Честь, хлеб и медяки (СИ)

— И не спорь со мной, — Файзулла поднял руку вверх. — Жених должен выглядеть принцем на собственной свадьбе. От сердца отрываю.

Руперт и не спорил — за него уже давно все решили. Что же — пусть будет шелковый наряд амира, который ни он, ни Руперт больше не наденут. Телохранителю следует носить что-нибудь попроще, менее маркое, чтобы ни грязь, ни кровь не была видна. После свадьбы Руперт снова переоденется в свою куртку и штаны, наденет наплечники с шипами — он воин, а не прихлебай, чтобы с господского плеча обноски надевать, хоть и красивые обноски. Он воин им и останется…

— Красавец, — похлопал его по плечу Файзулла, подводя к зеркалу, в котором Руперт отразился в полный рост.

Опять обласкан и приближен к господину. Надолго ли? Он привык служить, а не прислуживать. А амиру Файзулле ибн Басим требуется, похоже, второе.

Руперт равнодушно кивнул и, порывшись в своих вещах, валявшихся на полу бесформенной горкой, извлек оттуда перчатки — за время путешествия он привык к ним, как ко второй коже на руках.

— Брось их, — скривился Файзулла.

— Сразу не получится, — покачал головой Руперт. — Я так долго носил их, не снимая, что вмиг собью ладони в кровь рукоятью меча…

— И меч отставь, — стал настаивать амир.

Руперт снова покачал головой, упрямо навешивая шамшир на пояс, безжалостно сминая дорогую куртку.

— Что же я за телохранитель, — фыркнул презрительно он, — без меча…

Файзулла зыркнул гневно на Руперта, но сдержался — сбить спесь с него он еще успеет. Пройдет время, научится и этот брать еду из его рук, стоя при этом на коленях.

— Пока готовится свадебный стол, — произнес он миролюбиво, — прогуляйся по саду, разыщи невесту — она где-то в гротах прячется от полуденной жары — и вместе с ней возвращайся.

И амир хлопнул в ладоши, давая понять теперь уже своему слуге, а не наемнику, что тот свободен.

Руперт склонил голову и попятился к двери на выход, смиренно сложив руки на груди — надо привыкать к дворцовому этикету…

— Не хочу! — крикнул он в ярко-синее небо.

Чего не хочет, не объяснил бы и себе.

Руперт вынул шамшир из ножен и принялся с остервенением срубать ни в чем не повинные головки цветов, чтобы выместить на них свой гнев и раздражение. Мог отказаться от женитьбы, но он согласился. Если откажется сейчас, то репутации леди Марты будет нанесен непоправимый урон — один жених сбежал, второй просто отказался жениться на ней. Другие претенденты на ее руку и сердце вообще могут не появиться. Ведь явно что-то с девушкой не так.

Руперт присел на каменную скамью, чтобы успокоится и предстать перед невестой с улыбкой на лице.

Он собрался уже встать, чтобы отправиться дальше разыскивать леди Марту, как за плотными зарослями кустарника, витиевато подстриженного садовником, раздались знакомые голоса. Волей-неволей Руперт прислушался: беседовали двое — его невеста и один из охранников дворца.

— Может, я совершенно не хочу замуж, — раздраженно проговорила девушка и, судя по звуку, несколько раз постучала веером или по своей руке, или по руке спутника. — С откуда он только взялся?

— С караваном вернулся, — многозначительно заметил охранник.

— И без тебя знаю, — топнула ножкой леди Марта.

Теперь точно она ударила веером или по плечу мужчины, или по его голове.

— Давай, пока ты не стала его женой, — предложил охранник.

— Как будто меня это остановит, — фыркнула леди Марта.

Руперт поднялся со скамьи и прокрался к кустам, стараясь рассмотреть хоть что-то сквозь переплетенные ветви. Он вынул меч из ножен и, стараясь не шуметь, чтобы не спугнуть парочку, принялся осторожно срезать прутик по прутику.

Лучше бы он этого не делал — открывшаяся картина произвела на него удручающее впечатление. Охранник стоял на дорожке со спущенными штанами — его тощий зад первым бросился в глаза Руперту. Девушка же стояла, согнувшись перед ним. Руперт не сразу понял из-за кустарника, что с ней не так — он видел только ее молочно-белые ягодицы, в которые вцепились пальцы ее спутника, раздвигая их.

— Не промажь, — раздался глухой голос леди Марты из-под кринолина, наброшенного ей на голову. — Твоя дырка та, что выше. Я девушка честная, и не хочу, чтобы ты лишил меня девственности прямо накануне свадьбы.

Мужчина засопел недовольно, но ничего не сказал — он довольствовался и тем, что ему предлагали.

Первым порывом Руперта было желание прорваться аллею сквозь кустарник и поквитаться с изменщицей и ее любовником. Но уже в следующую секунду он передумал — пусть живут. Это с ним что-то не так, раз его предают раз за разом. Это ему недостойно жить.

Он вставил меч в ножны и поплелся вон из парка, а потом из дворца. На выходе его никто не попытался остановить. Кто бы посмел задержать фаворита амира? Город Руперт тоже покинул без проблем — с юноши в королевских одеждах, хоть и пешего, никто не посмел потребовать денег за выход.

Поначалу он долго брел по той дороге, по которой еще вчера вернулся в город, но потом свернул с нее в сторону песков. Там его точно искать не станут — побоятся.

========== Глава 15 ==========

У него некогда было имя. Только что в том толку?

Он никому не назвал бы его. А те, кто помнили его имя, боялись произносить его вслух даже шепотом, дабы не накликать беду на свою голову.

Он стал тем, кем стал — не испытывал страха ни перед оружием, ни перед выжженной землей. Пески тоже не страшили его. Он мог подолгу брести по барханам от одного колодца к другому в поисках чистой воды и достойных соперников. Только последнее время и одно, и второе стали большой редкостью.

Нет, все же воду ему порой удавалось разыскать в крошечных оазисах среди пустыни. Ему некуда было спешить, он всегда подолгу там задерживался, чтобы с любовью вычистить колодец. Это единственное, что он сделал во имя добра. Все остальное совершалось им только во имя зла.

А соперники? Когда-то многие желали с ним сразиться, чтобы избавить мир от него, но с каждой победой он становился все сильнее и сильнее, и равных по силе ему, просто не стало…

Раскаленный воздух дрожал под полуденным адским солнцем, искривляя пространство, создавая миражи и заливая пустыню своим светом от края до края.

Медленно ступая по барханам, брел белый верблюд. На нем, поджав ноги, сидел он. Одет он был просто — рубашка и широкие штаны, завязанные ремешками на лодыжках, поверх них была надета тонкая шерстяная накидка цвета индиго. Грудь перекрещивали две широкие ленты, сплетенные умелыми руками из разноцветных шелковых шнурков, концы которых оканчивались кистями. Обут он был в сандалии на широкой подошве и с загнутыми носами, сделанные специально для ходьбы по песку и по каменистой почве. Завершал наряд синий платок — тагельмуст, который полностью скрывал его лицо. И только некогда темно-голубые, как небо ранним вечером, а сейчас красные от ветра и песка глаза оставались открытыми.

Любой бы сразу понял, перед ним воин, даже несмотря на то, что не видел у него оружия в руках.

Невысоко над ним в выгоревшем от зноя белесом небе парил, расправив крылья, ворон, подыскивая место, где можно спрятаться в тени барханов от палящего солнца — до следующего колодца и настоящей тени еще день пути. Только там они смогли бы отдохнуть и запастись водой для следующего перехода.

— Впереди на песке кто-то лежит, — проговорил ворон, опускаясь воину на плечо.

— Кто там может лежать? — невозмутимо отозвался тот. — Зверь какой-нибудь издох. Труп его не успели сожрать гиены. На много миль вокруг только мы с тобой да Орион, — воин похлопал по спине верблюда, — живые существа в этих проклятых Создателем песках.

— Я тебе говорю, — фыркнул ворон, — на песке кто-то лежит.

— Даже если и лежит, — снова проговорил воин, — то нам что с того? Нам нужен соперник, а не труп его.

— Ты всех извел, — снова фыркнул ворон, опускаясь на верблюда позади воина. — На твоем месте я сам бы взрастил его. Научил всему, что знаешь, а потом с ним сразился.