Судьба Убийцы (ЛП)

Нет. Не буди ее.

Я понял, что тяжело опираюсь на Шута. Я поднял голову, чтобы взглянуть на него.

– Мы победили? – спросил он. Его опухшее лицо искривилось в улыбке.

– Бой не закончится, пока ты не выиграешь, – сказал я. Слова Баррича. Слова, сказанные им мне так давно. Я коснулся своей ноги. Теплая и влажная. Я был голоден и хотел пить, и так устал. Но они оба были рядом со мной. Я жив. Все еще истекаю кровью, и в ушах у меня звенит, но я жив.

С другой стороны комнаты Лант ковырял ножом раствор. Пер стоял на коленях на полу рядом с ним и тоже долбил раствор в стыке между камней. Спарк подошла к подставке с инструментами, предназначенными для разрывания плоти, а не камня. Ее верхняя губа скривилась, когда она выбрала одно из черных железных орудий. Я отвел взгляд от этой картины и встретился взглядом с Шутом.

– Я должен пойти помочь им, – сказал он.

– Еще нет.

Он вопросительно взглянул на меня.

– Дай мне минуту. Вы все здесь со мной. Совсем ненадолго, – я вдруг улыбнулся ему: – У меня есть для тебя новости, – сказал я и обнаружил, что все еще могу улыбаться. – Шут, я дед! Неттл родила девочку, Хоуп. Не правда ли, чудесное имя?

– Ты. Дедушка, – он тоже улыбнулся. – Хоуп – прекрасное имя.

Некоторое время мы сидели вместе в тишине. Я был так утомлен, и нам все еще угрожала опасность, но это не умаляло счастья быть здесь, быть живым, с ними. Я устал, и моя нога болела. Тем не менее, со мной было это мгновение. И я погрузился в волчью радость быть здесь и сейчас.

Отдохни минуту. Я буду следить.

Я не понимал, что задремал, пока не дернулся, проснувшись. Меня мучила жажда и ненасытный голод. Пчелка спала рядом, держась за мою руку. Кожа к коже, я ощутил свою дочь как часть себя. Медленно улыбнулся, когда понял, что у нее подняты стены Скилла. Самоучка. Она будет сильной. Я поднял взгляд на Шута. Он был изможден, но улыбался:

– Еще здесь, – сказал он мягко.

Сквозь полумрак я разглядел Ланта, сбросившего рубашку и истекающего потом, хотя было холодно. Они со Спарк и Пером использовали наши захваченные мечи, чтобы выковыривать раствор из части стены. Они сделали отверстие достаточно большим, чтобы просунуть мужскую руку. Камень, который они вытащили, был таким же длинным и широким, как мужское предплечье, но только в руку высотой. Стена была сложена из блоков в шахматном порядке. Им придется вытаскивать три сверху, чтобы достать два нижних. Нужно было вынуть, по крайней мере, шесть, чтобы Пер смог протиснуться в дыру. Я должен пойти помочь. Я знал это. Но мое тело быстро выжгло свои резервы в попытках исцелить ногу. Я посмотрел на повязку. Липкая и засохшая, без свежей крови. Но, вероятно, рана откроется снова, стоит мне подняться.

Лант встал:

– Посторонитесь, – сказал он, и, когда Пер и Спарк послушались, ударил ногой в блок, над которым они работали.

– Еще нет, – устало сказала Спарк.

Пер вернулся к выскабливанию.

– Разве мы не можем сейчас заложить туда один из ваших зажигательных снарядов?

Спарк взглянула на него.

– Если ты хочешь случайно обрушить тоннель с той стороны, я полагаю, мы можем.

Пер усмехнулся и продолжил скоблить раствор.

Мы с Шутом молчали. Из камеры вышел один из заключенных. Он подошел, спотыкаясь, к тому месту, где Пер, Лант и Спарк долбили стыки. Он сказал хриплым мальчишеским голосом:

– Я помогу, если у вас найдется для меня инструмент.

Спарк смерила его взглядом, затем протянула поясной нож, и он начал слабо ковырять линию раствора.

– Я, правда, боялся, что мне придется выбирать между вами, – сказал Шут тихо. Когда я не ответил, он добавил: – Ее сон об олене, пчеле и весах.

– И все же я здесь, и жив, а наши враги отрезаны от нас горой тлеющих камней. Возможно, я все еще Изменяющий и могу изменить предсказания о том, что должно произойти. Я еще не умер и не намерен умирать. Я забираю Пчелку домой, в Баккип. Она будет воспитываться как принцесса, и ты будешь рядом с ней, чтобы учить и наставлять ее. Ее сестра будет ее обожать, и у нее будет маленькая племянница, чтобы с ней играть.

Двое освобожденных Белых встали и направились к подставке с орудиями пыток. Они выбрали себе инструмент и затем присоединились к Ланту, Спарк и Перу, постепенно уничтожая известковый раствор. Ирония происходящего покоробила меня.

– И мы будем жить долго и счастливо? – спросил Шут.

Я смотрел, как сыплется раствор:

– Это мое намерение.

– И мое. Моя надежда. Но слабая.

– Не сомневайся в нас, или мы пропали.

– Фитц, любовь моя, в этом-то и проблема. Я ни капли не сомневаюсь в снах Пчелки.

Я открыл рот, затем призвал здравый смысл и закрыл его. Но когда ужасная мысль посетила меня, я спросил:

– Сосуд с Серебром, который ты взял из каюты. Он достался Служителям?

– Я украл его, чтобы сдержать обещание, – признался он. – А ты что думал? Что я взял его, чтобы использовать самому?

– Я боялся этого.

– Нет. Я даже не привез его с собой. Я сказал Бойо…

Рядом со мной зашевелилась Пчелка. Она подняла голову и вытащила свою руку из моей. Но Скилл, словно тонкая нить, по-прежнему связывал нас. Интересно, почувствовала ли она это. Пчелка глубоко вдохнула и выдохнула, перевела взгляд с меня на Шута. Он улыбался ей, и я не видел, чтобы он так улыбался кому-либо. Шрамы на его лице растягивались, но полуслепые глаза сияли от нежности. Она уставилась на него и прижалась ко мне крепче. Взглянув на него, она прошептала:

– Я видела сон.

Он поднял руку в перчатке и погладил ее по волосам.

– Хочешь мне его рассказать? – предложил он.

Она посмотрела на меня. Я кивнул.

– Я сижу у костра вместе с папой и волком. Он очень старый. Он рассказывает мне истории, а я их записываю. Но мне очень грустно, когда я это делаю. Все плачут, – она закончила: – Я верю, что этот сон очень вероятен, – она перевела обеспокоенный взгляд на меня.

Я улыбнулся ей:

– Для меня этот сон звучит чудесно. Я бы изменил только твою грусть.

Она нахмурилась тому, что я так мало понял.

– Папа, я не загадываю сны. Я не могу их изменять. Они просто приходят ко мне.

Я засмеялся:

– Я знаю. То же самое случается с Шутом. Иногда он так уверен, что сон сбудется, – я пожал плечом и усмехнулся ей. – А потом я делаю так, что он не исполняется.

– Ты можешь это сделать? – она была поражена.

– Он мой Изменяющий. Он меняет вещи. Иногда так, как я никогда не мог и вообразить, – признался Шут с сожалением. – И довольно часто я был благодарен ему за это. Пчелка, есть так много всего, чему я должен тебя научить. Об Изменяющих, о снах, о …

– Прилкоп сказал, что Двалия была моей Изменяющей. Она пришла и изменила мою жизнь. Она изменила меня. Таким образом, она сделала возможными изменения, которые я совершила. А я убила ее. Я убила своего Изменяющего, – она посмотрела на меня. Ее глаза были такие же синие, как незабудки, ее светлые локоны прилипли к голове. – Знаете ли вы, что я убивала людей? И я сожгла все сны, чтобы Служители не могли больше использовать их во зло. Папа, я Разрушитель, – ее слова оставили меня безмолвным. Очень тихим голосом она спросила: – Можешь ты изменить это для меня?

– Ты Пчелка, ты моя маленькая девочка, – сказал я ей с яростью. – Это не меняется. Никогда.

Пчелка резко отвернулась на что-то, и, проследив за ее взглядом я увидел, что к нам медленно приближалась другая заключенная. Ее бледное лицо искажалось от боли, когда она, прихрамывая, наступала на искореженную ногу. – Я видела тебя во сне, девочка, – сказала она, улыбаясь нам обветренными губами. – Ты состояла из пламени. Ты танцевала в огне и принесла войну туда, где войн прежде никогда не было. Огненным мечом ты отделила прошлое от настоящего, а настоящее – от будущего.

Прилкоп направился в нашу сторону с озабоченным выражением лица.

Белая придвинулась ближе:

– Я Кора, коллатор. Я работала в библиотеке с манускриптами, и у меня был свой милый маленький коттедж. Но вот я пролила чернила на старую рукопись. Да, я знала, что должна быть наказана, но также знала, что однажды я вернусь к своим чернилам, перьям и прекрасному пергаменту. К вечерам отдыха за вином и песнями под лунным светом. Но пришла ты и разрушила все это!