку на шерстяную зеленую с золотой вышивкой на манжетах. Под тканью руки не было видно. Интересно, остался ли шрам.

— Значит, я все правильно сделала, — решила я.

Его выражение лица было сродни скисшему в летний зной молоку:

— Если можно так сказать, учитывая то, что ты выбросила пятьдесят лет моего труда, вложенного в самые ценные эликсиры, менее чем за один день. Тебе не приходило в голову, что если бы их было так просто достать, то я бы просто раздал с десяток каждому деревенскому старосте и избавил себя от необходимости появляться в долине?

— Но они не стоят дороже человеческих жизней! — парировала я.

— Жизнь перед тобой сейчас не стоит сотни жизней в других местах три месяца спустя, — ответил он. — Послушай меня, простушка. Сейчас в моем дистилляторе готовится еще одно пекло. Я начал его готовить шесть лет назад, когда король сумел выделить мне на это золото, и оно будет готово не раньше, чем через четыре года. Если до того мы израсходуем все мои запасы, как ты считаешь, Росия просто благородно откажется жечь наши посевы, зная, что прежде, чем мы сможем достойно ответить, мы просто начнем умирать от голода и станем умолять о мире? И каждый потраченный тобой эликсир стоит почти столько же. При всем при том, что у Росии есть три волшебника, способных приготовить такие эликсиры, против наших двух.

— Но мы же не воюем! — возразила я.

— Весной начнем, — ответил волшебник, — если они узнают про потраченное пекло, каменный эликсир и изобилие, и, полагаю, у них будет существенное преимущество. — Он сделал паузу и мрачно добавил: — Или они услышат о сильном целителе, способном исцелять скверну, и решат, что скоро, когда ты обучишься, чаша весов сместится в нашу сторону.

Я нервно проглотила ком в горле и уставилась в тарелку. Когда он рассказывал, что Росия может объявить войну из-за меня, из-за того, что я сделала или что они обо мне навыдумывают, это показалось невозможным. Но я вспомнила свой ужас, когда после его отбытия увидела сигнальные костры, зная, как мало я могу сделать, чтобы помочь своим любимым. И все равно я не чувствовала ни малейшей вины за то, что потратила его эликсиры, хотя не могла более делать вид, что всем все равно, выучу я даже одно-единственное заклинание.

— Как вы считаете, я смогу помочь Иржи, когда всему научусь? — Я спросила у него.

— Тому, кто полностью поглощен скверной? — нахмурился Дракон. Затем покорно признал: — Тебе не полагалось смочь и меня-то исцелить.

Я подняла тарелку и допила остатки супа, потом отставила ее в сторону и посмотрела на него через потертый и поцарапанный стол:

— Ну, ладно, — мрачно сказала я, — приступим.

К сожалению, желание овладеть искусством волшебства и успех в овладении им не одно и то же. Простейшие заклятия Грошно полностью меня вымотали, а колдования Метродора не желали колдоваться. Спустя три дня после начала обучения Драконом заклинаниям исцеления, которые все как одно как и прежде выходили у меня неловко и неверно, я утром спустилась в библиотеку в тоненькой книжицей в руке и положила ее ему под нос:

— Почему вы не учите меня по этому? — спросила я у него в ответ на его скривившийся вид.

— Потому что по такому учить невозможно, — буркнул он. — Я едва могу разобрать простейшие заклятья, переведя их в более-менее применимую форму, и ни одно из них не работает. Не смотря на ее широкую известность, на деле она ничего не стоит.

— В каком смысле известность? — удивилась я, оглядев книжечку. — Кто ее написал?

Он скривился и ответил:

— Яга, — сказал он, и я мгновение стояла, застыв и онемев. Старая Яга померла давным-давно, и, хотя о ней было сложено не так много песен и баллад, барды исполняли их совсем неохотно, и то только летом и в ясный полдень. Она умерла и похоронена пятьсот лет назад, но это не помешало ей появиться в Росии где-то сорок лет назад на крестинах новорожденного принца. Шестерых стражников, которые пытались ее задержать, она превратила в лягушек, еще двух волшебников заставила уснуть, а потом подошла к младенцу и долго хмуро его разглядывала. Наконец, она выпрямилась и растеряно объявила: «Ошиблась временем», — и исчезла в облаке дыма.