Конечная История (СИ)

   После такого происшествия он никоим образом укрываться от моего взора не мог более, что позволило узнать очень много интересного. Он отстроил подземный го­род, населил его истинно верными, не нуждающимися в деньгах и власти жителями, безвольно подчиняющимися ему. Камень раскрылся ему и поведал ему нечто, заста­вившее резко изменить его политику. Он начал выжигать деревеньки, пораженные бо­лезнями, и предотвращать разгорающиеся войны, убивая королей и полководцев. В итоге на Фенроте образовалась одна единая империя Девайль. Мертвые Земли были очищены им же (на них он и опробовал свой непризнанный проект). Ему приходилось убивать многих, но не известно зачем..."

   Глаза Франия засветились огнем, он прожег взглядом д'Эрмиона. Внезапная, рез­кая боль пронзила его мозг.

   - И среди этих многих будете Вы, господин д'Эрмион! Вы здесь по его воле и в его руках ваша жизнь! Вы должны били избрать истинный путь, но пошли путем бес­смысленным и гиблым. Нет света в этом мире, Маркус, как и высшей справедливости. Не пытайтесь воспротивиться. Данная вам вечная жизнь разительно отличается от Его бессмертия именно тем, что Вас можно убить!

   Все поплыло перед глазами д'Эрмиона. В ушах стучала кровь. Свет начал мерк­нуть. Бесчисленные облака растворились в черноте... Ноги подкосились, и он упал на холодный каменный пол бесконечной шахматной доски.

   Альфо, не выпуская меча из рук, бросился к упавшему. Франий, обнажив в злоб­ной улыбке белые клыки, отвесил полупоклон и беззвучно растворился в сером тума­не.

   Альфо опустился на колени и прощупал пульс, правда, левой рукой.

   - Увы, он прав... всегда... но не ему решать сегодня... - прошептал он с легкой улыбкой на губах и вложил в разжатую правую руку лежащего без сознания д'Эрмиона свой меч...

XXVII

   Д'Эрмион отставил перо, отодвинулся вместе со стулом и поднялся из-за стола. За окном медленно садилось солнце. На западе собираются тучи. Будет дождь. Послед­ний, как он чувствовал, для него.

   Склонив голову, он прошел через свою единственную комнату, остановился воз­ле входной двери и вздохнул, бросив взгляд на висящую на крючке потрепанную, усе­янную заплатками шляпу с оборванным наполовину когда-то красным, а сейчас пе­пельно-серым пером. Драгоценных камушков в ней осталось всего два или три. Они помутнели и больше не сверкали ни в каком свете.

   Отвернувшись, он отворил дверь и спустился по двум ступенькам на заснежен­ную тропинку. Ветра не было или был, но очень слабый, так что холод не обжигал. Он медленно и даже неохотно брел по тропинке. Одинокая шляпа своими заплатками гля­дела ему вслед через оставленную открытой дверь. Он не собирался никуда бежать, ибо он устал от этого всего. Он хотел лишь проститься с этой деревушкой, где он мир­но и спокойно просуществовал целую тысячу лет.

   Он обошел ее вокруг, измеряя взглядом каждый встречный домишко. Солнце уже почти скрылось за горизонтом. Он не останавливался ни у одного из домиков. Прохожие желали ему доброй ночи, долгих лет, благодарили за оказанную им когда-то помощь... Он все брел, кивая и слегка улыбаясь им в ответ.

   Он проходил мимо одного из открытых окошек одного из богатых домов де­ревни. Шум и крик, доносящиеся изнутри, его заинтересовали. Он остановился и при­слушался.

   - Ах ты! Собака бешеная! - кричал голос, принадлежащий женщине лет сорока, - Ты чего меня позоришь?!

   - Никого я не позорю, - отвечал ей мальчишеский голос, - испачкал всего-то ру­башку...

   - Не смей дерзить! Это ж надо было в присутствии таких знатных рыцарей, за­шедших к нам на ужин, додуматься и надеть эту...

   Дальше д'Эрмион слушать не стал и спешно поковылял обратно к себе, ибо по­нял, что его судьба уже здесь и ищет его. Нужно закончить повествование, пока есть возможность... А по пути он на мгновение задумался: "И кто кого из них больше позо­рит: он, посадивший пятно на рубашку, или она, кричащая об этом так, что ее слышно в каждом уголке деревни..."

XXVIII

   ...Распластавшись на мягкой зеленой траве, в которой прыгали черные похожие на воробьев, словно игрушечные, птички, он вновь лежал без сознания. Где-то невда­леке весело журчала вода. Светало. Ночная тень медленно, но верно рассеивалась. Немного правее начинался лес, не непроходимый как большинство лесов Фенрота, в которых ежегодно пропадают по сто человек, а совсем небольшой лесок, за негустым переплетением ветвей которого вполне отчетливо прорисовывались очертания какого­-то большего белоснежного сооружения. Время от времени с ветки на ветку перепры­гивали какие-то маленькие серенькие пушистые существа, отдаленно напоминавшие белок.

   С трудом разлепив глаза, встречая постепенно растворяющуюся полутьму, д'Эрмион медленно приподнялся на коленях. Очертания окружения пришли в норму, и он осмотрелся. Установив, что он здесь совершенно один и никакая опасность ему не угрожает, он поднялся в полный рост.

   Вся его одежда вернулась к состоянию, в каком она была в тот момент, когда он шагнул в пропасть. Только грязная зелень травы добавилась на коленях. Опустив взгляд на землю перед собой, он увидел, свою шляпу, смятую, развалившуюся на тра­ве. Слабый, почти незаметный ветерок подергивал ободранное, но все еще красное перо. Он наклонился, чтобы поднять ее, и заметил в траве слабый блеск, в двух-трех шагах от него правее. Подхватив шляпу, он перескочил эти два метра в направлении сверкнувшего предмета. Остановившись, он увидел, что в траве лежал короткий сере­бряный клинок с сияющим сапфиром, встроенным в перекрестье рукояти, испещрен­ный множеством разномастных символов. Он показался ему необычайно знакомым, но он не мог вспомнить, где бы он мог его видеть. Подняв его, он всмотрелся в туманную синеву сверкающего камня. В памяти всплыл образ увиденного им удивительно похо­жего на него самого человека в белом. У него в руках был похожий меч, но только длиннее и более широкий. Д'Эрмион не мог сказать точно, как давно он встретил этого человека, было ли это час назад или уже несколько лет прошло, но он его помнил ясно.

   На ясное утреннее небо, окрашенное в алые цвета поднимающимся из-за гори­зонта солнца, с запада надвигались величественные, наливающиеся свинцом тучи. Пахнул морозный ветер. Древние и совсем молодые деревца дрогнули, трава прижа­лась к земле. Только-только развеявшаяся тьма вновь нахлынула на этот зеленый островок на краю мира. Все только народившиеся тени исчезли в нависшем мраке чер­ных, непроглядных туч. Гром прокатился по земле, отражаясь от откосов горного хреб­та в нескольких километрах от этого места и зависая в воздухе.

   Далеко впереди, там, где, если достаточно приглядеться, просматривается обыч­но живая и сверкающая, но сейчас несколько притихшая река, выросла темная, как и тучи, сопровождавшие ее, человеческая фигура. Словно цепи, при каждом его шаге звякали его стальные сапоги. Все усиливающийся, неистовый ветер, словно шедший по следам его, трепал полы мрачного одеяния. Нацепленная поверх балахона кираса беспрепятственно подпрыгивала при каждом его движении. Да, именно он, виновный абсолютно во всех злоключениях нашего героя, сейчас решительно и скоро прибли­жался к нему. Ошибки быть не могло - единственная в своем роде серебряная маска с зияющей трещиной на правой щеке, скрывавшаяся в тени глубокого капюшона, исто­чала холодное, мистическое сияние. В правой мертвой руке, закованной в стальную перчатку, он сжимал сухой корявый посох с горящим изумрудом в навершии. Удержи­ваемый за рукоять в левой руке его, изумрудный клинок скользил острием по земле, рассекая ее и оставляя пылающий след.

   Грозный повелитель безмолвствующих, он приближался, и вместе с ним на этот маленький равнинный островок земли, отрезанный от внешнего мира лесной полосой, горным хребтом и быстрой рекой, надвигалась тень. Приклонившаяся зеленая трава покрывалась инеем, могильный холод охватывал все живое. Все замирало в смертель­ном ожидании вблизи него, ибо уже своим существованием он нарушал все законы этого мира. Тысячелетний мертвец, обреченный своим собственным желанием на веч­ную жизнь, он должен был исчезнуть с лица земли еще тогда в чаще леса вблизи по­губленной деревушки, но нет... его вечность губит этот мир...