Выкорчеванная (ЛП)

— Попробуй снова, Агнешка, — сказал он, и залаял собакой. — Давай, попробуй, ближе, ближе!

Кристина громко взвыла и мешком осела вдоль стены на пол. Из ее глаз брызнули слезы. От неудачи стало досадно и тошно. Иржи чудовищно насмехался, и снова дергал кровать в нашу сторону. «Бум — бум!» — стучали по полу тяжелые ножки. Ничего не изменилось. Чаща победила. Скверна была сильнее и наступала слишком быстро.

— Нешка? — тихо с печалью произнесла Кася. Я поднесла тыльную сторону ладони к лицу, и с мрачной решимостью снова сунула руку в сумку.

— Выведи Кристину из дома, — сказала я и подождала, пока Кася поможет женщине подняться и выйти. Та тихо всхлипывала. Кася бросила на меня последний растерянный взгляд, и я постаралась ей слегка улыбнуться, но не смогла справиться со своим ртом.

Прежде, чем приблизиться к кровати, я сняла с себя тяжелую бархатную юбку и обернула ее вокруг лица, закрыв нос и рот тремя — четырьмя слоями ткани, пока едва могла дышать. Потом я сделала глубокий вдох и задержала дыхание. В это время я сломала печать на сером флакончике и брызнула немного каменным эликсиром в ухмыляющееся гавкающее лицо Иржи.

Я вернула стопор на место и как можно быстрее отпрыгнула назад. Он успел вдохнуть эликсир — в его ноздри и рот проник дымок. Его лицо перекосило от удивления, и кожа начала приобретать серый оттенок, уплотняясь. Он умолк: рот и глаза застыли, тело напряглось, а руки и ноги замерли на месте. Вонь скверны начала отступать. По всему его телу пробежала волна окаменения, и в одно мгновение все было кончено. Я покачнулась от облегчения и ужас отступил. В постели лежала просто статуя — статуя, изображающая безумца, чье лицо было перекошено от нечеловеческой злобы.

Прежде, чем выходить, я удостоверилась, что плотно запечатала пузырек, положила его обратно и распахнула дверь. Кася с Кристиной стояли во дворе по колено в снегу. Лицо Кристины было мокрым и безнадежным. Я позвала их внутрь. Кристина протиснулась в узкий дверной проем и уставилась на безжизненную статую в кровати.

— Он не чувствует боли, — пояснила я. — И уверяю тебя, даже не чувствует хода времени. Таким образом, если Дракону известен способ исцелить в нем скверну… — я умолкла. Кристина плюхнулась в кресло — качалку, словно ноги больше ее не держали. Ее голова склонилась вниз. Не знаю, было ли с моей стороны это проявлением милосердия или я уберегла от боли себя. Я не слышала, чтобы Дракон ранее исцелял настолько скверные случаи, как у Иржи. — Я не знаю, как его спасти, — добавила я тихо, — но… возможно Дракон, когда вернется, отыщет. Мне кажется стоит попытаться.

По крайней мере в доме теперь стало тихо, не было слышно завываний и вони разложения. Ужасное выражение непонимания, словно она не могла все это время размышлять здраво, наконец пропало с лица Кристины, и спустя мгновение она обняла живот и опустила на него взгляд. Ее срок был очень близок, и я уже замечала шевеление ребеночка под ее одеждой. Она подняла голову и спросила меня:

— А как коровы?

— Их сожгли, — ответила я. — Всех до единой. — Она снова повесила голову: ни мужа, ни коров, и скоро рожать. Данка, разумеется, постарается ей помочь, но этот год будет тяжелым для всех. Внезапно я спросила:

— У тебя нет платья в обмен на то, что на мне? — Женщина уставилась на меня. — Я едва могу в нем ходить. — Она с большим сомнением передала мне где — то откопанное домотканое платье в заплатах и плащ из грубой шерсти. Я с большим удовольствием сбросила тяжелый бархат, шелка и кружева в кучку рядом с ее столом. Вне всякого сомнения, платье стоило целой коровы, а молоко в деревне еще долго будет цениться дорого.

Когда мы с Касей наконец выбрались на улицу уже начало темнеть. Пожар в стойле продолжал полыхать, отбрасывая огромное оранжевое зарево до другого конца деревни. Дома все еще стояли пустыми. Мороз пощипывал меня сквозь тонкую одежонку, и я была вымотана до предела. Я шла, спотыкаясь, следом за Касей, которая торила для меня тропинку, то и дело оборачиваясь, чтобы подать мне руку и поддержать. Меня грела одна счастливая мысль: мне не нужно немедленно возвращаться в Башню. А это значит, что я могу отправиться к матушке и остаться, пока не вернется Дракон и не придет за мной снова. А куда еще мне податься?

— Его не будет по меньшей мере неделю, — говорила я Касе, — а может, я ему уже надоела, и он разрешит мне остаться. — Последнее мне не следовало озвучивать даже мысленно. — Но не говори никому, — быстро добавила я, и она остановилась, обернувшись, и крепко меня обняла.

— Я была готова уйти, — произнесла она. — Все эти годы… я готовилась быть храброй и уйти, но не смогла пережить того, что он забрал тебя. Словно все, ради чего я жила, было зря, и вроде все по — прежнему, но тебя как будто не было… — она умолкла. Мы стояли, держась за руки. Плакали и одновременно улыбались друг другу, и вдруг ее лицо переменилось. Она дернула меня за руку и потащила за собой. Я обернулась.

Они медленно появлялись из леса размеренным шагом на крупных лапах, которые умеют ступать, не потревожив наст на сугробах. В нашем лесу водились волки: быстрые, поджарые и серые. Они могли унести раненную овцу, но боялись охотников. Эти не были на них похожи. Их мощные, покрытые белым мехом, холки доставали мне до груди. Из их пастей с огромными, заходящими друг за друга клыками, свешивались розовые языки. Они смотрели прямо на нас… на меня… своими бледно — желтыми глазами. Я вспомнила, как Кася упоминала, что первую заболевшую корову покусал какой — то волк.

Их вожак был мельче остальных. Он понюхал воздух в моем направлении и вдруг замотал головой, не спуская с меня взгляда. Из — за деревьев появилось еще двое зверей. Стая рассыпалась, словно он подал им знак, по обеим сторонам от меня, преграждая путь. Они охотились и охотились на меня.

— Кася, — с колотящимся сердцем сказала я. — Кася, беги, немедленно. — Я отняла у нее свою руку и сунула ее в сумку. — Кася, беги! — крикнула я, сняла стопор и швырнула каменный эликсир в приближавшегося вожака.

Вокруг него взвился серый туман, и к моим ногам рухнула большая каменная статуя волка. Оскаленные челюсти, даже окаменев, укусили меня за лодыжку. Еще один волк попал в край облачка. Окаменение охватило его не так быстро, и он еще мгновение скреб передними лапами снег, пытаясь сбежать.

Кася не побежала. Она схватила меня за руку и потащила к оказавшемуся ближайшим Евиному дому. Волки разом взвыли своими мерзкими голосами, осторожно обходя две образовавшиеся статуи, наконец один из них коротко взвизгнул, остальные его послушались, и все вновь устремились в погоню.

Кася втащила нас в ведущую в сад калитку и захлопнула ее за нами. Волки перемахнули через преграду с легкостью оленя. Я не решилась бросать пекло, не имея возможности остановить его распространение, особенно после всего, что я видела сегодня. Оно бы с легкостью испепелило нашу деревню, а возможно и всю долину, и, разумеется, нас двоих. Вместо этого я вытащила зеленый флакон, надеясь, что он сумеет отвлечь внимание хищников на какое — то время, пока мы не спрячемся в доме. Когда я спросила о нем Дракона, тот пренебрежительно ответил, что эликсир помогает расти. Теплый и здоровый цвет содержащегося в нем эликсира казался мне приветливым, в отличие от странно — холодных оттенков других веществ в лаборатории. «Дает многочисленные всходы разнообразных сорняков. Это может быть полезно лишь в случае, если требуется начисто выжечь поле», — пояснил волшебник. Перед эти я думала воспользоваться им для засевания нашего луга после выгорания пекла. Дрожащими руками я открыла стопор и эликсир слегка пролился мне на руки: от него чудесно пахло: здоровьем, чистотой, свежестью, на ощупь он оказался приятно липким, как свежая травка или весенняя, полная соков листва. Волки мчались прямо на нас. Я плеснула жидкость из сложенной чащей ладони по сторонам заснеженного сада.

Из мертвых грядок словно ярко — зеленые змеи взметнулись лианы и опутали волков, толстыми витками закрутились вокруг лап, повалив чудовищ на землю в паре дюймов от нас. Все начало бурно расти будто год промчался за минуту: фасоль, хмель и тыквы. Все росло очень быстро и становилось невероятно огромным. Даже несмотря на то, что волки рвали зубами, грызли и продирались сквозь растения, тем не менее, растительность преградила им дорогу и продолжала расти, становясь больше, и даже отращивая шипы размером с лезвие ножа. Один из волков был буквально раздавлен объятьями стебля, выросшего до толщины дерева, а свалившиеся одна на другую тыквы были так тяжелы, что, треснув, сбили с ног другого волка.