Ослеплённый разочарованием (СИ)

В камеру вошли три фигуры в длинных чёрных хламидах, лица спрятаны глубоко под капюшонами. Один держал в руке кандалы, другой короткий кистень, последний освещал путь факелом.

Они застыли в неожиданности; чтобы понять, куда подевался заключённый, им потребовалось бы всего лишь несколько секунд, но их у них не было.

Он сорвался с решётки, в полёте пробил острым штырём череп единственного вооружённого из тройки надсмотрщиков, ударил коленом в живот врага с кандалами и, дёрнув их, захлестнул руки факельщика. Перехватив горящую палку, он махнул ею по спине согнувшегося в три погибели врага и ткнул древком второго в голову. Он не знал, куда попал, — в глаз ли, в ухо, — под капюшоном не было видно, но фонтанчик крови, выброшенный вслед уходящей деревяшке, показал, что удар прошёл не зря.

Стены тюрьмы лишились покоя; щель сужалась. Он выпрыгнул наружу, оставив в своём прежнем обиталище два трупа и одного почти что мертвеца в занимающейся пламенем хламиде.

Он оказался в небольшом зале. У дальней стены стоял ещё один в хламиде, видимо только что осыпавший ударами плётки рабов, крутящих раздвигающий стены ворот. Сейчас он застыл, то ли от изумления, то ли от испуга, а может и от того, и от другого вместе?

Безымянный воин бросился к нему, намереваясь ударить факелом в живот; почти у самой цели тело его, будто подчиняясь глубинным инстинктам, ушло в сторону от сабли, появившейся из складок хламиды, и безымянный воин упал на пол, проскользив по камням, обдирая спину, но всё же подбил ноги противника. Тот рухнул лицом вперёд, а Безымянный, перевернувшись, ударил его в спину и давил на древко до тех пор, пока не услышал, что оно царапает пол.

Подхватив саблю из руки убитого, воин огляделся. Тяжёлая двухстворчатая дверь, окованная полосами металла, и одна створка немного приоткрыта. Надо бежать. Только освободить рабов.

Безымянный окинул помещение долгим взглядом. Если здесь и есть ключи, найти их будет сложно. Попытаться разрубить замок.

Воин подошёл к вороту и ужаснулся, сразу не поверил своим глазам. Замка не было. Цепь была пропущена через щиколотки людей и обросла их плотью. Оба её конца были прикреплены к кольцу на ручке ворота. Безымянный в очередной раз поразился извращённости и бесчеловечности тюремщиков. Ну, что ж, если он не сможет освободить бедняг полностью… то хотя бы частично!..

Цепь перерубать не пришлось. Воин разрубил ручку ворота. Рабы вышли из-за колеса и, выстроившись цепью, широко расставив руки, пошли на Безымянного воина.

Он увидел в их глазах животный голодный блеск. Только теперь он заметил, как мало они похожи на людей.

Отступив от них, он подобрал плеть с пола и замахнулся на зомби. Страх перед ней крепко укоренился в их сознании, если таковое присутствовало в иссохших мозгах, и это помогло воину.

Отскочив от зомби, он нырнул в открытую наполовину дверь и захлопнул её за собой.

Ещё одно новое незнакомое место. А сколько он их всего знал? Только свою камеру…

Опасность была впереди, и сзади, и вокруг него. Везде … Но он не мог терять время на то, чтобы продвигаться по коридору крадучись, по всем правилам диверсантской науки. А откуда он её, собственно, знает? — мелькнула шальная мысль.

В любую секунду сюда могут нагрянуть те, кто послал чёрнохламидников за ним. Он с ними справится, но потом врагов придёт ещё больше. Надо найти отсюда выход как можно скорее.

Он мчался по коридору совершенно бесшумно; завернув за угол, наткнул на лезвие ещё одного врага, в одиночестве прогуливавшегося по переходам, и затем сделал то, чему раньше помешали зомби.

Сняв с врага чёрные одеяния, Безымянный воин облачился в них, а труп затолкал в тёмный угол. Если найдут — не страшно. Он уже смешается с толпой.

«Не слишком ли ты самонадеян?» — подумал воин. Они смогут отличить его от своих даже по походке…

Безымянный воин шёл по коридору, пока не вернулся к началу пути. Из кольца каменных стен не было выхода, кроме того, что вёл обратно в узилище.

«Интересно, почему нет других камер? Других заключённых? Они что, держали здесь только меня одного?»

Надо вернуться к трупу, с которого он снял одежду. Ведь он должен был пройти через какие-то двери, чтобы попасть в каменное кольцо. Думать о том, что люди в хламидах могут перемещаться мгновенно из одного места в другое, ему отчего-то не хотелось.

Худшие ожидания Безымянного воина не оправдались: в том самом углу, где он спрятал труп, обнаружилась тайная дверь. Причём воину не пришлось ни прощупывать швы, ни искать секретный рычаг. Кто-то толкал дверь с той стороны, но не мог отодвинуть мертвеца.

Безымянный воин пырнул в щель саблей и, отшвырнув труп, распахнул дверь. За ней были ступеньки, уводящие вниз, к телу, завёрнутому в серые тряпки.

Воин собрался было идти, но услышал шаркающие шаги за спиной. Оглянулся; мертвец, с которого он снял одежду, поднялся и, вытянув вперёд руки, шагал, сильно раскачиваясь из стороны в сторону. Безымянный усмехнулся, правда криво, совсем криво, и закрыв за собой дверь, — едва слышно щёлкнули спрятанные замки, — стал держать путь вниз.

Песнопение, никуда не исчезавшее всё это время, умножалось; воин стал уже выделять из общего гула отдельные голоса.

Лестница кончилась; он оказался в маленькой квадратной комнатке, стены которой были завешаны тяжёлыми портьерами. На ткани были выдавлены странные узоры — или карты? — и письмена, незнакомые воину. Он хотя и разучился читать, всё ещё мог отличать свои руны от чужих.

Отодвинув занавеси на одной из стен, он подумал, что вряд ли хочет войти в обнаружившуюся там дверь, — именно оттуда, из-за неё, нёсся гул сотен голосов. Воин качнул головой, стряхивая одолевшую вдруг дремоту, — да, лучше не вслушиваться в это …

Ну что ж, попробуем другие двери… Если они есть…

Они были. За портьерами, в каждой стороне квадрата по одной. Безымянный воин выбрал наугад и толкнул створки. И понял, что попал… Мягко говоря, не туда…

В зале, открывшейся ему, за овальным столом сидели люди в хламидах, но не таких, как у воина, а в серебристых.

Безымянный воин бросился вперёд, — сейчас отступление было равносильно гибели, а так оставался шанс, что он успеет прикончить всех, прежде чем они вызовут подмогу. Рубанув ближайшего врага по шее, он отразил саблей атаку кинжалом и вспорол одеяния нападавшего, — не сомневался, то, что было под ними, тоже. Дешёвый клинок подвёл его в стычке со следующим противником. Переломился при столкновении с декоративной дагой, и для боя-то не предназначенной. Воину ничего не оставалось, как закончить дело голыми руками. Впрочем, нет. Двоим последним он раскрошил кости деревянным стулом.

Утерев пот, — нет, это не пот, а кровь, чужая, — Безымянный воин сел на тот самый стул. Только что он перебил шестерых своих тюремщиков. И это были не простые надсмотрщики, а некто, стоящие на более высокой ступени. Серебристые облачения, — к чему упоминать, что с некоторой поры багровые? — церемониальные кинжалы, кольца, от которых нет свободного места на пальцах. Что делать дальше?

Прежде всего, обзавестись стоящим оружием. Сабля его подвела, кинжалам с позолоченными клинками и рядом инкрустированных в лезвия драгоценных камешков, там где должна быть бороздка для стока крови, он не доверял. Оставалась плётка. Стальная рукоятка, оплетённая кожей, заканчивалась острым шипом. Если утяжелить длинные сыромятной кожи хвосты…

Воин сорвал с шеи мертвеца чёрный камень на цепочке. У остальных есть такие же. Тяжёлые. Были бы ещё так же крепки. Но это он узнает в бою. А пока…

Пять минут он потратил на то, чтобы вплести камни в концы хвостов плётки, для надёжности окрутив их теми же цепочками.

Пересчитал. Шесть из четырнадцати подверглись существенному улучшению.

Четырнадцать? Почему? Каждый удар должен нести врагу боль и неудачу. Пусть их будет тринадцать…