Дороги снов (СИ)

– Пойдем отсюда, Учитель, – я потянул его за рукав, стараясь дышать как можно реже. – Разве это мастер?

– Я Мастер, – важно проквакал старик. – А вы кто, хотел бы я знать?

– А мы те, кому нужно Ваше мастерство, – почтительно поклонился Учитель Доо, больно стиснув мое запястье и заставляя согнуться столь же низко. – Если, конечно, оно не уступает мастерству Вашего уважаемого деда.

– Ха! Я помню Вас! – старик, чуть оживившись, ткнул трясущимся пальцем в Учителя, вызвав во мне волну возмущения фамильярностью жеста. – Заходите.

Вскоре мы воссели на жесткие липучие табуретки в скудно обставленной крохотной комнате для гостей. Чаю нам, конечно, не предложили... очень кстати. Кроме проникающего во все щели тошнотворного запаха, по стенам, затянутым старыми бумажными обоями, сновало не менее дюжины жирных черных тараканов. Пожалуй, я несколько переоценил свою готовность удивляться.

– Что нужно? – спросил старик, достав из кармана перекошенные очки с треснувшим стеклом и водрузив их на длинный костлявый нос.

– Полный комплект одежды для молодого го... человека. Все, от дорожной экипировки до парадного одеяния. О моих потребностях поговорим позже, но они не будут чрезмерными.

– Какие-то особые требования? – старик был собран и деловит, хотя и не перестал вонять.

– Парадное изготовьте в родовых цветах Иса. Остальное Вам должно быть известно.

– Конечно, конечно... – важно кивнул портной, рассматривая меня сквозь мутные стекла. – В записях деда сказано... Молодой человек растет, это тоже нужно учесть. Наши изделия служат долго. И шьем для клиента только один раз.

– Раз в пятьдесят лет, – уважительно поправил Учитель Доо. – Я ведь здесь тоже за этим.

– Хм... поймал! Мало кто знает об этой поправке. Что же, прошу в мастерскую... – старик церемонно указал на щелястую дверь.

В мастерской, на удивление, царил порядок. Конечно, с тем как я вылизал жилую часть нашего дома, его не сравнить, но контраст с остальным окружением был разителен. У вымытого окна два мальчишки-подмастерья скалывали булавками раскроенную ткань. На длинном выскобленном столе блестели лезвия ножниц разных размеров и форм, в большой деревянной чаше покоились кусочки разноцветного мела, а с вбитых в стену гвоздиков свешивались портновские лекала. В углу притаились железные громоздкие агрегаты, заинтересовавшие Учителя Доо. Мастер, в ответ на его удивленный взгляд, немедленно пояснил:

– Швейная машинка для грубой работы. Сами понимаете, шить на руках – дело не быстрое. Да и отпариватель необходим, чтобы проглаживать плотные ткани... Во времена моего деда такого не было, но уж он бы это оценил. Ле Вин! – на зов, аккуратно свернув работу, подскочил самый маленький подмастерье. – Запомни, внук, уважаемых заказчиков. Может быть, – он усмехнулся, – лет через пятьдесят они вновь постучат в нашу дверь.

Мальчишка послушно уставился на нас, и я заметил слабое свечение вокруг радужки его темных как сливы глаз. Ага! Эти портняжки не просто какие-то «интересные» мастера, а одаренные частичкой изнанки... Но почему они живут в трущобах? Почему столь неопрятны? Им нравится терпеть вонь и тараканов? Лучшие мастера столицы обслуживали сестер. Шили и на меня, и делали это неплохо – вон как ревниво скользнули по тесному костюму глаза подмастерья. Портные всегда безупречно выглядели, были надушены и наряжены не без щегольства. Работа настоящего мастера ценится клиентом, они имеют достаточно средств, чтобы не прятаться в темных закоулках. Может быть, не так уж хорошо шьют эти неведомые гении? Я не сдержал скептического смешка.

Тем временем старик водрузил на конторку тяжелую книгу в потертом переплете и на чистой странице начертал сегодняшнее число:

– Как мы должны называть нашего нового заказчика?

– Ученик, – твердо ответил Учитель Доо.

– Месяц его рождения...

Пока Учитель Доо отвечал, я пытался понять, зачем портному столь личные сведения о клиенте и даже хотел потребовать прямого ответа, но Учитель не позволил мне и рта раскрыть. Впрочем, тот вскоре сам пояснил причину неуместного любопытства:

– До последних дней ты почти не рос, а теперь растешь, растешь быстро... – он задумчиво рассматривал мою фигуру, обходя ее по кругу и прикладывая то к спине, то к плечам потертую веревку с навязанными по всей длине узелками. – Кровь Исхода Зимы. Где-то года через три рост увеличится не меньше, чем на тридцать сантиметров... да, закладывать нужно тридцать. Плечи... сюда еще не меньше пятнадцати уйдет, а то и все двадцать. Пояс... бедра... сложение не богатырское, достаточно будет десяти-двенадцати...

Да, я действительно родился в день Исхода Зимы, когда ночи уже совсем не так длинны и темны, а солнце все чаще улыбается из-за туч... но неужели этот факт как-то соотносится с теми прогнозами, которые сделал мастер о моем предстоящем обличьи? Этот тесный костюм был пошит лишь полгода назад, а они обещают, что их одежду я смогу носить и через три? Шарлатанством попахивает.

Портной время от времени подходил к книге и царапал какие-то непонятные закорючки. Судя по тому, с каким любопытством таращился на нас внук портного, он тоже не был посвящен в тайну их значений. Еще раз измерив меня, старик кивком указал на низкий грубый табурет, небрежно задвинутый в угол. Я подавил вспыхнувшее от пренебрежительного жеста возмущение и неохотно присел, ожидая завершения беседы мастера с Учителем Доо. Они неспешно обсуждали подробности моего гардероба, готовя его, казалось, на все случаи жизни, и наставник вполне наслаждался беседой. Заминку вызвал лишь вопрос об обуви.

– Мастер Тэннер? Что Вы! Его семья давно сгинула, – Учитель Доо казался заметно расстроенным таким ответом, но портной утешил, насладившись огорчением в полной мере. – Не волнуйтесь, сапожник у меня есть на примете. Не такой, конечно, как партнер моего покойного деда, но тоже весьма годный... Так. Теперь, уважаемый старый заказчик, займемся Вами... – он потер руки и перелистнул страницы почти в самое начало фолианта.

– Что это было, Учитель? – спросил я, когда мы вышли в переулок. – Кто они? Как тут можно жить? Грязь, вонь, насекомые!.. да тут, наверное, еще и бродяги шастают? И грабители!

Учитель Доо лишь загадочно улыбнулся и пожал плечами. Но когда мы практически подошли к дому остановился и придержал меня за плечо твердой рукою:

– Не смотри на картинку, которую держат у глаз, смотри за нее. И, кстати, не забудь ознакомиться с суммой счета, который выставят за работу. Превосходную работу, смею заверить, – ладонь ободряюще похлопала по плечу. – Эти мастера гениальны в своих экспериментах.

Я фыркнул. Опять какие-то таинственные личности с неизвестными талантами. Посмотрим, конечно, что там сошьют – отчего бы не посмотреть? А сумма счета... когда Иса волновали деньги? Я знал, что эксперименты стоят недешево.

...Неизменно вкусный обед. Неспешная беседа о тонкостях перевода «Песни нарождающегося бытия» на современный бахарский. Залитый солнцем письменный стол в кабинете... Благоговейно переношу на шелк пиктограммы древнего трехстишья, тронувшего сердце:

Проснись, мотылек!

В лунном свете таится

Дыханье Судьбы.

И размываю тушь в виде ночного облака, сквозь которое проглядывает Луна. Одинокий силуэт, не то грустный, не то смиренный, не то мужской, не то женский...

Порыв летнего ветра, напоенный ароматами луга, откинул штору с окна и закрутил по медовым доскам пола маленькие смерчи цветочной пыльцы. В них проскакивают алые, черные искры, как сиянье изнанки в глазах подмастерья портного. Зеркала многократно отразили Ле Вина, несущего ворох ослепительно белых одежд и меня в тесном костюме, с по-прежнему торчащими ушами.

– Нет, так не годится, уважаемый господин, – приговаривал мальчишка, помогая избавится от старого наряда, – Вам предстоит долгий путь, и мы позаботимся, чтобы Вы выглядели достойно... – он отступил шаг назад и удовлетворенно улыбнулся, повернув ко мне зеркало. – Вот!