Священная охота

шлениям: будь у Болесо друг, которому хватило бы мужества воспротивиться самым опасным затеям принца, свернул бы Болесо на кривую дорожку, приведшую его к смерти? Болесо всегда был самым неуправляемым из королевских детей. Может быть, ничто не могло бы его спасти.

Судьи коротко посовещались шепотом и вызвали Улькру; управитель принес клятву говорить правду и приготовился отвечать на вопросы: он заложил руки за сутулую спину и расставил ноги, словно эта воинская поза придавала ему мужество. Вопросы задавались строго по делу: следователи, похоже, уже имели представление о том, что произошло в охотничьем замке.

Насколько мог судить Ингри, Улькра совершенно точно писал события, приведшие к смерти Болесо, которым он был свидетелем. Он не обошел вниманием ни леопарда, ни свои подозрения насчет занятий Болесо запретной магией, хотя и постарался оправдать свое молчаливое пособничество верностью господину. Нет, он не догадывался, что личный слуга Болесо был на самом деле незаконным волшебником Камрилом. (Так, значит, судьи уже слышали о существовании Камрила –уж не от Льюко ли?) В какой-то момент ученый жрец с боковой скамьи молча передал судьям записку, в результате чего управителю было задано несколько особенно точно направленных вопросов.

Неприкрытая мерзость намерений Болесо в отношении Йяды, на взгляд Ингри, была показана совершенно ясно, хоть Улькра и постарался выгородить себя. Судя по тому, как застыло лицо Фары, принцесса впервые услышала точный отчет о последствиях, к которым привело ее решение оставить свою фрейлину в замке. Фара не заплакала от стыда, но ее напряженная поза говорила о многом. «Прекрасно!»

После того как судьи отпустили Улькру и тот со всей возможной поспешностью покинул зал, настала очередь Фары. Ингри, играя роль почтительного придворного, помог ей подняться с кресла и воспользовался этим, чтобы шепнуть:

– Я буду знать, если вы солжете.

Принцесса холодно взглянула на него и прошептала в ответ:

– Какое мне до этого дело?

– Неужели вы пожелаете вложить в мою руку такое оружие, леди?

Поколебавшись, Фара ответила:

– Нет.

– Хорошо. Вы начинаете думать, как подобает принцессе.

Ингри ободряюще пожал Фаре руку, и она с изумлением взглянула на него; изумление сменилось задумчивостью, как будто перед принцессой открылся новый путь, о существовании которого она раньше не подозревала.

Вопросы, заданные Фаре судьями, были краткими и почтительными, насколько это позволяли закон и справедливость. Принцесса отвечала правдиво, хотя, как и Улькра, строила фразы так, чтобы смягчить собственную вину, а описания оснований для своей ревности постаралась избежать, что Ингри счел вполне удачным. Однако самые важные, на взгляд Ингри, свидетельства – то, что требование оставить Йяду в замке исходило от Болесо и было без раздумий выполнено Фарой, а Йяда не являлась ни соблазнительницей, ни добровольной участницей – прозвучали достаточно ясно. Наконец Фару с дипломатичным выражением благодарности судьи отпустили, и