Силой и властью (СИ)

В те времена страх жил внутри, он походил на длинного холодного червяка, который ворочался каждый раз, стоило подумать, что все вокруг не взаправду, а только кажется: вот сейчас он откроет глаза - и снова увидит школьную спальню, пыльный дворик или темный мокрый подвал деда Бо. Но мало-помалу червяк-страх таял, уменьшался, просыпался все реже и все меньше тревожил, а потом и вовсе пропал. Только Адалан знал - всегда знал неведомо откуда - что это обман, такая червячья хитрость: страх не исчез совсем, просто затаился и маленькой гусеничкой продолжает жить где-то внутри.

Сам хааши Рахун бывал дома не так часто: у магистра ордена Согласия, да тем более, члена Узкого Совета, всегда находились неотложные дела. Вот и в тот раз он проводил домой мальчиков, а сам через пару дней улетел. Вернулся уже по снегу, свалился с неба прямо у порога. Адалан как раз окреп настолько, чтобы выходить на прогулку. Тут-то он и увидел впервые, каковы на вид даахи-звери. Чудовище, раза в полтора крупнее самого огромного силача, какого только можно себе представить, с кожистыми крыльями и пастью, полной зубов, смотрело на него темно-серыми разумными глазами и улыбалось. Рахуна называли Волком, но на волка он был похож столько же, сколько и на большого кота, с пышной белой шерстью и мягкими лапами, прячущими хищные когти. Только ни у волков, ни у кошек не бывает крыльев, острых витых рогов и таких длинных хвостов с твердым шипом на конце!

Рахун сразу перекинулся, винился потом и обещал больше не пугать. Но все равно Адалан несколько дней боялся поднять глаза, боялся говорить с ним и вообще держался как можно дальше. Он и на Ягодку стал поглядывать с опаской, не говоря уже о других даахи селения. Только мама Хафиса по-прежнему не казалась страшной: никак не верилось, что и у нее внутри живет такое чудовище. И лишь когда новорожденная Снежинка - комок белоснежного пуха с тонкими розовыми крылышками и мутными фиалковыми глазками - прямо на коленях Адалана превратилась в самого обыкновенного младенчика, сунула в рот большой палец ноги и счастливо зачмокала, он наконец смог принять двойственную сущность своей новой семьи как должное.

Но никто в Гнездах, ни один самый большой или самый сильный хаа-сар племени, даже старик Ирбис, отец Рагмута, нынешнего вождя, не пугал его так, как испугал этот незнакомец всего-то одним взглядом. Глянул - и все до дна, до самых тайных воспоминаний, страшных и стыдных, вывернул и вызнал. А ненависть, а злоба в его глазах? Нет, не может быть, чтобы все это просто показалось...

Ягодка усмехнулся.

- Т'хаа-сар Фасхил очень сильный, - сказал он, - сильнее всех в Гнездах. Потому что убивал. Никто из наших не отнимал человеческих жизней. Даже из хранителей ордена мало кто познал смерть от своей руки. А Фасхил был на войне, убивал много раз. Бояться его не стыдно, Лаан-ши. Я тоже побаиваюсь.

- А что ему тут понадобилось? Зачем он к нам-то пришел?

- Не знаю. Он с мамой приходил, и ушли они вместе. Мама тебя в обиду не даст, но все равно мне это не нравится. Вот бы догнать, затаиться где-нибудь и все-все вызнать. Только в звериной шкуре меня вмиг поймают, а в человечьей я сам не услышу ничего... Скорей бы отец вернулся, он-то сразу разберется.

Адалан слушал брата, но чувствовал, что и сам уже все понял: т'хаа-сар Фасхил приходил за ним. Не нравилось ему, что человеческий мальчишка поселился в Гнездах, вот он и пришел, чтобы все своими глазами увидеть. Сегодня тиронский хранитель Адалана испытывал, и, кажется, испытание он прошел. Но это не конец - только начало.

Рахун вернулся на третий день. Мальчикам хотелось сразу же пристать с расспросами, но отец с матерью вдруг куда-то пропали и появились снова только поздним вечером - выбрать время для разговора не вышло. А на утро отец поднял их с рассветом:

- Просыпайтесь! Семье нужны запасы на зиму, значит, мужчинам пора на охоту.

На охоту! По-настоящему, как взрослые! Мальчишки так обрадовались, так загордились, что разом забыли и жуткого гостя, и все свои опасения.

Вышли с рассветом налегке - только котелок с кружками-ложками, луки, стрелы да по паре ножей на поясе - и за первый день одолели два перевала. Пешком! Что было понятно для человека, но для даахи казалось самой настоящей глупостью: один Ягодка еще до обеда, наверное, мог сюда слетать и домой вернуться. Всю дорогу у Адалана на языке крутилось спросить, зачем это нужно? Уж не для пропитания семейства точно. Неужели только ради того, чтобы его, бескрылого, сводить в чащу, показать лесную жизнь и позволить подстрелить пару куропаток? Но в пути разговаривать не очень-то выходило - надо было беречь дыхание, а как под вечер разбили лагерь, он свалился на лапник и сразу же уснул. Не то, что про сомнения свои, даже про ужин не вспомнил.

А на следующий день были дикие козы на скалах и орлиное гнездо, а потом пушистый лесной кот, которому они перешли дорогу, были осенние листья, терновые ягоды и орехи, и рыбалка с острогой, и печеная на углях зайчатина - все это было так здорово, так интересно, что лучшего и желать нельзя.

Правда, было тяжело. Адалан терпел, старался ни в чем не отставать от брата, и поначалу у него неплохо выходило, но чем дольше продолжался поход, тем труднее было держаться, не жаловаться и не ныть. И вот наконец силы иссякли. Когда Рахун указал место очередной ночевки, он сел под дерево и понял, что больше ни за что не поднимется. Сначала он просто сидел, подтянув колени к подбородку, и даже ничего вокруг себя не замечал: ни красоты тихого осеннего вечера, ни приготовлений к ужину и ночлегу. А потом задумался. Думалось о том, как долго еще его приемным родителям удастся делать вид, что между ним и другими мальчишками в Гнездах нет никакой разницы? Ведь разница-то с каждым годом становилась все очевиднее... Не заметишь, как тот же Ягодка скажет: оставайся-ка ты дома, Лаан-ши, все равно тебе наши игры не по силенкам... Не со зла, а так, для его же, Адалана, пользы. Невеселые это были мысли. Солнце давным-давно скрылось, а завтра с рассветом его ждет следующий тяжелый переход, и, как знать, хватит ли сил не разреветься на полпути? Пожалуй, куда разумнее было бы лечь и уснуть, а он все сидел, смотрел в глубину леса, темную, таинственную и совсем для него чужую...

Адалан так увлекся своими страданиями, что не заметил подошедшего к нему Рахуна с кружкой в руках. От кружки тянулась струйка пара и медового с острой горчинкой запаха.

- На-ка. Есть не хочешь - понимаю, но это нужно, силы восстановить.

Адалан с благодарной улыбкой взял питье, отхлебнул - отвар ласковой теплой волной прокатился по телу, расслабляя и успокаивая. Белокрылый тоже налил себе из котелка и сел рядом.

- О чем задумался?

- О том, какой я неуклюжий неумеха... и к тому же слабак! - тихо отозвался Адалан. Ему было стыдно и за свою слабость, и за то, что раньше не хватало смелости признать ее вслух - быть может, сейчас не пришлось бы позорно бояться рассвета.

- Устал?

- Так устал, что, кажется, умру сейчас.

- Ну, до этого еще далеко! - засмеялся Рахун и добавил: - Ты молодцом держишься. И остался-то всего один день. Голова Стража - вон она, видишь? Совсем рядом...

Рядом! Это если по небу. А пешком - пожалуй, самый длинный переход за все эти дни. Нет... все-таки не дойдет он, свалится посреди дороги, и будет ему позор на всю жизнь.

- Да уж... я молодец... пока ноги переставляю, Ягодка успевает грибов к ужину набрать.

- Смотри, - Рахун указал в сторону, где, свернувшись калачиком, прямо на траве спал Ягодка, - он тоже устал.

- Еще бы не устал! Он всю дорогу таскает стрелы и оба наших лука. А на последнем склоне еще и меня за руку тащил. Без него я бы точно кубарем вниз скатился.

- Он старше.

- Только не надо рассказывать мне сказки, будто через пару лет я угонюсь за Ягодкой... - Адалан взволнованно потер глаза. - А по-хорошему, вы бы могли вообще взять и улететь домой еще два дня назад, а не тащиться со мной пешком по горам. Вот уж чего я точно никогда не смогу.